«Наши иконы стиля — это старики»

— Вы же очень быстро прославились и поехали с концертами по всему миру. Не тяжело это?

— Отнюдь. Напротив — нам очень нравится, правда. Вы поймите: мы несколько лет сидели вдвоем в Манчестере в темной комнате без окон и дверей. Никуда не ездили, даже тусоваться не ходили — то денег не было, то надо было над песнями работать. И уж теперь, когда у нас есть возможность попутешествовать, мы из этого хотим выжать все, что можно. И это получается. Каждый день что-то такое происходит, о чем потом друзьям будешь рассказывать, — вот мы недавно в Дрездене играли, так за нами потом поклонницы на двух машинах погоню организовали, честное слово. Ну и вообще. Мы же еще стараемся побольше в туристов играть — выходить на улицу, гулять, смотреть города. Потому что иначе легко перейти в такой автоматический режим: играешь концерт, всю ночь бухаешь, просыпаешься, едешь в аэропорт, едешь на саундчек, играешь концерт, всю ночь бухаешь, просыпаешься... Ну и так далее. Это ловушка, которую мы всеми силами пытаемся избежать.

— Вы вообще планировали свой успех? По тому, насколько продумано все, что вы делаете, от песен и костюмов до видео, кажется, что да.

— Когда мы только придумали Hurts с Тео (Хатчкрафтом, вокалистом и второй половиной Hurts. — Прим. ред.), мы приняли для себя одно важное решение. Мы же к тому времени уже по три года в других группах отыграли и жутко устали от музыкальной индустрии. Плюс совершили много ошибок, осознали их и решили, что больше не поймаемся. И мы решили, что все, что мы будем делать, мы будем делать до самого конца, контролировать полностью — так, чтобы все, что с нами связано, было самого лучшего качества. Будь это наш стиль или наша музыка. Мы хотили добиться совершенства еще до того, как подпишет лейбл. И слава богу, лейбл, с которым мы заключили контракт, это понял и не стал ничего менять. Так что те Hurts, которых вы видите сейчас, — это примерно то же самое, что было в начале.

— О каких ошибках вы говорите? Почему вообще у ваших предыдущих групп ничего не вышло, а у Hurts получилось?

— Ну, мы были молоды и наивны... Я серьезно! Мы и песни-то не очень умели писать раньше — когда мы с Тео только повстречались, никто из нас понятия не имел, как это делается. Все это время мы учились — учились сочинять, учились работать вместе. И еще один момент. С годами понимаешь, как надо существовать внутри музыкальной индустрии. Кому доверять, кому нет. В этой самой индустрии очень много дерьма, скажу я вам. Но мы боролись — и это сделало нас сильнее. И теперь нас уже не сломаешь.

— Ну а в смысле музыки в чем отличия? Что вам хотелось изменить по сравнению с вашей предыдущей группой Daggers, например?

— Я бы сказал так: Daggers — это музыка двух людей, которые отлично проводят время и очень стараются написать идеальную поп-песню. А Hurts — это музыка двух людей, которым ни хера не весело и уже наплевать на идеальную поп-песню. Как только мы прекратили так отчаянно, по-школьному стараться, как только нам стало плохо и мы впали в меланхолию, у нас начало все получаться — потому что мы начали писать честно. Нас перестало заботить, нужна кому-нибудь наша музыка или нет. Самое смешное, что ровно в этот момент мы написали «Wonderful Life» — и резко стали всем нужны.

— А был момент кризиса? Когда вы уже готовы были сказать себе: все, это конец, ничего не выйдет?

— Был, конечно. Вы не поверите, но самым тяжелым, мрачным, депрессивным временем в моей жизни были два месяца, когда мы сочинили «Wonderful Life». Daggers уже закончились, Hurts еще не начались, никто не знал, кто мы такие, всем было на нас наплевать — и вот тогда мы написали «Evelyn», «Wonderful Life» и «Unspoken». Я даже помню, как мы закончили «Wonderful Life», я вышел на студии, и мне было абсолютно по барабану. Жизнь была сама по себе настолько тяжелой, что о песнях я как-то даже не беспокоился. Но с другой стороны — ровно потому мы их написали, они ровно об этом; та же «Wonderful Life» — это же песня про суицид и про попытку спастись. Мы были в чудовищной ситуации и очень хотели спастись сами, чтобы это закончилось. Но если бы мы в этой ситуации не оказались, мы бы никогда не записали эти песни — и в каком-то извращенном смысле я даже благодарен жизни за весь этот кошмар.

— Как выглядит процесс сочинения песни Hurts? Вас же двое — как вы работаете?

— Когда мы записывали «Happiness», это выглядело так. Мы нашли очень мрачную студию — темную комнату почти совсем без света. Поставили там пианино. И так и сидели: я за инструментом, Тео напротив. И смотрели друг на друга. Пялились до тех пор, пока кто-нибудь из нас не подавал какую-нибудь хорошую идею. Ну и надо сказать, что большую часть времени никаких хороших идей не возникало вовсе. Но раз в неделю — или как-то так — кого-нибудь из нас вдруг осеняло, будто бы с неба что-то падало — и становилось песней Hurts.

— А вы спорите друг с другом, например? Ругаетесь?

— Один раз мы поругались, да. В 2007 году. По моей вине, конечно. Не помню, какой был повод, но уверен, что виноват был я. Тео ведь очень терпеливый человек, а я не очень. Но мы почти сразу помирились. Вообще, нам страшно повезло друг с другом — потому что наши музыкальные возможности идеально дополняют друг друга. Я умею делать вещи, которые не умеет делать Тео, и наоборот. Hurts — это 100 процентов, полученные путем сложения двух половинок по 50 процентов. Друг без друга мы бы никак не смогли.

— Почему вас вообще так привлекает поп-музыка? Почему вы занялись именно ею?

— Ну, мне кажется, сам процесс изготовления поп-песен содержит в себе невероятную интригу. Это же такой дизайн. Публика почти никогда не знает подоплеки, не видит тех, кто сочиняет все эти невероятные песни. В каком-то смысле поп — это система, и людям, которые работают внутри этой системы, постоянно приходится взламывать ее код — и, по-моему, это выдающееся мастерство. Это с одной стороны. А с другой — песни-то порой буквально с неба сваливаются, ну вот как «Wonderful Life»: мы ее не придумывали, не обсуждали, просто написали — и все. В поп-музыке есть такой инстинктивный момент, когда ты случайно натыкаешься на нечто грандиозное, и главное — не пройти мимо. Ну и самое интересное — что два эти момента, случайности и тотального контроля, дополняют друг друга. Существуют одновременно. Меня до сих пор восхищает то, как это устроено.

— И что вы думаете о нынешнем состоянии поп-музыки?

— К сожалению, по всему миру то, какие песни слушают люди, диктует радио. Что означает, что, грубо говоря, маленькая группа людей сидит в кабинете и определяет, какую музыку вы будете любить. И если их почему-то не интересует какая-то песня — даже если она отличная, — покупать ее не будут. И так жить очень сложно — особенно в Британии. В других странах Европы нас куда охотнее в эфир ставят. Но в любом случае — эта зависимость от радио меня совсем не радует.

— Подождите, неужели радио правда настолько важно? А как же интернет, все дела? Разве все не изменилось?

— На самой вершине поп-музыки, куда мы, надеюсь, забрались, — нет. То есть когда ты наверху, без радио уже никак. Вот наш сингл «Stay»: в Англии он даже в Топ 40 не вошел, а в Германии до 2 места добрался. Это нелогично, так не бывает — а значит, это зависит исключительно от ротаций. Но да, вы правы, в том смысле что для ребят вроде, не знаю, Патрика Вулфа радио уже не необходимо — они и через сеть себе отлично слушателей находят.

— О, вы знаете Патрика? А кто еще вам нравится?

— Да, Патрик отличный, мы с ним сильно подружились в последнее время — и поразительно, что он все эти невероятные штуки практически в одиночку делает. Кто еще? Ну вот Niki and the Dove мне нравятся. Из наших певиц новых я бы Клэр Магуайр выделил, пожалуй. В общем, есть еще люди.

— Помимо музыки у вас еще очень продуманный стиль — все эти рубашки, костюмы. Откуда он взялся?

— Знаете, мы же в какой-то момент в Манчестере сидели без работы и жили на пособие. Ну и мы начали носить костюмы просто для того, чтобы чувствовать себя лично. Когда на тебе хороший костюм — ты сам себя начинаешь чуть больше уважать, он придает тебе достоинства в твоих же собственных глазах. Особенно когда идешь в контору получать пособие — сами понимаете, как там люди обычно одеваются. Собственно, костюмы до сих пор подразумевают ровно это — какую-то частную гордость, самоуважение, честь. Ну и еще важно, что это не только очень стильная одежда, но и очень простая. Наша музыка ведь очень эмоциональна, она говорит сама за себя, ее не нужно упаковывать в сумасшедшие наряды или яркие цвета. Быть простым вообще приятно.

— Как вообще, по-вашему, должны выглядеть музыканты? Вот кто ваша икона стиля, например?

— Икона стиля? Наши иконы стиля — это старики. Те старики, которых ты постоянно на улице встречаешь в Англии. В них есть какое-то непоколебимое благородство. Человек, может, за хлебом в магазин вышел — но при этом он все равно надел галстук и жилет. Я лично этим восхищаюсь. Вообще, по-моему, эпоха, когда считалось, что мужчина должен выглядеть неряшливо и грубо, уходит в прошлое. Мужчины должны хорошо одеваться. И женщинам так тоже больше нравится.

— Кстати, о стиле: я где-то читал, что вы включили в свой контракт зонтик. Это правда?

— Чистая правда. Почему? Да потому что я мок под дождем постоянно! (Смеется.) Мы сидели с контрактами, оставалось пять минут — и тут Тео смотрит на меня и говорить: «Так, ну чего бы нам еще попросить?» И мы просто написали список случайных вещей, которые нам были нужны и пришли в голову. Самое удивительное — что мы их все получили. Тео костюм достался, например.

— Вы же происходите из Манчестера — города с мощнейшими музыкальными традициями. Они для вас важны как-то?

— Ну можно, конечно, сказать, что все манчестерское наследие на нас повлияло и сквозь нас проросло. И это будет правда — раз уж мы оттуда. Но как по мне, куда важнее, что это город, в котором мы познакомились с Тео. И начали писать музыку. И пережили много прекрасного и много чудовищного. Этот город сделал нас теми, кто мы есть, — и в этом смысле он на нас повлиял больше всего.

— А почему вообще в Манчестере столько музыки, у вас есть какое-то объяснение?

— Мне кажется, это такой эскапизм. Вот возьмите, скажем, Oasis. Они с самого начала писали песни, которые были в 10 раз громче и амбициознее, чем место, откуда они доносились — они же из очень маленького манчестерского района, страшной дыры. Но вопреки этому они писали песни, которые смогли заразить весь мир. Вот это желание преодолеть свое происхождение — оно заложено во всех манчестерских музыкантах, я думаю. В Англии же, на самом деле, всем наплевать на Манчестер — только Лондон имеет значение. Но ровно из-за этого те, кто живет в Манчестере, становятся сильнее, куда больше прикладывают усилий, чтобы чего-то добиться. И мы такие же.

— Окей, манчестерская музыка для вас важна не слишком — ну а хотя бы 1980-е? Это правильная ассоциация?

— Главное, что повлияло на Hurts из 1980-х, — это Depeche Mode. Нас часто сравнивают с Pet Shop Boys, но это, мне кажется, от лени — чушь собачья, да я ни одного альбома Pet Shop Boys не слушал. А вот все альбомы Depeche Mode у меня есть. И все синглы. И вообще я могу спеть 40 их песен подряд, не запнувшись. Они для нас кое-что значат, да. Еще, если говорить о 1980-х, — Tears for Fears, Принс, Майкл Джексон. Но и все на этом. И вообще последние 20 лет для нас куда важнее, чем 1980-е. Стали бы мы делать музыку, если бы Oasis не выстроили в середине 1990-х? Кем бы мы были, если бы The Strokes не приехали в Англию в начале нулевых? Для нас самих это очень актуальные вопросы. В 1980-х мы же были совсем детьми, я почти ничего про них не помню.

— В песнях Hurts напрочь отсутствует юмор. Почему? Вы считаете, что в идеальной поп-музыке нет места смеху?

— Не совсем так. Просто песни так или иначе всегда являются продолжением твоей жизни. А как мы жили, когда сочиняли первый альбом, я вам уже рассказывал. Совсем не до шуток было, ей-богу. Сейчас нам живется куда лучше — кто его знает, может, следующий альбом будет очень смешной. Хотя — вряд ли.

— А вы вообще думали о том, что делать дальше? Hurts будут меняться — или ваша задача в том, чтобы делать все то же самое наилучшим образом?

— Первый альбом был, с одной стороны, про печаль, с другой — про надежду на то, что все изменится. Сейчас мы просто не смогли бы повторить его — потому что все и правда изменилось, и печаль, к счастью, ушла. Но ведь это не значит, что у нас не осталось эмоций. Например, гнев и агрессия — их совсем нет в наших песня. А ведь мы провели большую часть своих жизней бедными и несчастными — и сейчас, когда я об этом думаю, меня это злит: какого черта, собственно? Может быть, второй альбом мы вынем откуда-то оттуда.

— На что похожи ваши концерты? Это правда, что с вами там оперный вокалист выступает?

— Мы просто посмотрели на все остальные группы и прикинули, чего они не делают. Нам хотелось, чтобы наше шоу выглядело так, как ни у кого больше. Поэтому мы нашли двухметрового великана по имени Ричард и взяли его с собой. Очень классный парень. Но если бы вы его на улице встретили, огоньку бы просить не стали, это я вам гарантирую.

— Не могу не спросить: а вот эти русские референции в вашем последнем клипе что вообще означают?

— А это, извините, секрет. Не могу рассказать. Зато могу заявить со всей откровенностью: мы прямо ждем не дождемся концертов в России. Я понимаю, все так говорят, но это правда. Наши российские фанаты — самые преданные. Они все время нам что-то пишут — на фейсбук, всюду. Очень нас поддерживают. Так что мы с Тео действительно очень предвкушаем. Нас же Москва всегда интересовала, хоть мы и не были там ни разу, — у Daggers даже песня такая была: «Moscow». Так всегда бывает — тебя больше всего тянет к местам, о которых ты толком ничего не знаешь. Но сейчас уже скорее хочется увидеть все это своими глазами.

— Раз вы из Манчестера, вы, наверное, интересуетесь футболом. Можете сделать прогноз на окончание сезона?

— Интересуюсь — это слабо сказано. Футбол и музыка — две главные вещи в моей жизни. У меня годовой абонемент на «Манчестер Юнайтед» — хотя, понятно, сейчас я очень редко попадаю на матчи: мы все время в разъездах. Так, значит, прогнозы? Ну посмотрим... «Барселона» выиграет Лигу чемпионов. Без вопросов. Вы посмотрите на их полузащиту — у них просто нет конкурентов, они слишком крутые. Ни у кого нет спайки на уровне Месси, Хави и Иньесты, даже у нас. Что касается Премьер-лиги, тут все решится между «МЮ» и «Арсеналом». «Арсенал» играет в очень вдохновенный футбол, но защита у них никакая — и блистательные игры чередуются с бессмысленными поражениями. Мы играем поскучнее, но, слава богу, постабильнее. Так что, думаю, мы выиграем. Но, может быть, все решит разница мячей.

1 апреля Hurts выступают в «Главклубе» в Петербурге; 2 апреля — в том же «Главклубе» в Москве. Компанию британцам на обоих концертах составят отечественные модники Tesla Boy, Pompeya и On-the-Go. 3 апреля Hurts сыграют еще и в екатеринбургском Tele Club.