Доказательство смерти
В Москву с концертами приезжает вокалистка Dead Can Dance Лайза Джеррард. Обладательница хтонического голоса, поющая на неведомом языке, в разговоре с «Афишей» перешла на более привычный диалект
— Знаете, я недавно посмотрела фильм «Гладиатор» — из-за того что вы там поете.
— Вы недооцениваете фильм. Я сейчас говорю не о премиях, что он заслужил, а о талантливых людях, его сделавших. Ридли Скотт подобен художнику-монументалисту. Композитор Ханс Циммер — человек исключительно умный, тонко улавливающий любой подтекст. Я помню, как однажды не могла приехать в студию и пела в телефонную трубку. Представляла, как мой голос движется к нему по проводам. Он очень многому меня научил. Когда работа над фильмом была закончена, у меня было ощущение потери, я много плакала.
— Трудно было?
— У меня, кажется, не было ни одного выходного, и часто я совсем не ложилась спать, но я практически всегда так работаю.
— А чья была идея пригласить к участию в записи Дживана Гаспаряна?
— Это было мудрое решение Ханса Циммера. Дудук вызывает ассоциации с человеческим голосом, смутно знакомым голосом откуда-то из глубины веков, влекущим за собой цепь архетипических воспоминаний. Порой мы думали, что Хансу придется переписывать партитуру, потому что в определенной тональности играть на дудуке нельзя. Но оказалось, Гаспаряну под силу сыграть все что угодно.
— А вы после давнего дебюта в испанском фильме «Сын Луны» почему перестали сниматься в кино?
— Тогда я согласилась на съемки только потому, что не могла петь — лишилась голоса на целый год. Но если вы ненароком посмотрели и этот фильм, то видели, полагаю, какая из меня актриса.
— После Dead Can Dance вы нашли общий язык с кем-то из новых музыкантов?
— Пожалуй, с Патриком Кэссиди, я считаю его одним из важнейших композиторов современности. Его знают в основном по музыке к фильму «Ганнибал», но о нем уместнее судить по симфонии «Память о голоде», посвященной Ирландскому картофельному голоду середины XIX века.
— Филологи когда-нибудь пытались проанализировать тексты ваших песен?
— Мои тексты не имеют ничего общего с академическим представлением о языке. Это автоматическое повторение неких давно утраченных мантр, сохранившихся в нашей генетической памяти.
— То есть даже если ваши песни очень похожи на греческую рембетику или марокканские гнава, в них нет конкретного социокультурного контекста?
— Мне представляется, что весь мир, независимо от привычной культуры и географии, погружен в искусство. А искусство — это универсальный язык, понятный сердцу, а не разуму. Музыка не математическое уравнение, ее невозможно осмыслить логически. Ее предназначение состоит не в том, чтобы образовывать человека, а в том, чтобы исцелить его душу и укрепить сознание.
— То есть музыкальную критику стоило бы упразднить за ненадобностью?
— Сегодня за завтраком я как раз вспоминала: меня всегда упрекали в отсутствии рационального мышления. Особенно в этом усердствовали мои школьные учителя. Что же, с тех пор ничего не изменилось. Я ничего не смыслю в вопросах маркетинга или каких-то стратегий продвижения. Но я понимаю язык природы, слышу внутренние вибрации Земли и понимаю, что она пытается сказать. Планета жалуется, что погибает. Нам осталось шесть или десять лет, после чего естественный баланс будет нарушен навсегда, и это приведет к необратимым последствиям.
— И ничего уже нельзя сделать?
— А как можно искупить преступления ловцов, срезающих живым акулам плавники и бросающих их обратно в воду, оставляя погибать от шока и удушья? Как восстановить из пепла тропические леса? Безусловно, политики должны предпринимать какие-то меры…
— Но вы же понимаете, что вам доверяют больше, чем политикам.
— Люди доверяют в первую очередь равным себе. Поэтому очень хорошо, что появился интернет и информация стала распространяться быстрее.
— Вы считаете, интернет — хорошее средство расшевелить людей? Разве люди не становятся еще ленивее?
— А какие еще есть возможности? Граффити на большой стене в центре города? Не знаю, как в России, а на моей родине, в Австралии, раньше за баллончик с краской на несколько лет сажали в тюрьму.