Максим Семеляк в гостях у Дэвида Тибета

23 и 24 сентября в клубе Ikra сыграет группа Current 93

«В детстве я жил в Малайзии и собирал марки. Причем весьма странные марки. Думаю, тогда и началось мое увлечение странной музыкой, странным искусством вообще. У меня, например, скопилось невероятное количество украинских марок — все потому, что мне очень нравился герб Украины. Похож на вилку. Ужасно красивый. А рядом с домом, где мы жили, был пустырь — точнее, небольшая пустыня. И вот однажды я нарисовал эту украинскую вилку на листе бумаги, наколол на палку, промаршировал с ней до пустыря, воткнул в песок и крикнул: «Требую, чтобы эта земля была отдана Украине!»

Произнесший эти слова человек по имени Дэвид и по прозвищу Тибет полулежит напротив меня на диване, задрав ноги так, что колени оказываются чуть выше головы. Мы сидим у него дома, в Гастингсе, в маленькой гостиной, заставленной книгами, компакт-дисками, восточными статуэтками. На стенах — живопись Алистера Кроули, а также картинки художника-котолюба Луи Вейна, своего рода Куклачева от изобразительной эзотерики. На видное место водружен только что подаренный мной советский винил «Алисы в Стране чудес». Хозяин всего этого — говорливый, щеголеватый, в клетчатых штанах, татуировки, серьги, взгляд заинтригованного репетитора. В его подвижном лице присутствует что-то от советского киноактера (типа Льва Перфилова, который Гриша-шесть-на-девять). «Дэвид-девять-на-три», — думаю я про себя, пью зеленый чай из кружки, по стенкам которой водят хоровод смеющиеся коты, и смеюсь еще почище тех котов. Ну как, спрашивается, такое может быть? На пластинке про Алису, которую я преподнес, есть фраза: «Чем ворон похож на письменный стол?» Так и здесь — еще минуту назад я не видел ни малейшего намека на связь между Дэвидом Тибетом, коллекционированием марок и Малороссией. И на тебе.

С другой стороны, Дэвид Тибет и сам всегда являл собой своеобразный ребус-фактор. Какая, в самом деле, может быть связь между староанглийским фолком, злопыхательским индастриалом, Мальдорором, котиком, гномиком и распятием?

Ответ — Current 93. Чуть не единственные классики английского андеграунда, которые еще не играли в Москве. Этот церемониальный коллектив двадцать с лишним лет великолепным образом морочил голову всем желающим. Их музыка вечно была сопряжена с самой разнообразной эзотерикой (от религиозных апокрифов до к/ф «Плетеный человек») и оттого приобретала особую утилитарную торжественность. Видения, галлюцинации, идеи фикс — это и было главное достояние этой группы, ее твердая, простите за каламбур, currency. Как и все тогда (Coil, Nurse With Wound etc.), они начинали с шумов, но во второй половине восьмидесятых свернули в акустику с обостренным чувством утерянной традиции — коротко говоря, просто принялись сочинять приличные песни. Разорвавшейся бомбой в той грохочущей компании было никого не удивить, но вот звук лопнувшей струны был определенно в новинку — с годами Current 93 превратились в заслуженных уникумов, штурмующих не секретные обители любви, но самую небесную твердь.

В обширной дискографии Current 93 довольно много муры — неконтролируемые стенания про менструальные ночи, а также беспомощные шумовые коллажи на тему «California Dreamin’» следует за давностью лет подвергнуть жесточайшему пересмотру. Сделать это нужно хотя бы для того, чтобы окончательно утвердиться в рукотворной истине таких пластинок, как «Thunder Perfect Mind», «All the Pretty Little Horses», «Crooked Crosses for the Nodding God», «Lucifer over London», «Faust» и особенно «Sleep Has His House». Последнюю запись лучше всего описывают слова Чехова — «тонкая, едва уловимая красота человеческого горя, которую не скоро еще научатся понимать и описывать и которую умеет передавать, кажется, одна только музыка». Я как могу перевожу эту фразу на английский, но Тибета она, похоже, впечатляет не слишком.

«Да-да, — кивает он, — это что-то типа Милана Кундеры. Невыносимая легкость бытия, ага. Я лично предпочитаю японское выражение «печаль вещей», я привык к нему, когда жил в Японии. Даже записал альбом с таким названием. Все проходит, и я очень ценю красоту меланхолии. Смерть мучительна, но и в ней есть красота, поскольку это переход на иной уровень. Жизнь есть боль, но она полна красоты. Что-то всегда влечет нас на темную сторону. Наша вина заключается в том, что мы не верим в собственную возможность перейти в другое состояние, стать чем-то новым и красивым. И Current 93 — как раз про это, про попытку выйти за пределы, превзойти самого себя. Я верю в то, что все вокруг непознаваемо. Я никогда не смогу по-настоящему узнать тебя, равно как и ты меня. Я не могу сказать, что я знаю себя. Для меня решительно все вокруг составляет большую тайну. И Current 93 для меня — это не более чем попытка понять себя. Это работа над собственным спасением».

Новый альбом Current 93 называется «Black Ships Ate the Sky». Мне всегда казалось, что это вольная калька с песни группы «ДДТ»: «Осень, в небе жгут корабли». Я как-то не решаюсь сообщить о своей догадке Тибету, взамен интересуясь происхождением столь пышной образности.

Д.Т. ухмыляется: «Знаешь, если в детстве прочитаешь шестнадцать раз «Властелина Колец», потом всю жизнь будешь склонен к преувеличениям. Меня всегда очень интересовал эпос. Повествование. «Black Ships Ate the Sky» — это тоже эпос, по крайней мере, так я его замышлял. Галлюцинативный, апокалиптический, патрипассионистский, гностический, телемический — но эпос. Это мое глобальное видение мира. Мне везде мерещатся битвы добра и зла. Наверное, вещи кажутся мне больше, чем они есть на самом деле, ну и наплевать. С одной стороны, меня спровоцировал Толкиен, с другой — Emerson, Lake & Palmer и вообще весь прогрессив-рок. Это и по сей день моя самая любимая музыка. Я думаю, как раз отсюда вся эта вопиющая глобальность. Ты, кстати, видел джексоновского «Властелина Колец»? И как тебе?»

Я признаюсь, что мне фильм не очень.

Тибет подскакивает на своем диване, и я впервые слышу, как он бранится: «Да ты что? Это же п…ц какое хорошее кино! Изумительная картина! Я, б…дь, плакал. А вот Стивен Стэплтон (лидер группы Nurse With Wound, давний друг и соратник Тибета. — Прим. М.С.) ненавидит этот фильм. Все фильмы, которые нравятся мне, он ненавидит, и наоборот. У нас вообще так повелось — я, например, обожаю Jethro Tull, а он терпеть не может». Поостыв, Д.Т. добавляет: «Про меня много чего болтают — что я сатанист, кроулианец, еретик, что я гей и умираю от СПИДа. Зачем эти люди такое говорят? Это же все неправда. Я христианин, я католик. О’кей, у меня есть свои закидоны, однако я разделяю все основные догматы. Я верю в то, что Иисус был распят за наши грехи, я верю, что он воскрес, и я верю, что он вернется. Я верю во второе пришествие. Буквально. Это не метафора, понимаешь? Я не проповедник, мне не нравится, когда люди воспринимают меня как истину в последней инстанции. Я никого не собираюсь уговаривать, я не прошу: Макс, ну пожалуйста, ну прочти это, ну поверь, а то сгоришь в адском пламени. Мне по большому счету плевать — просто лично я считаю, что это правда, и я лично хочу спастись».

Тибет отхлебывает чай и с жаром продолжает: «В сущности, я никто. То есть я, конечно, понимаю, что я культовая фигура, но этот культ существует в настолько крошечном мире! Когда я начинал Current 93, я делал это только для себя и близких друзей. И то, что я делаю, — так может каждый. У каждого есть своя история, своя мифология, свой мир. В Current 93 нет ничего особенного. Current 93 индивидуален в той же степени, в какой индивидуален ты или вон тот человек, который идет по улице. У каждого есть своя история. Другое дело, что ты, как правило, сам не понимаешь, в чем твоя история заключается. И творчество — это и есть попытка понять что-то, объяснить себе самому. Я ведь вообще не планировал собирать группу. Я просто учился в университете и ходил на концерты Throbbing Gristle. Так мы познакомились с Пи-Орриджем — он просто увидел, что я часто хожу на их выступления, и пригласил выпить кофе. Я любил музыку, но я как-то не планировал ее играть — мне просто хотелось вырваться из всей этой грязи, высказать что-то. Я любил панк-рок и одновременно я любил Тэтчер. Не то чтобы я соглашался во всем с ее политикой, но она умела создавать ситуации. Sex Pistols меняли мир, и Throbbing Gristle меняли мир, но ведь и Тэтчер меняла его! Как выражался мой любимый Честертон, человек обязан быть ортодоксом, иначе у него не получится создать свою собственную ересь».

«Что это вы, — говорю, — про Честертона вспомнили? Вы же всегда были больше по части других мыслителей. Кроули, например».

Тибет поджимает губы: «А что Кроули? Я до сих пор его люблю. Первые книги, которые я прочел в жизни, — Библия, Бхагавадгита и Кроули. Я общался с людьми, которые знали его лично, — все говорили, что он был добрым человеком. У него была масса серьезнейших просадок — в частности когда он вдруг заявил, что стал богом. Его погубило собственное эго. Но он по меньшей мере старался. Кроули — боец, а я люблю бойцов. Он мне очень помогал по жизни — я ведь был очень несчастным, когда мы уехали из Малайзии. Я попал в скверную школу — бесконечные свары, все эти сексуальные домогательства, очень было плохо. И именно Кроули дал мне силы и веру в себя».

«Но Кроули умер, а кто из живущих людей для вас авторитет?» — спрашиваю я.

Тибет признается: «В общем-то, все, кого я в жизни обожал, рано или поздно стали моими друзьями или знакомыми — от Стивена Стэплтона до Томаса Лиготти, моего любимого писателя. Я обожаю всех, с кем работаю, тех, кто учит меня коптскому. Из незнакомых мне людей я обожаю Риз Уизерспун и особенно Синди Лаупер. Когда меня спрашивают, с кем бы я хотел поработать, я отвечаю: только с Синди. Но надежды, понятно, мало».

Я смотрю на полки с бесчисленными компактами, я перебираю в руках бирюзовые четки Тайни Тима (великого американского певца-эксцентрика, чьи пластинки выпускал Тибет) и думаю о просветительском пафосе Current 93 — именно благодаря Д.Т. я в середине девяностых годов узнал о существовании того же Тайни Тима, групп Comus, Sand, Mellow Candle, High Tide. Что-то Тибет издавал на своем лейбле, что-то просто публично рекомендовал. Он перепевал «Time of the Last Persecution» Билла Фея, «When the May Rain Comes» группы Sand и народную «Tam Lin», больше известную по версии Fairport Convention. Именно он открыл публике нынешнего фаворита Antony & The Johnsons. Тибет вписывался в чужую музыку и в чужое знание до полного саморастворения. Я спрашиваю: «Вас не смущает, что ваша группа в некотором роде не самостоятельна. Current 93 — это как бы ступень, этап, это своего рода гипертекст, сложная система ассоциаций, отсылающих куда-то вглубь и в стороны. Когда я слушаю ваши библиотечные пластинки, мне хочется узнать больше. Когда я, например, слушаю The Doors, мне ничего больше знать не хочется, и так все ясно».

Тибет парирует: «Во-первых, The Doors — это самая переоцененная группа на свете, просто ужасная, ненавижу The Doors. Впрочем, дело не в них. Я действительно все время ссылаюсь на что-то — будь то мои друзья, моя библиотека, мои детские воспоминания или просто мои галлюцинации. Да, Current 93 — это сложная система кивков. Если меня что-то трогает, я стремлюсь поделиться — не думаю, что в этом есть какая-то ущербность. С другой стороны, я же вообще не музыкант, ни на чем не играю. Ну то есть я могу извлекать какие-то звуки, но я не играю в техническом смысле слова. Мой друг Стэплтон музыкант в еще меньшей степени. Throbbing Gristle тоже те еще виртуозы. Нам всем это было как-то не нужно. Например, Уилльям Беннетт из Whitehouse прекрасно владеет классической гитарой, однако же на своих альбомах он ее никогда не использовал — стыдился, должно быть».

«Как вы вообще выживаете? — спрашиваю я. — За счет чего? Смотрите, когда мне было двадцать с чем-то, я исправно покупал все пластинки Current 93. Нынешние двадцатилетние, по моим наблюдениям, не покупают вообще ничего. Нет, они тоже слушают Current 93, но в сети. Среди моих знакомых нет ни одного человека, кто купил бы ваш последний альбом, все его скачали. Как вам такое положение вещей?»

Тибет пожимает плечами: «Во-первых, многие все еще покупают пластинки. Во-вторых, я издаю не только пластинки, но и книги, у меня издательство как-никак. Концерты, опять-таки. Кстати сказать, я не получаю денег за то, что я выпускаю на своем лейбле Durtro, будь то Baby Dee или Antony & The Johnsons, все деньги идут авторам. Что я могу сказать? Это ж капитализм, надо работать. Мне странно, что люди не понимают простых вещей: если ты не поддержишь любимую команду деньгами, она элементарно загнется по экономическим соображениям. Не знаю, я всегда был фаном по природе своей. Помню, когда я впервые в семидесятые годы увидел MotЪrhead, мне так понравилось, что я подрядился к ним таскать аппаратуру! Ты не смотри, я мелкий, но крепкий. И познакомился с Лемми. И это было для меня счастье. А что до двадцатилетних и до скачивания… Они же сами себя обкрадывают. Не остается никакой тайны. Когда я был молодым, я искал, рыл, и каждый ошметок информации обладал невероятной ценностью. Это было такое счастье — достать что-то неведомое, да того же Кроули! Сейчас ты можешь узнать про все одним нажатием кнопки. Тебе не нужно больше рыть, работать, а это развращает. Я совсем не против высоких технологий — напротив, они меня зачаровывают, все эти новые гаджеты. Как всякий ребенок, я тянусь к сияющим игрушкам. У меня вон и айпод есть, правда, он что-то перестал работать. Просто что-то явно теряется. И я стараюсь себя ограничивать, потому что все эти новые блестящие штучки — они отвлекают от главного. Душа распыляется, а это недопустимо. Часы-то тикают все время, и мы должны успеть сделать нечто очень важное. Второго такого шанса нам не представится — это я точно знаю».

В этот момент раздается стук в дверь. Принесли посылку — винил, компакты и всяческая околотибетовская меморабилия в огромном коробе. Прибыли, в частности, значки. Тибет интересуется: «Значки нужны?» Я говорю: «Не помешают». Он: «Сколько?» Я говорю: «Ну дайте два». Тибет сует мне пять кругляшей с коптскими надписями, потом дарит новую пластинку, потом майку, потом говорит: «Что-то мы заболтались, айда обедать». В дарственной суматохе он наступает на собственные очки. Недолго чертыхается, затем добавляет: «Хорошо, что я купил сразу пять штук». В доказательство достает полдесятка одинаковых очешников с затейливыми (так и хочется сказать — кроулианскими) вензелями.

Вместе с Тибетом и его женой мы выдвигаемся в отличное копеечное кафе на берегу моря, едим треску с картошкой и толченым горохом, обсуждаем нелюбовь Д.Т. к Сиду Барретту и любовь Д.Т. к группе Rush, после чего виновник торжества вызывается проводить меня до вокзала. Мы проходим мимо детского развлекательного комплекса — карусели, автоматы, в общем, игровой мешок. В пущенной по кругу машине едет небольшой крокодил. «Вот так, между прочим, и выглядит ад», — весело сообщает мне основатель Current 93. У светофора он вдруг заявляет: «Расстанемся здесь. Я никогда никого не провожаю до станции». Тибет стискивает меня на прощание, словно даря возможность убедиться в правоте слов «мелкий, но крепкий», и мы разбегаемся в разные стороны.

И тут происходит странная вещь. Среди вполне ясного неба раздается довольно ощутимый гром. Я поднимаю глаза и вижу, как небо над моей головой поочередно окрашивается красным, синим и белым, и за этой вспучившейся гуашью что-то такое вздымается. На доли секунды мне кажется, что Дэвид Тибет не ошибся и накаркал-таки свои черные корабли. Я даже, признаться, успеваю пустить небольшую апокалиптическую слезу, как вдруг из-за красно-сине-белых дымов выныривает учебная армада из пяти востроносых самолетов. Нарисованные ими воздушные петли медленно рассеиваются, грохот быстро сходит на нет. Утерев непрошеную апокалиптическую, я оборачиваюсь в надежде разделить с уходящим мэтром то ли смешок, то ли восторг. Но он, подобно Энтони Хопкинсу под занавес «Молчания ягнят», уже растворился в ликующей субботней толпе.