«Если твой хит приносит миллион долларов — сделай так, чтобы он и звучал на миллион долларов, черт возьми!»
В рамках закрытия сезона на «Стрелке» в эту субботу выступят англичане Kindness — пожалуй, главное фестивальное открытие года; выдающийся ансамбль, играющий зрелищную, красивую и подвижную поп-музыку по мотивам Артура Расселла, Дэвида Боуи и прочих великих эксцентриков. Несмотря на то что на концерт смогут попасть не все, «Афиша» не смогла удержаться от искушения и поговорила с создателем Kindness Адамом Бейнбриджем о нелюбви к интернету, проблемах современной поп-музыки, путешествиях и постмодернизме.
Фотография: pitchfork.com
Еще не так давно Адам Бейнбридж был задротствующим меломаном, песни он поначалу писал у себя на лэптопе, весь альбом Kindness сделал почти в одиночку, не считая помощи продюсера Филиппа Ждара, — но к сцене приспособился очень быстро и ведет себя на ней, как настоящая суперзвезда
— В ваших песнях очень много всего намешано, кажется, что вы переслушали тонны чужой музыки. На чем вы росли в этом смысле?
— Пожалуй, больше всего на меня повлиял мой папа. Он ведь был диджеем — так что все мое детство где-то рядом звучала музыка, причем все время разная; диджею ведь, чтобы в курсе быть и оставаться востребованным, надо все время слушать что-то новое. Мой энтузиазм по отношению к музыке, желание собирать пластинки — они, конечно, оттуда, и желание играть самому вырастает напрямую. То есть я уже подростком скупал записи и очень все это любил. И думал, как было бы круто стать диджеем. Потом, правда, выяснилось, что быть музыкантом еще веселее, так что я немного сменил профиль.
— То есть вы сначала слушали много чужой музыки, а потом из этого проросла своя?
— Да, определенно. А что, бывает по-другому? Ну то есть я понимаю, что бывает, но это же самый логичный и естественный путь, мне кажется. Меня немножко пугают музыканты, которые не были задротствующими меломанами, не переслушали тонны чужих пластинок, прежде чем начать делать что-то свое. Мне вообще кажется, что чужая музыка должна для тебя быть важнее своей.
— То есть?
— Ну ты должен относиться к ней более серьезно. Любить по-настоящему. Быть страстным фанатом чужой музыки. Потому что только тогда ты будешь относиться к своим песням так, как они того заслуживают, и стараться сделать их такими, чтобы они были хотя бы не хуже.
— Вы поэтому так долго альбом записывали? Про вас же впервые стало слышно еще года три назад, а пластинка только этой весной вышла.
— А мне не кажется, что это долго. Это вообще очень современная и не вполне адекватная идея — что альбом должен выходить, как только об артисте хоть кто-нибудь узнал. Мне кажется, это неразумно. Я решил взять паузу и поработать с песнями столько, сколько надо. Сейчас, когда есть интернет, ты можешь следить за музыкантом буквально с того момента, как он издал первый звук, но ведь это совсем не означает, что он готов сделать что-то большое, что его музыка уже по-настоящему состоялась. Наша эпоха вынуждает людей как можно скорее начинать делать вид, что у них уже есть альбом и они готовы к настоящей карьере, но нередко на деле это совершенно не так, и на самом деле им нужно время, чтобы повариться в собственном соку, что-то про себя понять.
Путешествия по миру, мультикультурализм, добрая романтика, старое диско, вокал в духе Артура Расселла — в клипе «Cyan» есть практически все отличительные свойства музыки Kindness
— Вы, кажется, вообще не очень большой поклонник интернета. У вас даже фейсбука нет и официального сайта.
— Ну это просто отвлекает. Да и вообще я не думаю, что это правильно — вот эта всеобщая мания вокруг социальных сетей. Даже одна фраза в фейсбуке или твиттере может отнять какое-то количество твоих творческих усилий и энергии, которые стоило бы потратить с большей пользой. К тому же ты никак не можешь контролировать контекст, в который попадают твои высказывания. А если у тебя нет никаких способов адекватно подать то, что ты хочешь сказать, зачем вообще говорить?
— При этом вы же наверняка сами из интернет-поколения. Я не верю, что вы не ищете музыку через сеть, не сидите на YouTube и так далее.
— Сижу, конечно, и YouTube на меня очень влияет. А до этого — всякие блоги с неизвестной музыкой. Помню, для меня большим откровением было, когда я смотрел ролики со всяким старым диско и вдруг обнаружил, что к клипам, касающимся клуба Paradise Garage, вообще практически не пишут злобных комментариев. А вы же в курсе, как там обычно на YouTube, да? Все пытаются всех закидать говном. А тут вдруг — сплошная радость и благодарность. Это сподвигло меня углубиться в историю Paradise Garage, что тоже, конечно, на альбом повлияло. Так что да, разумеется, я очень многим обязан тому легкому доступу к музыке, который дает интернет. Но что касается социальных сетей... Сейчас ты можешь узнать, что твой любимый музыкант ел на завтрак или какой подарок он выбрал для мамы на Рождество. Делайте со мной что хотите, но это тема нездоровая. Вместо реальной музыкальной журналистики мы видим, как люди обсуждают свои пищевые пристрастия и прочую подобную фигню. По-моему, такие изменения точно к худшему.
— А еще вы, я так понимаю, не любите современную поп-музыку.
— Нет, почему? Я слышу, насколько она качественная, и абсолютная суперкоммерческая попса тоже может доставлять мне удовольствие. Просто, понимаете... Вот вспомним Chic, или Дэвида Боуи, или даже Мадонну. Тогда, в
«Поп-хиты были как блокбастеры в кино — такие же дорогие и круто спродюсированные. Сейчас они звучат как рингтоны, на которые наложили вокал»
— Но эти рингтоны пользуются спросом.
— Просто в музыке есть вещи, которые всегда работают. Это как с гранжем — куча групп использовали одну и ту же последовательность пяти–шести аккордов и копировали звук Nirvana. И это срабатывало, это всегда будет срабатывать, есть крючки, за которые люди всегда будут цепляться. Так же как динамика и чрезвычайщина дабстепа — публика всегда на это будет подсаживаться. Но все это можно делать хорошо и с умом, а можно — дешево, чтобы звучало так, будто это все записал какой-то хмырь из рекламного агентства. Проблема в том, что работать оно будет в любом случае. В этом и казус Рианны и Леди Гаги. Ребята, которые делают эту музыку, знают, что ее по-любому будут слушать, — а тогда какая разница, зачем мы будем наводить на нее лоск и тратить время, если она все равно попадет на радио? Я читал в «Нью-Йоркере», кажется, статью про Эстер Дин — это девушка, которая работает с продюсерским дуэтом Stargate и служит сонграйтером у Рианны и других больших американских поп-звезд. Она пишет где-то 80 песен в день и носит их с собой в своем Blackberry. Вы просто подумайте — куча песен, которые вы встречаете в хит-парадах, написаны одним и тем же человеком в одной и той же студии с одними и теми же продюсерами. По-моему, в этом точно есть что-то болезненное.
— Вы так много говорите о любви к старым временам. По-вашему, в музыке вообще важен прогресс? Она все еще может стремиться в будущее?
— Да-да, конечно. Я ни в коем случае не ретроград, в прошлых эпохах я люблю как раз такую музыку, которая опережала свое время. И она и сейчас есть — скажем, альбом Jam City, который вышел в этом году, звучит абсолютно небывало, по-моему. Просто я считаю, что любой звук — новый, старый — заслуживает мыслительного усилия и пристального внимания. Меня очень травмирует плохой дабстеп или все эти американцы, которые услышали Скриллекса и Swedish House Mafia и теперь клепают плохой хаус. Это очень поверхностный подход к музыке — а ты все-таки должен музыку любить и относиться к ней ответственно. Да, я люблю очень многое, что было сделано в прошлом, но я не пытаюсь это повторить — наоборот, я беру очень разные вещи и совмещаю их друг с другом. Скажем, я могу вырезать саксофон из какой-нибудь песни
— Вы же, я так понимаю, изначально все сочиняли и записывали в одиночку. Но при этом группа у вас очень дельная подобралась. Я видел вас на фестивале Primavera в этом году, было довольно грандиозно.
— Да, спасибо. Вообще, это результат удачного стечения обстоятельств. Потому что я, на самом деле, собирал ее из знакомых и знакомых знакомых. Ну то есть буквально по такому принципу — а вот есть этот парень, он классный, а еще он на басу умеет играть. Но это был самый логичный способ — альбом-то у меня такой, что можно хоть оркестр собрать. А денег у нас было все равно на четыре–пять человек. Так что я пустил все это на самотек — и все как-то вдруг сложилось. Я страшно рад, что на фестивалях людям наши концерты так же нравятся, как и нам самим. Особенно в Японии. В том плане, что обычно-то мы играем в темноте, ну и как-то привычнее, когда публика вечером и ночью очень восторженно реагирует. Но в Японии мы выступали практически утром — и при этом в зале царил какой-то нереальный энтузиазм.
У Адама Бейнбриджа почти идеальный концертный состав: веселый негр за барабанами, невозмутимый басист, две красивые девушки на подпевках, ну и сам вокалист с пластикой богомола и повадками крунера-суперзвезды
— Ваша группа называется «Доброта», альбом — «Мир, тебе нужно измениться». Вы подразумеваете под всем этим какой-то гуманистический месседж?
— Ну, во-первых, если бы я выступал под собственным именем, как Адам Бейнбридж, мне следовало бы играть песни под акустическую гитару (смеется). А во-вторых... Ну посмотрите, что во всем мире в этом году происходило — мне кажется, заголовок альбома ко всему этому кошмару очень подходит. Все как-то через пень-колоду, очень много неправильных событий происходит, и наша ответственность как нового поколения, в частности, заключается в том, чтобы не принимать все это как должное. Pussy Riot в России, война в Сирии, арабская весна... Есть явная необходимость глобальных изменений. Именно глобальных — я не имею в виду, что в России все плохо, а в Англии хорошо. У нас тоже много чего прискорбного.
— А как менять-то? Что конкретно вы имеете в виду?
— Если бы я знал! Но вообще мне представляется, что это вопрос, который каждый должен поставить перед собой. Одна из главных глобальных проблем — наша нетерпимость к чужим убеждениям и желаниям. Если бы мы стали чуть с большим пониманием и уважением относиться друг к другу и мнениям других людей, стало бы полегче. Если бы исламские фундаменталисты и ортодоксальные евреи уважали веру друг друга, они бы могли жить бок о бок без постоянных поползновений к взаимному уничтожению. Вопрос ведь исключительно в том, как мы воспринимаем себя, насколько серьезно к себе относимся. Мне кажется, как только ты начинаешь думать, что твои убеждения, твоя политика, твоя мораль — единственно верные, ты тут же превращаешься в такого индивидуального фашиста. Нам нужно согласие в том, что мы можем не соглашаться.
— Вы же очень много путешествовали за последние пять лет. В Берлине жили, в Париже, в Лос-Анджелесе, в Филадельфии, в Нью-Йорке. Это часть какой-то специальной стратегии?
— Скорее реализация имеющихся возможностей. Если ты молод и у тебя есть возможность поездить по разным местам, почему бы ей не воспользоваться? Тем более что это влияет и на музыку, конечно. Я очень люблю американскую культуру, например (что не означает, что я очень люблю саму Америку), и благодаря всем этим поездкам узнал ее куда ближе. Меня, кстати, теперь часто принимают за американского музыканта.
— Я, кстати, ровно об этом хотел спросить. Вам важна вообще национальная идентичность? Вот эта пресловутая «английскость»?
— Это интересный вопрос, да. Ну у меня же смешанная раса, моя мама изначально из Индии, так что я всегда думал о нашей семье в глобальном контексте, вне национальностей. Я думаю, что это вообще важная особенность нашего поколения — мы не думаем о себе как о гражданах отдельных стран, мы чувствуем себя жителями мира. Благодаря интернету все культуры легко доступны, и у тебя может быть столько же общего с человеком из Южной Кореи, как с человеком из Хьюстона. Или из Москвы. У тебя нет необходимости уже идентифицировать себя с государством или нацией. То есть я бы мог сказать о себе, что я британец, конечно. Но я никогда бы не сказал, что я англичанин.
— Давайте напоследок сыграем в такую игру: я вам буду называть имя музыканта или название группы, которые, кажется, на вас повлияли — ну или вы на них похожи. А вы будете говорить, что думаете. Вот, скажем, Дэвид Боуи.
— Для меня было важно конкретно видео «Jazzin’ for Blue Jean». Оно идет двадцать с лишним минут, и он там играет одновременно Дэвида Боуи и человека, который пытается попасть на концерт Дэвида Боуи. Выдающаяся штука. Один из лучших поп-клипов, которые я когда-либо видел.
То самое видео
— Артур Расселл.
— О да. Да-да-да. Это тот самый футуризм
— Принс.
— Его я люблю за одновременно четкое и абсолютно сумасшедшее видение мира. Скажем, у него был период, когда он нанял целую команду портных, которая работала в комнатах рядом с его студией — и каждый день шила новые ряды для всей его группы из нескольких десятков человек. Это абсолютное безумие, и это очень круто. Сейчас таких людей уже не делают.
— Hot Chip.
— Хм. Ну они мне нравятся, да. Это еще один пример английской группы, которая берет в оборот любимую американскую музыку — будь то хаус или соул. То есть музыка преотлично существует и в отрыве от культуры, которая ее породила. Но для меня они все равно звучат слишком мило, слишком по-британски. Все-таки, когда я слушаю музыку, я обычно хочу забыть о какой бы то ни было идентичности.
— А свою музыку вы рассматриваете как посвящение своим любимым группам? Вот то, что вы сделали с клипом «That’s Allright», — это же практически такой жест благодарности.
— Да, безусловно. Это вообще фундаментальная цель для меня. Когда ты что-то семплируешь, ты автоматически становишься должником этой песни и ее автора. Мне важно было, чтобы больше молодых людей узнали о Trouble Funk; я и песню эту семплировал во многом потому, что был удивлен, что до этого в рэпе и R’n’B ее никак не использовали. Своими песнями я хочу сообщить, что в мире существуют невероятные музыканты, которые могут по-настоящему вдохновлять публику и образовывать людей. Поймите — я люблю Кэти Перри и Рианну, я обожаю Бейонсе, очень хорошо, что вся эта музыка существует. Но мне кажется важным донести до слушателя еще и всякое неосвоенное наследие — чтобы потом они в свою очередь начинали с ним работать и делать свои песни. Если ты слушаешь только ту музыку, которая записана сегодня, этого недостаточно для того, чтобы сочинять свою. Ты должен помнить о тех, кто был до тебя.
Чтобы снять клип на «That’s Allright», Адам Бейнбридж договорился с вашингтонской гоу-гоу-группой Trouble Funk, которую на этой песне семплировал, — те сыграли версию Kindness, в результате получился то ли кавер, то ли переделанный оригинал; в общем, ужасно интересная штука
Kindness выступят в эту субботу, 22 сентября, в «Стрелке». Как попасть на концерт, уточняйте по телефонам бара. Первые 100 зарегистрировавшихся на концерт на сайте института «Стрелка» получат приглашения бесплатно