«Кризис среднего возраста окончательно и бесповоротно преодолен впадением в детство»

— Когда первый сингл выходил, вы говорили, что альбом будет гораздо жестче. Но в итоге получилось не так, по-моему.

— Ну да, он не получился совсем жестким. Другой вопрос что, если говорить о сугубо музыкантских вещах, о технике звукоизвлечения, исполнен он довольно жестко. Ну то есть барабанщик у нас абсолютно хард-роковый — а, как известно, в самой наипоследнейшей эстрадной группе, чтобы она как-то прозвучала, должен быть хард-роковый барабанщик. Но в целом — да, вышли такие солнечные мелодичные песенки. То есть, как обычно, мы обманули свои собственные ожидания. Строили ракету, а получилось — как всегда. (Смеется.) Понятно же, что это все равно неконтролируемый процесс. Как идет, так и идет. Бывают очень разные внутренние движения — четырнадцать из них зафиксированы на альбоме. Хотя я вот как раз сейчас сижу и думаю, что длинновато получилось. Похоже, придется что-то выкидывать. Мы вчера как раз целый день слушали пластинку, пытались составить порядок песен и поняли, что количество музыкальной информации в каждой композиции настолько огромно, что даже нас самих это начинает утомлять к истечению нормального академического часа. 45 минут — и пока. А сейчас минут 69. Что с этим делать — пока не знаю.

— Группа Zorge изначально строилась от вашего объединения с барабанщиком Марком Лаубером. Вот как оно работает? Наверняка же у вас совершенно разный бэкграунд музыкальный.

— Ну разумеется. Я родился и вырос в Советском Союзе, он — в маленьком баварском городе. Мы росли на абсолютно разной музыке. То, что здесь казалось диким и экзотичным, там было совершенно обыденным. Ну не знаю: я, например, всегда ненавидел группу Kiss — а он большой поклонник. Но именно это позволило ему достигнуть того мастерства, которое у него есть. Если бы барабанщик воспитывался на той же музыке, что и я, — на нью-вейве, на Боуи среднего периода, — скорее всего, это был бы не такой хороший барабанщик. Его бы начало тянуть в какие-то электронные штуки, во все, что так или иначе заменяет живое маскулинное участие музыканта в собственном инструменте. У Марка этого нет, он изначально настоящий, классический хард-рокер. Но при этом, что называется, open-minded. Он меня потряс недавно, приходит на репетицию и заявляет: «Слышал Джеймса Блейка? Это же так круто!» От барабанщика такого как-то не ждешь. При этом та самая разница в культурном бэкграунде дала нам возможность мощно играть абсолютно разную музыку. Например, на альбоме много латиноамериканских влияний. Их не так просто распознать, но они есть, люди, которые имеют дело с ударными инструментами, это сразу услышат. Много нетипичных размеров, и все они сыграны вот в этой манере — в том числе потому, что Марк долго работал в составах, которые подобную музыку играли в ресторанах и на вечеринках. И все это очень помогает. Мы же на репетициях много шутим, смеемся, порой такие версии репетируем!.. Если бы народ услышал, смеялись бы вместе, а так, к счастью, вдвоем хохочем. Я просто ненавижу этот жанр — музыкальный КВН, когда такие вещи на публику выносятся. Но на репетиции же это вполне нормально — попробовать исполнить какую-то нежную песню в стиле хеви-метал. Или наоборот. Мы так часто проверяли песни и в Tequilajazzz — и, кстати, продолжением этих экспериментов и стала в свое время группа Optimystica. Тут все работает точно так же.

— При всем при том Zorge ведь — очень русская группа. Марк это чувствует как-то?

— Он всегда говорит, что ему все равно, о чем песни, главное — музыка. Но при этом всегда интересуется, о чем они все-таки. Видимо, это такая немецкая доскональность врожденная. Так что мы все обсуждаем — и это бывает непросто. Когда я ему объяснял, откуда растет песня «Если верить облакам», пришлось рассказывать и про Киплинга, и про колониальную прозу, и про роман «Ким», который тут отправной точкой был. Это какая-то история условного британского шпиона в забытом богом городке где-то на востоке — и это целиком и полностью происходит из тех романов, которые мы все поголовно читали в детстве, а они нет. У них же другая массовая культура совсем — больше комиксов, еще чего-то. Но это все то же идет на пользу, потому что Марк в свою очередь ограждает нас от штампов. Какие-то мелкие фишки, которые нам кажутся в рок-музыке уместными, для него табуированы, потому что это совсем уж расхожее клише позорное. Ну то есть это как если бы Марк предложил ввести в состав балалайку. Так что это очень интересный постоянный диалог. При этом, безусловно, мы группа русская, поем на русском языке и поем о тех вещах, которые меня волнуют как человека, проживающего на данной территории. Марк живет здесь достаточно давно, поэтому по крайней мере знает, о чем речь. Хотя тезис «пора валить» для него неактуален. Он уже свалил и говорит: куда вы все собираетесь, я, наоборот, из этой благополучной Германии приехал к вам, у вас весело и классно!

— Вот вы говорите: детство, Киплинг, приключения — это и есть объединяющий момент альбома? Вы же обещали, опять же, что он будет старомодно концептуальным.

— Знаете, чем дольше я живу, тем, мне кажется, становлюсь глупее. Я сейчас, когда включал компьютер (интервью проходило по скайпу. — Прим. ред.), с ужасом понял, что мне сказать-то нечего. Что я буду говорить в интервью?! Может быть, я впадаю в маразм, может быть, наоборот, — видимо, сказывается еще наличие детей малолетних и растущих, — но единственная вещь, которая меня сейчас интересует по-настоящему, — это детская литература, детское кино и, быть может, детская музыка. Этой пластинкой мы разбираемся с ребенком внутри нас. Это действительно все про приключения; может быть, я таким образом внутренне готовлю себя к главной задаче — написать музыку для детского спектакля или фильма, озвучить пластинку про шпионов, пиратов, про кого угодно из тех, кто интересовал в детстве мальчиков из семей вроде моей. Это запись переходного периода — к окончательному впадению в детство.

— И правда: от «Журнала живого» было ощущение некоторого напряжения, нервяков, эти песни были так или иначе встроены в общество — а тут совсем нет такого. Это совсем выдуманный мир? Он никак не корреспондирует с реальностью вокруг вас?

— Отчасти да — выдуманный мир, который целиком построен на детских фантазиях, книжках, фильмах. Альбом «Журнал живого» был естественной трансляцией кризиса среднего возраста — это нормально, таких книг и пластинок тысяча. Здесь же этот кризис окончательно и бесповоротно преодолен тем самым впадением в детством. При этом мы — ну, я по крайней мере — очень сильно привязан к той среде, в которой мы находимся. 90 процентов того, что я читаю в интернете, — на политические темы. Но мне не кажется уместным говорить об этом посредством музыки.

— Но все равно соотносишь. И получается, что это такой эскапизм — уход в фантазии от реальности, к которой не хочешь иметь отношения.

— Ну, в общем, да. Пресловутый слоган «Пора валить» в этой пластинке прописан очень крупным шрифтом. Да, это чистой воды эскапизм — и это мой сознательный выбор на данный момент. Я все время перемещаюсь, но всегда возвращаюсь в эту страну — и я не уверен, что могу отсюда уехать и продолжать заниматься тем, что я люблю и что, может быть, немножко даже научился делать. Понятно, что это невозможно в другой стране. Но тенденция же есть такая у разумной части населения. И мы не можем ее не замечать.

— При всем том мне показалось, что это довольно буржуазный альбом. Вся эта система координат — самолеты, виски, брют, путешествия; такая эстетика глобал рашн: человек свободно перемещается и везде себя неплохо чувствует.

— Ну брют стоит 160 рублей, я вчера покупал. (Смеется.) Петербуржский завод шампанских вин предлагает такую бутылку, это недорого. Я действительно очень много бываю в разных точках планеты — но я всегда принципиально живу в самых дешевых местах. А что касается буржуазности, то, видимо... Черт! Если б вы знали, насколько я веду антибуржуазный образ жизни. Конечно, люди, которые много перемещаются, обычно являются успешными, имеют на это деньги. Согласен. Наверное, такой момент есть. Но я об этом не думал. С моей точки зрения все выглядит иначе. Я, наверное, являюсь ходячей энциклопедией самых дешевых хостелов на планете и способов дешево по ней путешествовать. Но я не исключаю, что выглядит все так, как вы сказали. В конце концов, мы все хотим показаться немножко более значительными, чем являемся на деле.

— Ну и вообще же пластинка спокойная получилась. Вы как-то тут совпали с мировой рок-музыкой, которая тоже в последнее время утихомирилась.

— Ну это, может быть, временно. У нас сейчас есть огромное количество новых песен, которые мы репетируем, — так они атомные совершенно. Ядерные, агрессивные, кусачие. Но на этом альбоме... Я не знаю. Возможно, музыка и правда не лучший способ транслировать в мир общественные идеи. Как правило, мои друзья и коллеги, действуя совершенно искренне, оказываются в довольно дурацкой ситуации, когда их песни становятся способом высказать какое-то политическое суждение. Пока ты выдумываешь ноты, пока ты их аранжируешь, ты решаешь в первую очередь эстетический вопрос — а все остальное откладываешь. На этой пластинке мы шли исключительно от эстетики — и это тоже форма эскапизма, на самом деле. Мы не постеснялись быть окончательно старомодными. Ввести в альбом крайне непопулярные, несовременные интонации и ноты. Ну вот в песне «Обригадо», например, есть хард-н-хэви-вокализ. Или, скажем: не поверите, но в последнее время много слушал Electric Light Orchestra. Какой дурак в 2011 году будет цитировать ELO, играя в, условно, инди-группе? Да никому это в голову не придет. Это приметы большого стиля, так сейчас не играют, не пишут, не сочиняют, никому это не нужно. В то же время это была замечательная музыка, в этом симфонизме есть очень мощная свобода мысли. В общем, мы ничего не постеснялись, и всего этого мохнатого, безобразного, старомодного дерьма у нас на пластинке огромное количество.

Премьера: Zorge — «Обригадо»

— Все-таки Zorge для вас чем-то отличается от Tequilajazzz, кроме чисто человеческой составляющей?

— Я какое-то время назад выложил в ЖЖ фрагмент готовящегося материала и прочитал замечательный комментарий. Кто-то написал: «Если вся пластинка у Zorge будет такая, это будет лучший альбом Tequilajazzz». И я так к этому и отношусь. Для меня ничего не изменилось. Да, люди другие, — но 90 процентов людей, которые принимали участие в записи альбома Zorge, и раньше с нами сотрудничали. А так — просто то, что не могло продолжаться под старым названием, продолжается под новым, вот и все. Для меня внутренней разницы нет никакой, я чем занимался, тем и занимаюсь. И мне даже забавно, когда я слышу какие-то упреки: ой, это то же самое! Ну да. А что вы хотели. Естественно. Автор-то один. Вернее, какой-никакой посредник между космосом и аудиторией. Вот этот лысый с жиденькой бородкой. (Смеется.)

— У вас довольно мощно сработал этот эксперимент с «Кругами» и сбором денег на запись. (С помощью слушательских пожертвований Zorge удалось собрать 10 тысяч долларов на запись альбома. — Прим. ред.) Вы ожидали, что все настолько получится?

— Честно говоря, в глубине души — да, ожидал. Те эксперименты альтруистического свойства, которые у нас периодически проходили, наводили меня на мысль, что это может получиться. Хотя я не ожидал, что будет прямо 100 процентов. Ну шестьдесят, ну семьдесят. А тут как по сценарию получилось: день в день с концом акции пришла финальная сумма — и даже чуть больше. Но все равно этого не хватило. Мы вот сейчас находимся в процессе поиска издателя, и есть условие — что мы должны послать 682 экземпляра людям, которые перечислили деньги. И судя по всему, делать это придется нам самим. На такой подвиг — напечатать почти тысячу подарочных экземпляров — в текущих условиях кризиса всей системы может пойти только большой лейбл, никак не инди.

— Ну а на вас ответственность не давила? Что вот люди заплатили уже за музыку — и надо им выдать то, чего они ждут.

— Конечно, были какие-то вещи такого свойства. И есть легкое опасение, что кому-то мы даем не то, чего они хотели. Я точно знаю, что многие хотели бы услышать нечто подобное ранним Tequilajazzz — рваный хардкор, ля-ля-ля. И они это все-таки услышат — внимательное ухо найдет в альбоме и такое; с точки зрения ломаных ритмов эта пластинка вообще заткнет за пояс все альбомы Tequilajazzz. А с другой стороны, когда мы объявляли об акции, у нас уже был готов материал и мы были уверены в его качестве. Вообще, я готов к тому, что часть людей будет разочарована. Так всегда бывает. Мы и сами внутри себя делимся точно так же — рано утром мне нравится наше старое творчество, а вечером — новое. Хотя, если честно, я никогда не слушаю наши старые записи.

— Вы же, я так понимаю, по-прежнему внимательно за новой музыкой следите, здешней в том числе. Вам никогда не хотелось кому-то помочь как-то, спродюсировать, может быть, — как ваш партнер по Tequilajazzz с Padla Bear Outfit сделал?

— Упаси господь! Я говорил уже — я чем старше становлюсь, тем глупее. И для меня с каждым годом все более очевиден ничтожный уровень моих профессиональных познаний. Их с трудом хватает на то, чтобы процесс в группе Zorge осуществлять. Я смотрю по сторонам и вижу огромное количество замечательнейших молодых людей, которые на самом-то деле разбираются в музыке гораздо лучше моего. И все, чем я могу помочь, — дать чей-то телефон или замолвить слово о ком-то в интервью. Юноши сейчас настолько крепко владеют материалом, умеют играть на гитарах, у них есть возможность учиться, смотреть в интернете что-то — мне остается пытаться удержаться на плаву. (Смеется.) Никаких продюсерских амбиций нет и быть не может. А групп — много. Но я лучше не буду никого называть, потому что потом сработает французский эффект l’esprit d’escalier: когда, уходя из гостей, ты вдруг вспоминаешь, что надо было сделать и кому ты хотел дать в морду. То есть я кого-нибудь обязательно вспомню — но когда уже будет поздно.

— Знаете, я вот слушал пластинку Zorge и в очередной раз задался вопросом, почему для вас октябрь — такое важное слово. «В полбутылке октября», «окна октября», здесь тоже кое-что про октябрь есть — ну и выходит альбом в октябре.

— Ну я и родился в октябре! Это во-первых, а во-вторых — это самое замечательное для меня время года. Париж — самый красивый на свете город именно в октябре. Я обожаю Петербург в октябре. Вот, собственно, и все.

— А если говорить о Петербурге — и об эскапизме, — вы чувствуете этот город своим по-прежнему? Ощущаете родство?

— Последнее время Петербург модно не любить, к сожалению. И это понятно с чем связано. Родство, конечно, есть, но... У кого же я это читал в интервью? Чуть ли не у Панюшкина в Esquire — мол, если бы позволило финансовое положение, так и жил бы до конца своих дней в гостиницах. Единственное, что я сейчас пытаюсь делать, — ни к чему не привязываться. Ни к жилплощади (у меня нет сейчас своей), ни к квартире, ни к обстановке, ни к мебели, ни к городу, ни к стране, ни к чему. Ну вот разве что к коту. У меня такой же кот, как у вас.

Альбом «Zorge» будет выложен на сайте Kroogi.com в начале октября. Московская презентация пластинки — 21 октября в «Гоголе», петербургская — 22-го в «Главклубе».