Александр Горбачев разговаривает с половиной Pet Shop Boys Крисом Лоу

Фотографии: Аласдер МакЛиллан

— Pet Shop Boys, да и электропоп в целом сейчас как-то вдруг снова стали популярны.

— Ну да. Поп-музыка волнообразно развивается, нам не привыкать — и спады видали, и подъемы. Сей­час правильный момент для электропопа — выросло целое поколение, для которого это музыка детства, которому хочется уже вернуться к ней заново. Плюс к тому электропоп правда свежо звучит, в нем есть какая-то нужная энергия.

— А в роке нет, получается?

— Почему? Вот The Killers отличные, песня ­«Human» вообще великая.

— Ну знаете, это как раз поп чистой воды.

— Не без этого, но в магазине на полку «поп» вы их не поставите. И потом, не они одни. Kings of Leon отличный альбом записали, песня Coldplay «Viva La Vida» вообще мой любимый сингл прошлого года. Все в порядке. Вот с танцевальной музыкой по ощущениям сейчас как-то не очень — не знаю почему.

— А Hot Chip вам нравятся? Они же явно вами вдохновляются.

— Да. Хотя я их никогда не воспринимал как наших последователей. Ну тем лучше. Они очень здорово выглядят на сцене: много народу, все прыгают, пляшут. А то ведь был период, когда всю электронную музыку делали какие-то зануды с ноутбуками, на которых было абсолютно неинтересно смотреть.

— Кризис вас как-то затронул? Он вообще влияет на музыку?

— Музыка — это же способ побега от реальности. В Англии все больше и больше людей сейчас ходят в кинотеатры, и поп-музыка — она про то же самое: с ее помощью можно очутиться в другом, более дружелюбном мире. Хотя реальные признаки кризиса в Лондоне можно заметить только в новостях. А бегают тут все так же деловито; на Великую депрессию пока не похоже.

— Ну а кризис музыкальной индустрии как вам?

— Вот ей правда несладко — с нелегальными скачи­ваниями бороться не выходит; легальные продавцы, конкурируя друг с другом, все время снижают цены. Похоже на то, что новое поколение уже воспринимает музыку как что-то бесплатное. Мы тут недавно ходили по магазинам — куча позакрывалась, хорошие люди теряют работу. Но и плюсы присутствуют. У вас есть Shazam?

— Чего?

— Ну такая штука для айфона — слышишь незнакомую мелодию, а она тебе говорит, что это за песня, и можно сразу купить ее в iTunes. Доступ к музыке вообще стал гораздо легче — не надо годами искать пластинки, мучиться неделями, гадая, что за песню ты слышал в баре. Начинающие музыканты могут записать альбом на кухне, там же снять клип, тут же выложить их на MySpace или еще куда и обой­тись вообще без помощи лейблов. А на по-настоящему больших группах — на нас, например, — все эти дела со скачиваниями не очень отразились.

— Но теперь по-настоящему больших групп ­толком и не появляется.

— Я не думаю, что это связано с ситуацией в индустрии. Просто поп-музыка вдруг оказалась такой культурной оппозицией глобализации — сейчас ­существует множество поп-групп, которые очень ­успешны на родине, а больше их нигде и не знают. Girls Aloud, к примеру. В 80-е было иначе — или ты везде, или тебя вообще нет. Сейчас все куда более местечковым образом устроено. Но вряд ли это надолго. Изменения в поп-музыке сильно зависят от изменений в технологиях — наверняка очень скоро появится новая черная коробочка, которая изменит вообще все.

— Судя по вашим новым песням, вы как-то очень озабочены культом знаменитостей. С чего бы? Вы же сами знаменитости, нет?

— В том-то и дело, что нет! Мы с самого начала пытались существовать вне всей этой мишуры. В 80-х вообще все было по-другому — ты мог быть успешным поп-музыкантом и при этом не фигурировать в таблоидах. Господи, да тогда даже журнала Hello! не было! Сейчас, если ты поп-звезда, будь готов, что папарацци будут копаться в твоем белье. Pet Shop Boys против. Очень против.