перейти на мобильную версию сайта
да
нет
Архив

«Мое сердце болит за русское демократическое движение»

В Москву на фестиваль Sounds of Sweden приезжает шведский музыкант Эмиль Сваненген, он же Loney, Dear, исполняющий хрупкий и хитро аранжированный инди-поп. «Афиша» поговорила со Сваненгеном о русской демократии, шведской публике и лейбле Sub Pop.

Фотография: Эндрю ДеСантис/loneydear.com

Эмиль Сваненген сочиняет всю музыку Loney, Dear один; на концертах и в студии ему помогают другие музыканты, но, по сути, Loney, Dear — это он и есть

 

— В России, будем честно говорить, вас мало кто знает, поэтому давайте с самого начала — как так вышло, что вы стали музыкантом?

— Мои занятия музыкой плавно выросли из разных детских игр, и долгое время музыка для меня такой игрой и оставалась — я был уверен, что уж зарабатывать творчеством на жизнь я точно никогда не смогу. Серьезно я к нему совсем не относился. Но в двадцать с чем-то лет как будто щелкнуло — и я решил все поменять. Дал себе полгода — получится ли чего-нибудь добиться или нет? Получилось. 

— Когда вас издал американский лейбл Sub Pop, это для Loney, Dear стало переломным моментом. Как они вас нашли?

— Я толком и не знаю. В том году мы играли на фестивале в Техасе, где присутствовали всякие шишки музыкальной индустрии — продюсеры, A&R и так далее. Кто-то из промоутеров, пригласивших нас на фестиваль, отправил запись на Sub Pop, и те нам написали через какое-то время. Если честно, я только сейчас толком начал осознавать, насколько это было важное событие. Думаю, вряд ли с нами еще когда-нибудь случится что-нибудь подобное. Мы больше не подписаны на Sub Pop, они выпустили только «Loney, Noir», но и этого оказалось более чем достаточно.

— Вы как-то себя переоценили после этого?

— Нет, совсем нет. Вот что действительно повлияло — так это количество концертов, которые мы с тех пор стали давать. Я вдруг оказался в огромном океане музыки, увидел невероятное количество других групп — и, честно говоря, стал намного менее уверенным в себе. До того я не особо переживал из-за своей музыки, а тут почувствовал себя маленькой рыбкой. Но все идет на пользу, конечно. Скажем, когда мы записывали наш последний альбом «Hall Music», я уже понимал, что мне придется все это играть живьем — а значит, надо написать такие песни, которые здорово будут звучать на концертах. Выбраться из своей маленькой комнатушки.

— А в Москве вы в одиночку играть будете?

— Может быть, со мной приедет пара человек, но отдуваться по большей части буду один. Последний концерт с группой я сыграл на днях в Лондоне, а теперь остался один на один с осьминожкой, как я это называю. Ну то есть я играю на клавишах и педалях ногами, переключаю что-то, стараюсь по возможности использовать все четыре конечности.

 

Примерно так Эмиль Сваненген исполняет песни Loney, Dear на концертах в одиночку

 

 

— А есть такое, что когда играешь с группой — меньше свободы?

— Да, есть — но в то же время иногда очень круто получается. Вот недавно на фестивале by:Larm в Осло я играл сразу и так, и этак, и в одиночку, и с группой. Когда я играл один, получилось значительно лучше, но с группой тоже неплохо вышло — и вот от того, что с другими музыкантами все сработало, удовольствия было намного больше. Вообще, если не задумываться об экономической стороне дела, с группой играть всегда предпочтительнее. Потому что всегда может что-то произойти — и именно из взаимодействия с людьми рождается музыка.

— Ваши песни написаны от лица очень ранимого, практически неправдоподобно чувствительного человека. Вы такой же в жизни?

— Да, именно такой. Людям часто кажется, что я сильный и волевой человек, но на самом деле я очень нежный и чуткий ко всему, что со мной происходит. Даже мелкие проблемы могут вывести меня из равновесия. В последние годы, по правде говоря, проблемы все накапливаются и накапливаются, ну и я же не обычной жизнью живу, а жизнью музыканта — и вещи, которые могли бы быть легко решены в обычных обстоятельствах, собираются в один гигантский ком. Это делает меня впечатлительней. В общем, эти песни точно про меня.

— Вы используете песни, чтобы как-то с этими проблемами справиться? Это такая психологическая помощь самому себе?

— Слушателям они наверняка помогают. С исполнителем намного сложнее — слишком много всего замешано. Так что я не уверен. Все-таки песни — скорее описание проблемы, чем какая-то терапия. Мне они точно не очень помогают — я каждый раз заново переживаю все, что в них поется, когда их играю.

 

 

«Шведы хорошо живут. У нас есть время и возможность заниматься искусством, вместо того чтобы просто пытаться свести концы с концами»

 

 

— У вашей музыки всегда какие-то интересные структурные особенности. Как вы придумываете конструкцию песен?

— Я начал сочинять, когда у меня впервые появился компьютер, — и в то время для меня создание музыки было похоже на собирание чего-то из конструктора «Лего». Так, в общем-то, и осталось до сих пор. Тут ключевое слово — «строительство»: мне очень нравится собирать песню как будто по кубикам. Но все это, конечно, интуитивно происходит, не ждите, что я дам вам рецепт. Хотя я отучился в Королевской академии по классу джазового фортепиано, так что я кое-что знаю и про теорию.

— Шведская музыка сейчас определенно на подъеме. За последние десять лет вы умудрились стать одной из главных европейских музыкальных стран. Откуда у вас столько талантливых музыкантов?

— Мне кажется, дело в государственной политике. Шведы хорошо живут. У нас есть время и возможность заниматься искусством, вместо того чтобы просто пытаться свести концы с концами. Не поймите меня неправильно, искусство — ужасно важная штука, но оно все-таки не является первоочередной потребностью, сначала нужно, чтобы в жизни была какая-то стабильность. Плюс не надо забывать, что в прошлом шведское правительство много давало денег на образование детей — в том числе на обучение музыке. Это все принесло свои плоды.

 

Клип на песню «Loney Blues» с прошлогоднего альбома Loney, Dear

 

 

— А то, что у вас нет ни одной песни на шведском, с чем связано?

— Вообще-то есть несколько. Они, правда, не изданы официально, но их все равно можно найти в интернете. Из-за шведского языка они похожи на церковные гимны. По правде говоря, мне хочется начать писать песни на шведском, потому что язык у нас совершенно волшебный. Но пока что я пою на английском, по понятным причинам: если бы я им не пользовался, вряд ли мы бы с вами сейчас разговаривали.

— Шведские инди-музыканты все кажутся жутко скромными и неамбициозными, вам совершенно точно не хочется завоевать весь мир. Откуда это берется?

— Ха! Ну это не так. Мне хочется завоевать весь мир, но я не испытываю иллюзий. Мне кажется, что я должен больше работать, что я делаю меньше, чем мог бы, — вот что вы принимаете за скромность. Я не удовлетворен своим творчеством, тем, что я делаю, — я хочу лучше играть, лучше писать песни. Так что нет, дело не в отсутствии амбиций, просто мы трезво себя оцениваем.

— Я в прошлом году был в Гетеборге на фестивале Way Out West; там меня поразила одна деталь в шведской публике — вы удивительно спокойны. На концертах люди не прыгали, не танцевали, почти не подпевали, только изредка хлопали в ладоши.

— Вы наблюдали типичную шведскую публику. Иногда бывает по-другому. Если бы дело происходило не в городском парке, а в каком-нибудь маленьком клубе, где мало места и много людей, может быть, все иначе себя вели. А так, двадцать тысяч человек стоят на просторе и смотрят на Pulp, да. Плотность аудитории — ключевой фактор, на мой взгляд. Но шведы, конечно, очень спокойные.

 

>

Лучшая песня Loney, Dear по скромному мнению редакции «Афиши»

 

 

— В Москве вместе с вами будет выступать Джей-Джей Йохансон, он тут что-то вроде местной звезды. Вы с ним не знакомы случайно?

— Нет, лично не знаком, хотя видел его несколько раз. По правде говоря, давно пора с ним подружиться — мы очень близко живем, наши дома находятся буквально в километре друг от друга. Он живет в Сундбюберге, а я в Сольне.

— А Григория Гольденцвайга, который организует фестиваль, вы знаете? Он, по сути, и есть человек, который Москве показывает новую скандинавскую музыку.

— Нет, лично не знаком, но мы с ним переписывались перед интервью, и я спрашивал его, можно ли разговаривать про политику. Он сказал, что можно.

— Ого! Вас интересует российская политика? Что вы про нее думаете?

— Да, невероятно, особенно то, что у вас там сейчас происходит. У меня сердце болит за русское демократическое движение. Я очень переживаю за Россию. Когда же вы наконец отдохнете?! Может быть, я не слишком много знаю, но мне кажется, что Россия уже пережила столько всего, столько испытала боли, что самое время для покоя, политическая ситуация должна поменяться. А вы сами-то что думаете?

— Сложно сказать, с одной стороны, многие испытывают какой-то подъем, надежда появилась, с другой — очень тревожно.

— А про выборы что думаете? И, кстати, что после выборов будет с Медведевым?

— Ох, Эмиль, давайте я вам лучше при личной встрече расскажу. Если коротко — с выборами все ясно заранее, но главное, что в головах у людей происходит какое-то движение.

— Хм. Ну, вам виднее. Я думаю, что все у вас получится — люди не перестанут быть активными просто потому, что снова президентом станет Путин. Что-то поменять можно с любым лидером.

 

Loney, Dear выступит вместе с Джей-Джей Йохансоном и Promise & The Monster на фестивале «Sounds of Sweden» в этот четверг, 1 марта, в клубе «16 тонн».

Ошибка в тексте
Отправить