Ответы. Юрий Шевчук, музыкант

Фотография: Анна Садынская/ИТАР-ТАСС

25 августа на концерте U2 в «Лужниках» Боно пригласил Юрия Шевчука на сцену, и они вместе спели дилановскую «Knockin’ on Heaven’s Door». На следующий день Дмитрий Медведев распорядился приостановить строительство трассы по Химкинскому лесу

— Как вам митинг на Пушкинской?

— Это была гражданская акция, абсолютно не политическая. И мы не понимаем, почему власти так боятся любых прояв­лений разномыслия. Мы не одобряем строительства трассы через Химкинский лес, мы помогаем жителям этого района дышать свободно и видеть небеса. С другой стороны, этот лес уже стал метафорой, символом. Он в душах наших — или она цветет и пахнет, или там гарь выжженная. Самая главная проблема в стране — морально-нравственная. Люди злые, опустошенные. Ты идешь по улице — глаза у всех опасливые, каждый ждет от тебя подлянки. Мы говорим о том, что надо просто вспомнить, что мы люди. А то, что власти нам ставят палки в колеса, — ну это печально. (Разговор прерывается. После повторного звонка.) У меня, наверное, телефон прослушивают — вот напряжение и падает в сети. У них же техника слабая, надо помочь ребятам, электронику выписать из Гонконга. (Смеется.)

— Вы же недавно только начали в митингах участвовать. Был какой-то момент, когда вы поняли, что пора уже?

— Когда ко мне на голову упал кирпич, что ли? И я увидел, как Будда Гаутама, мир насквозь? Да не было такого, конечно. Просто мы все живем в России, и я вижу, как деградируют смыслы в людях. А власть не делает никаких тело­движе­ний, чтобы эту ситуацию облегчить. Я вам хочу сказать, Саша, и товарищу майору, который нас слушает, тоже — я не по-ли-тик. Я не член никакой партии, я просто Юра Шевчук, музыкант, я сказал это на всю страну, это моя главная работа — петь песни. Но я имею конституционное право реагировать на действия власть имущих, рефлексировать, как очкарик. Вот и все, старик, о чем тут говорить?

— Но ведь получается так, что если набрать в поиске «Шевчук», первым делом вылезают Путин и митинг, а не песни.

— К сожалению, это так. Видимо, то, что я говорю, сейчас актуально для людей. Но, милый мой дорогой, мы второй год работаем над альбомом, и, естественно, я очень хочу, чтобы о нем говорили тоже. Чтобы он был современным, чтобы это была музыка XXI века, чтобы это была речь нашего времени. Я и всем коллегам этого желаю. Не перепевать старое, а искать в музыке современность. Не моду ни в коем случае — для меня огромна разница между словами «мода» и «современность». Мода — это суета, что-то брякнул тут, что-то там… А современность — это уже гораздо глубже.

— А есть сейчас люди, которые, по-вашему, сумели поймать эту современность? Вы следите вообще за новой музыкой?

— Все пытаются, за всеми слежу. Никого вычленять пока не буду, потому что особенных прорывов я не слышал — ни у нас, ни на Западе. Чтобы, как в 18 лет, прослушав ­Grateful Dead, я сказал — все, ухожу в управдомы, я так ­никогда сделать не смогу — такого нет. Я вот недавно был в Англии, осматривал студии, общался с музыкантами, с Брайаном Ино, с другими — и понял, что у меня уже нет пиетета перед ними. Мы в России уже по качеству записи можем соперничать с Англией. И я этому очень порадовался. Пропасти нет. Восстанавливается единое культурное пространство, которое было в начале ХХ века. Это хорошо же? Очень хорошо.

— А у вас как у музыканта проблем в связи с политическими заявлениями не возникает?

— Да вы знаете, пока нет. Где-то нас вычеркивают, где-то нам рады. Я к этому отношусь философски. Как там Сурков написал — мол, я пою для быдла и маргиналов и рву на себе рубаху. На что я Суркову ответил: лучше рвать рубаху, чем задницу. (Смеется.) Если что, будем в переходах петь. Думаю, денег на хлеб заработаем.