«Сейчас кажется, что мы сказали все, что могли сказать»

(Джейк сам начинает разговор, не дожидаясь вопросов.) — Классная у вас худи с Соником! Мне прямо очень нравится. Я вообще большой фанат видеоигр и Соника очень люблю.

— Спасибо. Я знал, что музыка Scissor Sisters часто в играх используется, но не был в курсе, что это неспроста.

— Еще как! У меня даже комната специальная дома есть, которая под это дело отведена. Я с самого детства видеоигры люблю, лет с шести, они у меня на втором месте после музыки. Больше всего хорроры мне нравятся: Dead Space там, Resident Evil. Dead Space — это вообще что-то немыслимое, в десять раз страшнее любого фильма ужасов. Очень круто, что игры теперь на такое способны. Очень люблю пугаться.

— По вам, наоборот, кажется, что вы смеяться больше любите. Вот как вы, например, придумали видео с Джошем Хоммом? По-моему, это самая смешная штука, связанная с музыкой, за последнее время.

— Ну тут все просто: у Джоша есть брат-комик, который делает нам все наши смешные интернет-клипы. И он придумал всю эту историю с пародией на рекламу альбомов, какие раньше по телевизору крутили. Я вообще фанат Queens of the Stone Age, мы с Джошем давно уже познакомились и стали хорошими друзьями. По правде говоря, я очень хотел бы устроить коллаборацию между QotSA и Scissor Sisters. Я бы с удовольствием спел бы в какой-нибудь их песне, например.

— Вам вообще нравится, когда над вами смеются? А то чаще Scissor Sisters сами надо всеми издеваются.

— Я это просто о-бо-жаю. Это для меня прямо фетиш даже своего рода, у некоторых он подозрение вызывает. Для меня это как лесть. Ну и надо признать, что я хороший объект насмешек — со всех сторон.

— А есть какие-то запретные темы, над которыми вы не позволяете себе шутить?

— Конечно. Несмотря на то что я могу смеяться над очень мрачными вещами, у меня все равно есть тормоза. Я считаю, что не стоит смеяться над чем-то, от чего ты обычно плачешь. Но вообще у меня очень черное чувство юмора. Самые смешные мои шутки звучат, что называется, за закрытыми дверями.

— Я вот посмотрел на ваш концерт, и у меня такой неловкий вопрос возник: а у вас во время концерта встает?

— (Смеется.) Нет, что вы! Ну то есть я завожусь от концертов, но это энергия совсем другого толка. Мне нравится внимание. Мне нравится видеть красивых людей в толпе. Но для меня нет ничего сексуального в концертах. Понятно, что это очень про физиологию: танцы, движения, все очень завязано на теле. И, конечно, как и в сексе, происходит обмен энергией между тобой и людьми в зале. Но это совсем-совсем другое. Для меня вообще нет ничего напрямую сексуального в нашей музыке, если уж по-честному.

— Вы не устаете все время веселиться? Такие энергичные концерты несколько сотен раз в год играть наверняка тяжело.

— Устаю. Надо признаться, что в последнее время концерты меня прямо-таки истощают физически, психически. Это пугает. Мне уже 33, скоро будет 34, и тот образ жизни, который я сейчас веду, очень утомляет. Не знаю, долго ли еще я протяну.

— Вот да. Вам уже 33 года, группа за одиннадцать лет добилась всего, чего только можно. Вы думаете о том, что с вами и с Scissor Sisters будет дальше?

— По поводу группы я честно скажу, что с трудом понимаю, что нас ждет в будущем. Например, когда выйдет следующий альбом и выйдет ли он вообще. Сейчас мне кажется, что мы сказали все, что могли сказать. Конечно, не исключено, что в какой-то момент все изменится, но в данный момент вот так. При этом лично я кучей разных дел занимаюсь. Я переезжаю в Лос-Анджелес со своим мужем. До этого я тринадцать лет жил в Нью-Йорке — представляете, какая перемена. Я научился диджеить и теперь регулярно этим промышляю. Я все еще пишу мюзикл, над которым давно работаю. Еще я планирую записать музыку к одному фильму. Я трудоголик, мне все время нужно что-то делать, я иначе не могу. Как видите, в 33 жизнь еще продолжается. (Смеется.)

— Вам вообще хватает времени на какие-то простые вещи теперь, когда вы такие звезды? Ну например, вы вот были в Москве вчера — вам удалось побывать в каких-нибудь клубах?

— Мы приехали в Москву то ли за день, то ли за два дня до концерта. И я успел походить по клубам, да. Я был в Gipsy и в Central Station, вообще достаточно весело провел время. Но вы правы, времени стало сильно меньше, и это обидно. Я, как можно догадаться, большой поклонник всей клубной культуры, стараюсь по максимуму всего этого ухватить, когда куда-нибудь приезжаю. И в Москве в этом плане все совсем безумно — в хорошем смысле, я имею в виду.

— Я читал, что вы участвуете в очередном трибьюте Артуру Расселлу — вместе с Девендрой Банхартом, Hot Chip и кем только не. Вы вообще хорошо его музыку знаете?

— Очень хорошо, да. Он вообще на Scissor Sisters очень сильно повлиял, хоть мы и не так много про него говорим. Я его впервые услышал, как раз когда группу собрал. Что же до трибьюта, то штука в том, что у нас уже давно был записан кавер на одну из его песен, просто для себя. Ее очень легко было записывать, потому что в нашей музыке есть что-то общее. Вообще, трибьют Расселлу — очень хорошая идея, нужно, чтобы больше людей про него узнало, а то такой прекрасный музыкант, а при этом очень нишевой, малоизвестный.

— Вам никогда не хотелось, чтобы Scissor Sisters появились в другую эпоху? Например, в Нью-Йорке конца 1970-х.

— Нет. Сейчас идеальное время для нас. Вы поймите, быть геем раньше было очень тяжело. Много трагедий, много бед. 1980-е и 1990-е, когда пришел СПИД, были как холокост для геев. Особенно в Нью-Йорке. У меня много старших друзей-гомосексуалистов, и я с их слов представляю, каково это было. Люди умирали просто как мухи. Не могу себе такое представить: ты живешь, а все твои друзья вокруг тебя умирают. Так что нет.

— А как насчет места? Нью-Йорк — насколько это важный город для вашей музыки?

— На самом деле я рос в Сиэтле и слушал гранж, Nirvana, Pearl Jam, все дела. Ну просто чтобы вы понимали. А Нью-Йорк… Раньше он был очень важным городом, вся наша музыка из него росла, но теперь это не так. Сейчас я вдохновляюсь теми, куда попадаю, путешествуя с концертами. Когда-то я думал, что, знаете, надо запираться в студии и целыми днями работать-работать-работать, что именно так себя должен вести музыкант. Сейчас мне кажется, что надо просто жить, смотреть вокруг и вдохновляться, и тогда песни намного проще приходят. Последние два альбома именно так были записаны. «Magic Hour» я вообще написал за три месяца, никогда раньше так быстро не сочинял альбом.

— Вот еще занятный парадокс. Вы в Россию приезжаете третий раз — при этом Россия, в общем-то, гомофобская страна. Не только на государственном, но и на бытовом уровне: большинство людей у нас не очень-то толерантны. Как вы себя у нас чувствуете?

— Честно? Очень здорово. Мне кажется, что это очень важно, что мы сюда приезжаем. В России полно геев и лесбиянок, сами понимаете, они везде есть. Наша музыка не связана напрямую с нашей сексуальностью, но мы почти все геи, и мне кажется, что это важно — приезжать сюда и показывать себя. Наверняка людям это нужно. Особенно сейчас, со всеми этими законами. Это же ужас. Мне кажется, никому на свете не приходится так тяжело, как подросткам-геям, это самое тяжелое время в жизни любого гомосексуалиста. И вот так взять и оградить их от всей информации или, как там говорится, «пропаганды» — это опасно. Им нужно понимать, что происходит, им нужна информация, поддержка. Я надеюсь, что, приезжая, мы посылаем какой-то сигнал.