Этот безумный, безумный, безумный жир

Интервью: Хитра Рамасвами/Living Scotsman
Фотография: Mert Alas & Marcus Piggott/ Artpartner.com

То, что Gossip играют в Москве в дорогом клубе Синиши Лазаревича We Are Family Disco Hotel, свидетельствует, во-первых, о своеобразном подходе Бет Дитто к панк-этике, а во-вторых, о том, что на концерт попадут не все

Когда я вхожу в номер лондонской гостиницы, где остановилась солистка группы Gossip, Бет Дитто встречает меня лежа. Ее знаменитые телеса, украшавшие обложки журналов в диапазоне от вестника рок-музыки NME до флагмана новой моды Love, вываливаются из-под рубашки большими пухлыми валиками. Ее макияж постепенно оплывает с глаз. Она выглядит очень усталой. «Каждый раз, когда заканчивается тур, мне нужно два дня, чтобы прийти в себя, — говорит она. — Просто двигаться не могу». Глядя на Бет Дитто, я начинаю верить, что она несколько раз отменяла уже назначенное интервью не просто по прихоти за­рвавшейся знаменитости. Глядя на меня, Бет Дитто всем своим видом дает понять, что ей плевать, что я могла бы о ней подумать.

«Мне плевать» — это творческое кредо Дитто; фирменная фраза, которую она раз за разом повторяет своим надтреснутым гнусавым голосом. За ка­ких-то пару лет эта женщина с 54-м размером превратилась из захолустной американской панкушки в музу главного редактора Vogue Анны Винтур и подругу Кейт Мосс, благодаря которой Дитто сделала собственную коллекцию для сети магазинов Evans, продающей одежду для полных женщин. Обводя глазами фешенебельный номер, Дитто объясняет свои принципы вы­живания: «Чтобы не сойти с ума среди всего этого, я окружаю себя людьми, которым доверяю. Скажем, я никуда не езжу без менеджера — и не из-за корпора­тивных обязательств, просто она такая же сучка-лесбиянка, как я. С ней не пропадешь». А что о ее теперешнем положении думают былые друзья-панки? Правильно: «Мне плевать. Я давно перестала волноваться по этому поводу».

Стыдно признаться, но первое, что мне приходит в голову при знакомстве с Дитто, — что я еще никогда не брала интервью у человека таких размеров. Мы привыкли к тому, что самая пухлая де­таль в облике модных девушек — это их сумки, по­этому габариты Дитто поначалу ставят в тупик. Тем более ставит в тупик то, что она их не скрывает, более того — гордится ими. Ее обнаженное те­ло регулярно появляется на обложках журналов: «Фотографы постоянно просят меня раздеться — а мне плевать, голой сниматься или нет». На сцене она тоже не стесняется — как-то раз на концерте в Глазго Дитто, приглашая всех на афтепати в гостиницу, торжественно демонстрировала публике свою задницу. И все равно — когда видишь ее вблизи, она кажется еще больше. «Смешно все это, — улыбается Дитто. — Когда ты толстая, — и да, мне нравится слово «толстый»! — люди считают, что делают тебе одолжение, когда говорят, что ты красивая. А когда ты еще и лесбиянка, они вообще не понимают, как с тобой общаться. Честно говоря, мне плевать, что вы думаете о моей внешности. Мой вес — это моя гражданская позиция».

Гражданская позиция Дитто выражается не только в размере ее белья — на законы музыкальной индустрии ей тоже плевать. В год, когда Бет стала известна широкой публике, она настояла на том, чтобы на обложке альбома «Music for Men» (сырой танцевальный рок, спродюсированный Риком Рубином) был не ее портрет, а лицо ба­рабанщицы группы Ханны Блили, похожей одновременно на Элвиса и Джорджа Майкла. «Я знаю, что лейбл рассчитывал на другое, — веселится она. — Но я вам вот что скажу: девочки западают на Ханну гораздо больше! К ней все время пристают — а со мной никто не хочет связываться». Сама Дитто уже не первый год живет вместе со сво­ей партнершей Фредди, которую в разговоре на­зывает «он». На «Music for Men» есть несколько истерических песен о любви на расстоянии — по­рой даже кажется, что диск посвящен расставанию. «Нет-нет, мы по-прежнему вместе. Просто моя жизнь сильно изменилась, и к этому тяжело привыкнуть. Мы с Фредди часто спорим об этом. Он говорит: «Ты сама этого хотела», а я отвечаю — «Разве?» Мне кажется, это просто судьба. А я ре­шила, что отказываться глупо. Я же до сих пор собираюсь стать парикмахершей — коплю день­ги, чтобы открыть собственный салон».

Дитто выросла в маленьком городке на юге США с населением в тысячу человек. У нее было шестеро сестер и братьев, их мать 30 лет прослужила санитаркой, а теперь работает в «Макдоналдсе». Они жили в трейлере, почти без денег, в окружении агрессивной религиозной пропаганды. «Там до сих пор висят плакаты размером с дом, на которых написано: «Бог следит за тобой». Ме­ня от этого просто тошнит. На самом деле за тобой следит никакой не Господь, а соседи. Я никогда не верила в бога. Представить страшно, через что пришлось пройти моей матери, когда она родила ребенка в 15 лет».

Самой Дитто тоже пришлось пройти через многое, чтобы вырваться из Арканзаса — единственной из всей своей большой семьи. Она по­знакомилась с будущим гитаристом Gossip еще подростком, но когда тот вместе с еще несколькими друзьями Бет переехал в Олимпию, она чуть не сошла с ума — несколько месяцев не могла говорить, у нее поседели волосы на лобке. «Честное слово, так и было! Каждый раз, когда кто-то опять уезжал, передо мной вставал выбор — либо уехать и открыто стать лесбиянкой, либо остаться в Ар­канзасе и превратиться в машину для производства детей. Жуть! Причем могло получиться и так, и этак. Я вполне могла забеременеть».

Через год она вырвалась и основала в Олимпии Gossip. Через десять с лишним лет она живет в Портленде в собственном доме и очень этим довольна: «Я сама убираюсь и стираю свои вещи. Цветы сажаю. Неплохо живу, в общем. И мне плевать, что мои бывшие друзья и семья хотят получить от меня денег за просто так».

Из косной американской провинции Дитто пе­ребралась в эпицентр феминистского панк-движения; а оттуда — в мир высокой моды. В начале прошлого года она сидела в первом ряду на показах Парижской недели моды. Дизайнеры лезли из кожи вон, чтобы сшить для нее платье невероятного 54 размера. Карл Лагерфельд объявил ее «экстремальной красоткой».

Фэшн-индустрия с невиданным энтузиазмом взяла Дитто в оборот — но не показалось ли ей, что ее просто выставляют на общее обозрение как диковинку? «Да это было чертовски круто! — Бет почти кричит. — А что ка­сается Лагерфельда — ну, это просто чувак, который иногда делает для меня одежду». То есть она не видит противоречия между парижскими показами и собственным радикальным феминизмом? «Вижу, конечно. Но дело не в том, чтобы стать ли­цом Chanel или заслужить одобрение Лагерфельда. Дело в том, чтобы люди, похожие на меня, по­чувствовали себя лучше. Чтобы они поняли, что тоже так могут».

Дитто теперь действительно может почти все: продолжая считать себя панком, она не идет на компромисс с поп-культурой, а диктует ей свои условия. «Прошлым летом, — рассказывает она, — ме­ня пригласили в Рим на какую-то важную ­конференцию. Я ответила — о’кей, но только если вы заплатите еще и за моего дру­га и мы полетим в первом классе. И знаете что? Они согласились! И вот я сидела там в окружении этих миллиар­деров, управляющих музыкальной индустрией, — ну, вы понимаете, как я среди них выглядела. Сидела — и вдруг поняла: я же в любой момент могу вернуться в Портленд. Мне плевать. Я лег­ко могу от всего отказаться, если захочу, а они — нет. Как ни странно, я нужна им гораздо больше, чем они мне».