Люди микс

Про диджеев все понятно уже лет десять. Диджеи сводят пластинки – то есть ставят музыку таким образом, что ритм одной песни плавно перетекает в ритм другой. Диджеи взрывают танцпол – то есть заставляют танцевать всех присутствующих, хочется им того или нет. Еще диджеи миксуют, скретчуют, делают ремиксы и мешают прогрессив-хаус с даунтемпо – это все тоже известно. Непонятно только, почему люди, которые всего лишь ставят на танцах чужую музыку, вдруг оказались всем нужны – и остаются нужными уже десять лет. Максим Семеляк отправился знакомиться с московскими диджеями, чтобы выяснить, чем они отличаются от обычных людей.

В первой половине девяностых годов, когда Пелевин печатался в толстых литературных журналах, а в секонд-хендах одевалось полгорода, в Москве завелись диджеи. Их портреты печатали на обложках журналов. Под их пластинки танцевали даже люди, вовсе не имеющие природной склонности сучить ногами. Они были героями дня. Во второй половине тех же девяностых изменилось многое, в том числе и отношение к диджеям. Видимо, в какой-то момент их стало невыносимо много. Аббревиатура DJ фактически превратилась в синоним словосочетания «так может каждый дурак»; к этим двум буквам неустанно просился матерный или другой какой наполнитель (типа Борщ). К тому времени здесь вдобавок достаточно мощно заартачилась рок-музыка – в лице «Мумий Тролля», пропевшего фразу «Когда повесится диджей», да Земфиры, многозначительно запустившей компашки с многоэтажки. Диджеи, насупившись, с головой ушли в подозрительные со всех точек зрения ремиксы на «Машу и медведей» да Кобзона.
Ветер переменился на самом стыке тысячелетий, когда выяснилось, что на рокапопс явно можно не рассчитывать, а вот зато, к примеру, в кафе таком-то некий юнец крутит что-то на итальянском языке, и это вдруг всем надо. Двухтысячные, помимо прочего, приволокли за собой иностранный триумф трансовой группы «ППК» и признательную здравицу Сергея Шнурова – «Скажите диджею – я просто х…ю!»
Диджей – это, в сущности, нестарый человек с тяжелой сумкой, который по своему усмотрению распоряжается тем, что ему не принадлежит. Как бы в наказание за подобную свободу всякий считает себя вправе схватить диджея за пуговицу и заорать: «Веселье давай!»
Я помню, что десять лет назад практически все диджеи были хороши. Нынче в них надобно как-то разбираться. Я звоню бывалому диджею АК Троицкому с целью разузнать, кого бы первым схватить за пуговицу. Троицкий обнадеживает с ходу: «Все наши диджеи – невероятно зажравшиеся, самодовольные и низкокачественные. В отличие от приспособленных к творчеству западных диджеев, все, что могут наши, – крутить пластинки под бандитские танцы. И портят они вкусы нашей публики не хуже, чем форматные радиостанции. Вроде бы клубы – относительно свободная стихия, так нет же – все какое-то скрюченное, полное гетто. И с западными тоже все не слава богу. Пару лет назад из клуба «Цеппелин» выставили Maxwell Implosion, он играл всякий странный лаунж, так называемый rare grooves. Буквально через 15 минут к нему стали подходить люди и говорить: типа «Шизгару» давай. В итоге ему довольно по-хамски сказали, что у нас играет хаус, и дискотека была свернута. Недавно точно такая же история повторилась в «Шамбале». Там выступала Леди Мисс Кир – это отличный и хорошо известный в Европе аттракцион. Через час после начала ее сета пришли люди из руководства клуба и сказали: народ не тащится, хватит с нас. В Москве везде звучит одна и та же музыка, как в комсомольские времена. Шаг влево от хауса – и все. Полный кошмар. Ну есть, конечно, исключения. Диджей Лист, например, хороший».
Я подхватываю имя хорошего диджея Листа, ищу, звоню, договариваюсь. Разговор ведется через посредницу – та гарантирует мне ночную встречу в «Джусто» с диджеем Листом, а заодно и диджеем Спайдером. Он тоже сильно хороший, как меня заверили. Интересно только, что такое хороший диджей?
Что это значит по Троицкому, более-менее понятно: играть все время разное и новое, дружить с парадоксами и буйно самораскрываться. Но, как известно, первым диджеем был Джон «4’33’’» Кейдж – именно он в 1937 году узрел в проигрывателе самостоятельный музыкальный инструмент. Кейдж, как тоже известно, не любил импровизаций и вообще самовыражений. И если встать на точку зрения отца-основателя, то негибкие московские диджеи, посвятившие себя служению тому или иному стилю, – как раз самые удальцы и есть.
Однако же сменим пластинку.
С испытанным пластиночным маклером Тимуром, поставляющим музыку не одному здешнему диджею, мы встречаемся у кафе Courvoisier. Внутри играет злополучный хаус, туда нас не пускают из-за отсутствия мест. Мы переходим чуть поодаль, в грузинскую ресторацию. Тут хаус отсутствует, зато оглушительно воет местный рапсод. Изымая у Тимура свежее переиздание концерта Psychic TV, я невзначай вспоминаю, что ведь Тимур, собственно говоря, и сам диджей. Он играет в ресторане Settebello разный антикварный лаунж и носит прозвище Scientifique.
– Но ты же, – говорю, – не настоящий диджей? Ты, насколько я помню, пластинки не сводишь?
– Так в основном играется такая музыка, которая просто не сводится. На 80 процентов это easy listening, какие-то оркестры, свинговые вещи. Сведение имеет значение для танцплощадки, а у меня расслабленный свободный стиль. И насколько я помню, многие иностранцы, что сюда приезжали, тоже не считали нужным чего-то там сводить. Хотя, с другой стороны, может, они просто глумились?
– Но глумление хозяева здешних клубов, кажется, не ценят?
– Для хозяев всегда есть момент формата, если человек в него не попадает, его могут очень грубо выгнать. В принципе, конечно, такое может произойти только в России.
– А тебя самого могут выгнать?
– В Settebello, где я сейчас играю, все крайне лояльно. Там никто вообще не интересуется тем, что я играю. Бывает, конечно, например, что посетители не хотят слушать джаз, а хотят слушать шум моря. У меня позиция такая – я выслушиваю, киваю головой и делаю свое дело. Вообще, конечно, интерьер во многом предопределяет то, что должно играться. Ставить группу «Белый орел» в интерьерах Settebello есть некоторое кощунство. Хотя «Белый орел» там звучал. Как-то приезжали люди из околоправительственных кругов. Ну, естественно, сделали все, что могли.
Я вдруг припоминаю, как DJ Scientifique однажды пошел навстречу непосредственно автору этих строк: сильно за полночь в Settebello чуть было не прогремел трек «Гражданской обороны». Трагедии не случилось лишь потому, что администрация заведения к тому времени уже обесточила пульт.
– Вообще, сфера диджейства достаточно мафиозна, – продолжает Тимур Scientifique. – Если открывается новое заведение, обычно туда приходят просто командой. С другой стороны, новых диджеев все больше. Старая школа отошла от дел, осталось человек десять из тех, кто начинал. Но для меня идеальная позиция – это диджейство как хобби.
Хобби. Решительно все мои знакомые, так или иначе собиравшие ту или иную музыку, хотя бы раз в жизни вставали за пульт – сам я не исключение. С возрастом любовь к музыке утихает. Но желание удивлять тире просвещать гаснет куда медленнее, чем личная меломания. Так что подайте-ка мне вот ту пластинку, да-да, с «Апрелевки».
Пивбар «Жигули». Слева от меня за столом сидит диджей Александр Осадчий, резидент заведения, крепкий спец по советскому ретро – от эстрады до блатняка. Осадчий – ладный, добротный, с вьющимися волосами, весь какой-то родной и жигулевский. Он выходец с Петровского бульвара, из сквота Петлюры, там он впервые и встал позади вертушки. Я помню его, с позволения сказать, сеты – Осадчий всегда приходил в гости с сумкой дисков и отличался завидным умением в нужный момент поставить песню «Прощай, от всех вокзалов поезда» в ужесточенной версии ансамбля «Лейся, песня». Примерно то же самое он теперь проделывает в «Жигулях», Settebello и «Шоколаде» – Зацепин, Мулерман и так далее вплоть до «Ленинграда».
– Народ воспринимает очень даже нормально, – уверяет Осадчий. – Когда им играешь каких-то старых теток типа Ведищевой или Бродской, всегда подходят, спрашивают, кто это. Всех, вероятно, уже замучила танцевальная музыка в стиле хаус. Вообще, в последнее время наблюдается тенденция к снижению зарплат и сужению формата. В какое кафе ни зайдешь, везде играет хаус. Очень странно: люди сидят, едят и слушают танцевальную музыку. В Европе-то хаус день уже даже не вчерашний, а позавчерашний, а у нас до сих пор эта иллюзия Ибицы, – Осадчий вздыхает. – В «Шамбале» вообще смешно было: приезжала Мисс Кир, и ее слили через час. Это, говорят, не формат нашего клуба, спасибо.
Осадчий своими словами пересказывает душераздирающую историю, которую я слышал несколько часов назад от Троицкого.
– Я играю музыку настроения, – подытоживает хозяин жигулевского рейва.
– То есть алкогольную? – уточняю я.
– Ну да, – соглашается Осадчий и, не выпив ни грамма, отправляется за пульт.
Мне у Осадчего нравится. Все в нем приятно, даже отсутствие диск-жокейского псевдонима (как писал Жванецкий о Розенбауме на пластинке фирмы «Мелодия»: «Не стал спешно менять фамилию»). Пожалуй, его сеты для меня настолько хороши и уютны, что даже неинтересно. Хочется непроверенных развлечений – я еду в «Джусто», смените-ка диск, большая просьба. По дороге в такси звучат «Яблоки на снегу» – та самая песня Михаила Муромова, которой DJ Осадчий так основательно разогрел публику на открытии «Жигулей». Диджея Листа в «Джусто» не оказывается, нас поджидает один диджей Спайдер. Зовут его Борис; интересоваться, виной ли всему этому песня группы The Who «Boris The Spyder», уже нет сил. Спайдер с видимым сожалением оставляет свою пластинку одну и подсаживается ко мне. Он вещает спокойно и устало:
– Прогресс в музыке чувствуется каждую неделю, это и заставляет меня играть. Музыка, которой я увлекаюсь, это, как я ее называю, всемирная музыка, она впитывает все тенденции, которые появляются, – скажем, входят в моду эйсид-джаз, фанк или синти-поп, и музыка все это приемлет. Новые веяния накладываются на наработанную структуру, которая совершенствуется без остановки. Бесконечное количество вариаций, сочетаний. Музыка, одним словом.
Вот так. Музыка, из-за невнимания к которой так пострадала Леди Мисс Кир, оказывается не только жизнеспособной, но еженедельно прогрессирующей.
– Я все же не возьму в толк. Всякий может купить себе те же самые пластинки, а то и получше раскопать, – чем тогда разнятся диск-жокеи?
– Так у каждого диджея своя тональность. Даже если это те же пластинки, их никто не сыграет в такой последовательности и с той же техникой, как у меня. К тому же, если порыться в старых пластинках, понимаешь, что люди не берут самую тонкую музыку. Берут «бум-бум» – а на тонком уровне покупают музыку достаточно мало. Я всегда думал, что гоняться за чем-то, читать чьи-то хит-парады – нелепо. Я считал, что если Богу надо послать мне пластинку, он пошлет мне пластинку.
Чтобы послушать посланную Спайдеру Богом пластинку, я еду в клуб «Министерство». Времени уже часа три. Происходящее в этом клубе похоже на ожившее представление семиклассника о прожигании жизни – неплохо, ничего не скажешь. Слева от танцпола на огромной тумбе танцует Гитлер. Потом на ту же тумбу влезает человек в форме красноармейца и начинает картинно Гитлера тузить. Пониже зазывно танцует интересная, специально нанятая девица. Вообще-то, в «Министерстве» невероятное количество девиц, кажущихся в полутьме невероятно красивыми. Все они танцуют. Строго говоря, в этом месте танцуют вообще все. Сам же я стою пень пнем и стремлюсь чему-то внять. Маршалл, что ли, Маклюэн писал о разграничении старой визуальной культуры, что базируется на дистанции, наблюдении и письменном слове; и современной электронной, для которой ключевые слова – погружение и участие. Дистанцироваться от происходящего вокруг довольно нелепо, погружаться же в подобное я решительно разучился.
– Если ты меняешься вместе со временем, у тебя проблем нет, – равнодушно замечает диджей Лист, только что отыгравший сет по соседству с Гитлером. – Некоторые диск-жокеи считают, что музыка бывает хорошей и плохой и нужно играть только определенный сорт. Но это заблуждение сильное, музыки не бывает плохой, просто бывают разные вкусы, разные гуны.
Я смутно припоминаю, что гуны – это понятие из индийской философии, означает что-то вроде способностей восприятия.
Лист продолжает:
– В Москве можно найти все вообще – от хип-хопа до психоделического транса. Музыка – она безгранична. Бывает диск-жокей с хорошим вкусом, бывает с плохим, но музыка от этого не страдает. Я давно вращаюсь в этой среде, вижу, сколько людей уже перегорело и забросило это. Остались старички, которые развлекаются в таком формате: пришел, потанцевал, ушел. Как поход в кино. Как утром чистить зубы; ничего нового в этом нет.
– А в чем тогда высшее наслаждение от диджейства?
– Высшее наслаждение не может быть от диджейства. Высшее наслаждение может быть от любви к Богу. А от диджейства ты получаешь материальное наслаждение и наслаждение на тонком уровне, то есть когда чувствуешь, а потрогать не можешь.
«Тонкий» – Лист употребляет тот же эпитет, что и Спайдер.
– В начале девяностых, допустим, диск-жокей был какой-то мегасупергуру-стержень, который делал чудеса, – продолжает Лист. – А сейчас диск-жокей вошел в разряд Алены Апиной. Его просто используют как магнитофон, который что-то там делает, но на него никто не обращает внимания. С другой стороны, люди, которые разбираются в тонких энергиях, понимают, что такое хорошая музыка, что такое плохая.
Я лично понимаю. Я уже нацеливаюсь на вопрос ребром насчет границы между хорошей и плохой музыкой, но Лист, словно заподозрив подвох, резко снижает пафос сказанного:
– В том смысле, что танцевать под нее удобнее или неудобнее. А иногда удобно просто слушать.
– А что все-таки значит – хороший диджей? В чем соль – в технике или в количестве пластинок?
– Да от личности все зависит в первую очередь, что он за человек. Я видел диск-жокеев, которые без всякой техники держали пять тысяч человек, и все были так счастливы – никто даже не обращал внимания, что они толком ничего не умеют. Или, наоборот, я видел, как наши хип-хоповые диск-жокеи делают скретчи – они делают это так потрясающе, что ты вообще не обращаешь внимания на музыку.
– А диджей в принципе завидует музыканту?
– Есть такое понятие, как варнашрамадхарма, – говорит Лист. Видя, что такое понятие мне уже явно не по уму, он поясняет: – Ну то есть каждый хорош на своем месте. Когда отличный музыкант Фэтбой Слим начинает играть пластинки, это выглядит убого и ужасно. С другой стороны, есть диск-жокеи, которые по природе не должны сочинять, а должны сводить, держать ритм и все такое.
Я выхожу на танцевальный пол поразмыслить слегка о варнашрамадхарме и
послушать Спайдера. Спайдера не узнать – здесь он играет куда более прыткую музыку, нежели часами раньше в «Джусто». Побродив немного, я возвращаюсь в комнатку, где немедленно свожу знакомство с диджеем Бешеной, в миру Наташей. Шум вокруг такой, что ей приходится кричать. Чеканя громкие слова, тонкая Наташа смотрит не на меня, а куда-то прямо перед собой.
– Мы в Москве полностью в ногу со временем, все в порядке, все так и должно быть! Профессионалы – это те, для кого это образ жизни! Меня уже давно ничего не раздражает, я умею полностью абстрагироваться! – «Абстрагироваться» – словечко Листа, отмечаю я про себя. – Я делаю свое дело, я настаиваю на собственном мнении! Если это идет вразрез с какими-то идеями промоутеров, я предлагаю лучше не приглашать меня! Я слушала очень плохих диджеев! Я попадала в очень плохие ситуации с промоутерами! И, в принципе, меня ничего не раздражает! Потому что это такая культура! Тут так все происходит!
Мне положительно нравятся ее заявления. Правда, я не знаю, что именно она играет, а спрашивать неудобно. И тут Наталья испускает красивый финальный вопль:
– И если ты не умеешь в этом существовать – значит, это не твое!
Хотя она на меня по-прежнему не глядит, угодила она в самую точку.
По дороге домой, щупая в сумке выкупленную у диджея Scientifique пластинку Psychic TV, я вспоминаю старинный вечер в клубе «Птюч» памяти лидера этой группы Дженезиса Пи-Орриджа (который до сих пор жив и, сдается мне, пережил иных участников того шабаша). Дикий данс, не менее дикое видео, разметанное по столам богомерзкое сало вперемежку с одутловатым черным хлебом, брызжущий из огромной бутылки Smirnoff. Вот жизнь, которая в то время еще не успела распасться на образы жизни. Может такое быть сейчас в клубах? Едва ли. Я вспоминаю слова Спайдера: «Клубная жизнь стала похожа на бытовуху». В конце концов от всех этих мыслей я засыпаю, и мне снится вечеринка памяти Маршалла Маклюэна в «Жигулях», где все абстрагируются под тонкую музыку Леди Мисс Кир.
На следующий день я встречаюсь в «Шестнадцати тоннах» с диджеем Андреем Паниным. В Панине есть что-то от чувствительных чеховских героев – его приятно представлять себе в костюме начала прошлого века пьющим чай на раскидистой веранде. Он прославился, крутя всевозможный easy, впоследствии перескочил на несколько более актуальный синти-поп. Выпустил несколько отличных собственноручных сборников. Мы мало знакомы, но прежде чем начать интервью, он сразу предупреждает:
– Был сейчас в Турции, купил там по случаю диск Pink Floyd «Relics», я его раньше наизусть знал, прямо чуть не расплакался, когда переслушал.
Признавшись в этаком, Панин начинает дарить мне пластинки, одну за другой: немцев 2Raumwohnung, чеха Sergej Auto, англичанку People Like Us, еще что-то. Спрашивает, нет ли, в свою очередь, чего у меня. От поступков и слов Панина пахнет совсем уже приятными временами, значительно более приятными, нежели дурацкие поминки по Пи-Орриджу. Временами, когда скопировать что-нибудь с CD или хромовую аудиокассету было изрядным событием.
– Сейчас очень много новых мест открылось, но я никуда не хожу, потому что места, где можно было бы музыку нормально послушать, нет.
– А где же жизнь-то вся? – спрашиваю.
– Я думаю, в трансе движуха крутая, – предполагает Панин. – Там такое, рассказывают. По три тысячи человек каждую неделю, а сейчас еще open air начнутся. Они какие-то совсем обособленные, но рубятся прямо конкретно, заочно заслуживают уважения.
– Ну и хип-хоп еще, – вспоминаю я, почему-то краснея.
– И не ходят у нас конкретных диджеев слушать, – жалуется Панин. – Я играю каждый вторник в «Шестнадцати тоннах», ко мне приходят двое-трое друзей. А ты, кстати, ходил на Шукая?
Я в этот момент пытаюсь свести воедино все голоса, звучавшие за эти два дня, но у меня ничего не выходит; наверное, я скверный диджей, толкового микса мне не видать. Но тут меня осеняет, что я ведь вправе составить из них сборник, – в конце концов, Леди Мисс Кир тоже не сильно увлекалась сведением. И тут же я понимаю, почему угар «Министерства» пришелся мне не по зубам, а бредовая оргия в «Птюче» – напротив. Видно, жизнь всякого человека в юности кажется миксом – нескончаемым валовым потоком, где одно переливается в другое. С возрастом она все больше напоминает сборник – череду оформленных фрагментов, имеющих начало и конец и следующих друг за другом через чинную и хрустящую винилом паузу.
– Еще важна свобода, – продолжает Панин. – Вот Зорькин, например, старейший диджей, а нигде не резидент, это, я считаю, то, к чему надо стремиться.
Нигде не резидент. Это, впрочем, тоже не спасение. Будь ты хоть резидент, хоть нет – музыки стало слишком много, доступ к ней расширился до безобразия, и ото всех этих дел она значительным образом обесценилась. Разбираться в ней стало тяжело, да и незачем. Диджеи же добровольно превратились в эдаких хранителей ненужного многообразия. Действительно, как радиоприемник, в котором, говорят, есть парочка хороших волн, да что-то лень искать.
Пока я так думаю, Панин говорит:
– Да, хаус, конечно, это суперформат везде. Но самая ужасная ситуация была «Шамбале». Приезжала Леди Мисс Кир из группы Deee-Lite. И она такая играет всякое старое диско, а ее где-то через сорок минут, представляешь...

DJ Панин
Настоящее имя: Андрей Панин
Стаж: 4 года. «С лета 1999-го, когда открылось интернет-кафе в магазине «База 14», первое и последнее меломанское место в Москве»
Стиль: easy listening и синти-поп. «Образно выражаясь, фильмы Гайдая, группы «Нож для Frau Muller» и Depeche Mode»
Высшее достижение: «Про открытие кафе «Жигули» в «Афише» писали: днем пел Кобзон, ночью – «Ленинград». Я играл вечером. Еще подумал тогда, что я и в жизни где-то посередине, между Кобзоном и Шнуровым»
Любимый трек мая 2003: Rework «October Love Song»

DJ Зорькин
Настоящее имя: Максим Муравлев
Стаж: 10 лет
Стиль: дип-хаус, трип-хоп
Высшее достижение: «Рейв в Риге на заводе «Сконта», где я играл под двумя разными именами – DJ Zanuda и DJ Зорькин»
Любимый трек мая 2003:
Vapourspace «Gravitational Arch of Ten»

DJ Scientifique
Настоящее имя: Тимур Омар
Стаж: «Если бы я помнил, что когда началось. Года четыре назад я играл в «Территории». Это точно»
Стиль: easy listening, босса-нова, фанк, салонный джаз
Высшее достижение: «Я и мой приятель, оба в хирургических халатах, выступали на разогреве у группы Mouse on Mars в «Б2». Зрители всерьез полагали, что мы – известная группа»
Любимый трек мая 2003:
Mrs Miller «Yellow Sumbarine». Американская домохозяйка исполняет битловские хиты. Дикий трэш

DJ Осадчий
Настоящее имя: Александр Осадчий
Стаж: «Собираю пластинки с 1987 года, осознанно собираю с 1991-го. Диджеем был еще в сквоте на Петровском бульваре»
Стиль: «Incredible strange music и лаунж. Странные кавер-версии известных песен из кино- и мультфильмов»
Высшее достижение: «Играл в ресторане «Шоколад» перед группой «Ленинград». Шнуров был трезвый и подпевал»
Любимый трек мая 2003: Аида Ведищева «Мечта»

DJ Наташа Бешеная
Настоящее имя: скрывает
Стаж: 5 лет. Впервые играла в августе 1998-го на открытии «Джусто»
Стиль: «Смешение стилей, синтез живой музыки и электронной. Говорить все эти слова – дип, хаус, техно, лаунж – тупо»
Высшее достижение: «У меня все впереди»
Любимый трек мая 2003: 3 Generation Walking «Another Midnight» (Francois Kevorkian Dub)

DJ Spyder
Настоящее имя: Борис Зленко
Стаж: больше 10 лет. В начале 90-х играл в клубе «Джамп», в 1993-м участвовал в открытии первого в Москве магазина для диджеев
Стиль: от джаза до транса
Высшее достижение: выступление на Love Parade в Берлине в 2000 году
Любимый трек мая 2003: «Напишите, что я просто люблю музыку»