«Я шут при дворе. Я окно на улицу. Я появилась, чтобы вы смогли признаться себе, кто вы есть на самом деле»

— Как ваши родители реагируют на происходящее с вами? Их не шокирует то, что вы делаете?

— Они считают, что я крутая. Мама меня Гагой называет. Мне очень с ними повезло вообще. Мы же вместе всего добивались, меня отец очень опекал, когда ничего еще не было, никакой карьеры, никакой славы. В смысле отношения к семье я настоящая итальянка. Я звоню папе каждый день, я допытываюсь у мамы, не курил ли он: ему нельзя, у него со здоровьем проблемы. В кругу родных я совершенная пай-девочка — у меня вообще все по старинке, когда речь идет о любви и верности. Но и мама с папой принимают меня такой, какая я есть. Они же дети 1960-х, они на кучу концертов ходили и многое повидали. Чтобы их по-настоящему шокировать, надо очень постараться.

— Зато у вас получилось шокировать других. Вот христианские организации очень возмутились, что вы выпустили сингл «Judas» про любовь к Иуде за неделю до Пасхи.

— Да, я что-то слышала об этом краем уха. Ну, такая возня бывает вокруг любой песни о Боге — им вечно что-нибудь не нравится. Я вообще не верю в церковь как в учреждение, знаете ли. Да, я училась в католической школе — но как раз там я увидела все это изнутри и поняла, что моя точка зрения на религию не совпадает с официальной. Я верю в ангелов, я верю в духов. Я каждый день молюсь — но не Богу. Я молюсь своим фанатам. А они молятся мне. Часто подходят и говорят что-то вроде: «Матушка Монстр, я каждый день молюсь тебе о благополучии моей семьи».

— Вы вообще на редкость трепетно к своим поклонникам относитесь.

— Конечно. Я живу для них — они топливо, благодаря которому я существую. Меня всегда поражает: сколько злобы существует в мире — и сколько любви выбрасывается в атмосферу на моих концертах. С каждым разом я чувствую, как публика становится все более свободной. Я вижу людей, которые выводят себе маркером на груди слово «пидор», — и я их обожаю. «Born This Way» — это песня как раз о них. Она написана для всех отверженных — для геев, для лесбиянок, для аутсайдеров, для подростков, над которыми издеваются в школе. Я хочу, чтобы она придала силы всем, кто не смог или не захотел вписаться в общепринятые рамки, кто оказался на обочине жизни. Я сама такой была, да я и до сих пор такая. Но смысл не в том, чтобы заявить: «Я аутсайдер». Смысл в том, чтобы сказать: «Мы все аутсайдеры».

— Ну про то, что вы аутсайдер, вы хватили.

— Я серьезно. Я по-прежнему чувствую себя аутсайдером — потому что все, что я делаю, вызывает сопротивление. Та же «Born This Way» — она была первой после долгого перерыва. А популярность — смешная штука: все любят наблюдать, как поп-звезда терпит крах. Но песня и об этом тоже. Я знала, что она вызовет раздражение у кучи народа, — и именно этого я хотела добиться. Когда мы выпускали видео, я подумала: «Все будут его ненавидеть — в самом лучшем смысле слова». Я люблю бороться. Я хочу, чтобы во мне видели дорогу к свободе. Я шут при дворе. Я окно на улицу. Я появилась, чтобы вы смогли признаться себе, кто вы есть на самом деле. Чтобы вы не боялись себя. Посмотрите на меня. Когда я была девочкой, я не могла пройти по школьному коридору, чтобы меня не назвали сучкой, шлюшкой, задроткой длинноносой. А теперь я на обложках журналов — и я сама смеюсь над этим громче, чем кто-нибудь из вас.

— У вас правда была такая тяжелая юность?

— Правда. Я была ужасным человеком, хулиганкой, изгоем. Наркотики, клубы, алкоголь, мужчины старше, мужчины моложе… Все это было. Я обреталась на самом дне Нью-Йорка — там, где кровь, пот и слезы, где танцы, музыка и виски. Я играла в любом заведении, куда меня пускали. И благодаря всей этой грязи и суете я и оказалась там, где я сейчас. Все мое прошлое — о неутолимой жажде успеха, о лютом голоде, который я чувствую до сих пор. Не поймите неправильно — это было лучшее время в моей жизни.

— Ваш новый альбом — он и об этом пути тоже?

— Ну да. Это куда более личная пластинка по сравнению с «The Fame», а ее название — ответ на все вопросы, которые задавали мне и которые я задавала себе все эти годы. Я такая, какая есть, я родилась такой, и мое предназначение заключается в том, чтобы давать волю своему воображению. Если бы моя карьера сложилась иначе, если бы я не продала за всю жизнь ни одного диска, я бы все равно делала то же самое.

— А как вы вообще пишете песни?

— По-разному. Мне очень хорошо работается, когда я остаюсь одна. У меня же профессия такая — все время люди кругом. Когда у меня появляется свободное время, я не посвящаю его социализации — мне общения и так хватает. Но я устроена так, что все время что-то придумываю. Даже когда смотрю какой-нибудь фильм, тут же начинаю анализировать, прикидывать, подойдет ли что-нибудь из одежды для моих шоу. Вот сегодня, например, проснулась в гостинице и новую песню написала. Меня может осенить где угодно. И потом, я же далеко не все придумываю сама.

— То есть вы признаете, что заимствуете идеи?

— Конечно. Я смешиваю искусство прошлого с искусством будущего. Я как мелкий воришка — откуда угодно могу стырить. Очень много беру из книг — в библиотеки хожу, что-то вожу с собой в поездки, выдираю страницы из книг и журналов и подклеиваю в свой альбом. Ну и из чужой музыки, конечно. Особенно из 1980-х.

— Да, на новом альбоме это заметно. Песня «Edge of Glory» вообще похожа на хард-рок.

— Я ее написала после смерти деда, полгода назад. В тот день мы с отцом ездили в больницу на прощание, а вечером я сидела в доме родителей за пианино, на котором когда-то училась играть. Мы с отцом пили текилу и разговаривали о дедушке, и в тот же вечер я сочинила «Edge of Glory». И хард-рок тут неслучаен: мой дед, мои родители — все они рабочие люди, голубые воротнички. «Edge of Glory» — это такая отсылка к Брюсу Спрингстину, который до сих пор олицетворяет собой американский рабочий класс.

«Edge of Glory»

— Кто еще на вас повлиял, кроме Брюса?

— Я могла бы разобрать по косточкам каждую песню с нового альбома — но на это уйдет слишком много времени. Я соединяю все подряд. Беру партию баса у Depeche Mode, синтезатор делаю как у New Order, а бэк-вокал — как у ABBA. Вообще, когда я писала этот альбом, я представляла себе секретную вечеринку в Ватикане, на которую собралась куча испорченных ребятишек.

— Меня удивило, что на новом альбоме всего одна баллада — «You and I».

— Это тоже про борьбу в каком-то смысле. Я против всех этих правил: «четыре быстрых песни, четыре медленных и четыре в среднем темпе». Вместо пяти проходных медляков я лучше запишу один хороший. «You and I» — по-моему, прекрасная вещь, на все времена. Это лучшее из всего, что я до сих пор написала.

«You and I»

— Когда смотришь, сколько всего вы делаете одновременно, диву даешься: как вы чисто физически все это успеваете?

— Кофе и сигареты. (Смеется.) Шутка. На самом деле я даже не курю. Если начистоту, конечно, я жутко устала. Я никогда не расслабляюсь. У меня постоянно ощущение, что я марафонец на последнем отрезке дистанции: я не чувствую ни рук, ни ног и продолжаю бежать только на адреналине. Правда, есть одна маленькая проблема: если вспомнить, сколько мне лет и сколько длится моя карьера, сейчас идет примерно третий километр. Но это ничего. Фанаты — мой главный допинг. Ничего лучше и придумать нельзя. Без них я увяну.

— Ну хорошо, вы не устаете — а не боитесь, что в конце концов вы сами всех утомите?

— Я вам скажу так. Когда люди думают, что ты скоро исчезнешь, — им все в тебе нравится. Когда они никак не могут от тебя избавиться, они начинают злиться. Но я никуда не денусь. Не дождетесь.

Альбом Леди Гаги «Born This Way» выходит 23 мая на лейбле Universal.