«Карлос» Оливье Ассайаса Траектория Ильича

Трехсерийного «Карлоса» впервые показали весной в Каннах, где организаторы были так в него влюблены, что сперва в обход регламента пытались включить в конкурс (но взбунтовался профсоюз кинопродюсеров), потом придумали ему специальный приз (тоже не получилось). Сейчас он фигурирует в каждом третьем списке лучших фильмов года (а вот главный англоязычный специалист по новой волне Ричард Броди разбирает его с позиций неоконсерватизма).

Насчет критических восторгов — тут нужно, увы, делать поправку на магию каннских показов: высидите пять с половиной часов без перекура в «Люмьере», вам тоже захочется найти во всем увиденном высший смысл. Впрочем, насчет «высидеть» — такой проблемы с «Карлосом» как раз нет: он куда более поверхностный, чем пишут о нем в «Нью-Йоркере», но очень эффектный, и вообще — кажется, не самое неуместное кино в эти интересные декабрьские дни.

330 минут экранного времени (существует киноверсия на два с половиной часа, но это для слабаков) потомственный марксист Ильич Рамиес Санчес (Эдгар Рамирес из «Домино», которого, впрочем, не узнать) катается под группу Wire по семидесятнической Европе и Ближнему Востоку, снимая девиц, выпивая, отстреливаясь от полиции и иногда что-то взрывая (первое, второе и третье получается блестяще, последнее, в полном соответствии с историческими фактами, — когда как).

Местами очень похоже на недавний «Комплекс Баадера-Майнхоф», откуда явно позаимствован формат лихого приключенческого кино про тотальную сволочь и весь набор возникающих из-за этого двусмысленностей. Оттуда же — и навязчивая дружба между террором и сексом: большое внимание уделяется члену героя, в финале его поражение как революционера рифмуется с неприятными урологическими проблемами. Что-то взято из содерберговского «Че» (при том, что «Че» и «Комплекс» — конечно, два самых непохожих на свете фильма про революционеров). Например, Ассайас, как и Содерберг, умышленно скользит по поверхности, подает героя как монолитный объект, внутрь которого невозможно, да, в принципе, и не надо лезть. Карлос начинает как борец за идею, заканчивает наемником, абсолютно преображается внешне (сперва он карикатурный супермен, такой Че Гевара, нарисованный Томом Финляндским, в конце — распухший алкоголик с голым брюхом), при этом ни на одном из этапов про него толком ничего не понятно. Есть у него убеждения, нет убеждений, чего ему надо, с чем он борется — бог его знает. Его марксистская риторика звучит одинаково фальшиво что в юности, что на закате карьеры; на человека совсем без принципов он тоже не похож — скорее на жертву запутанного идеологического воспитания и избытка узкоспециальных навыков.

С навыками при этом тоже не все гладко: террор в «Карлосе» вообще показан как занятие смелых, но криворуких любителей. Дармовые советские пистолеты все время клинит, японцы из «Красной армии» мечутся по Гааге, потеряв посольство, которое должны захватить, акции срываются то из-за забытого парковочного талона, то из-за жлобства французов, не пускающих араба без очереди в туалет. Боевики стреляют в израильский «боинг», а попадают в пустой югославский (а пока дозваниваются в «Рейтер», взрыв успевают приписать себе хорватские сепаратисты). Поскольку настоящий Ильич усмотрел в сериале в первую очередь ущерб своей профессиональной репутации (он якобы никогда так не шумел и зря не стрелял в потолок), стоит предположить, что бардак, царивший в антиимпериалистическом подполье, показан как раз максимально достоверно.

Достоверность — вообще главный ассайасовский козырь: имена, даты, аутентичная натура, ни одной звезды в кадре, чтоб не нарушить иллюзию, диалоги на дюжине языков, включая фарси и японский (во второй серии есть красивый выход Юрия Владимировича Андропова — не очень похожего на себя внешне, зато говорящего с абсолютно путинскими интонациями).

В какой-то момент в «Карлосе» произносится хрестоматийная присказка инструкторов по стрельбе, что если хочешь во что-то попасть, оружие должно быть составной частью тела, и на этом принципе, если присмотреться, построен весь фильм: все перестрелки происходят на расстоянии вытянутой руки, так что удар не отличить от выстрела (хуже того, в эротические моменты герой иногда помогает себе то гранатой, то пистолетом ТТ). Это в конечном счете и есть биография человека-пистолета, отсюда и нехватка психологических подробностей, экскурсов в мятущееся сознание и проч. Пистолет никак не меняется, только ржавеет, ему нет смысла лезть в душу — там внутри пружина и чуть-чуть смазки. И то, что это кино о стопроцентном практике, сделанное теоретиком (а «Карлос», как все фильмы Ассайаса, все-таки слишком формальная, по-французски просчитанная штука, чтоб всерьез взволновать, потому он так и нравится специалистам по «нувель ваг»), в конечном счете только на пользу.

У художников убийцы, особенно известные, обычно получаются или идиотами, или романтическими чудовищами, а Ассайас показывает живую, выпивающую, трахающуюся, озабоченную какими-то смутными, никого не волнующими идеалами функцию, которая с удовольствием клацает затвором и считает себя самостоятельной единицей. Простая, но полезная как в бытовом, так и в политическом ракурсе мысль: кто что-то соображает — обычно не убивает (по крайней мере сам), а кто убивает — не соображает в общепринятом смысле ничего. Коэны на ту же тему, конечно, снимали смешнее, но вот всерьез ее, кажется, мало кто так хорошо формулировал.