Супергруппа Лагутенко и Шевчука: премьера альбома

— Новые проекты — зачем они вам? Это же первый раз, по-моему, когда происходит размножение группы «Мумий Тролль».

— Я бы сразу хотел сказать, что это ни в коем случае не размножение группы «Мумий Тролль». Наверное, эти проекты и появились по той причине, что я не вижу путей размножения «МТ» — группа пришла к некоторому виду, который мне не хотелось бы нагружать метаниями из стороны в сторону. При этом мне самому метания очень нравятся, они мне даже необходимы, чтобы поделиться той бурлящей информацией, которая во мне самом есть. Существует такое понятие — джентрификация. У меня никакого желания проводить джентрификацию «Мумий Тролля» не было, потому что это еще вполне здоровый работающий организм. Я пошел по другому пути. Я помню, как в Пекине стирались кварталы с лица земли, и там заново строились все коммуникации, дороги и так далее. Вот «Горностай» — проект именно такого плана. Сделанный с нуля и совершенно другими людьми. Тут даже не человеческий фактор важен, а установка в мозгу у тех или иных творческих единиц. При этом музыкальный материал что «Мумий Тролля», что «Кеты», что «Горностая» — он весь мне как слушателю нравится.

— Понятно же, почему вопрос возникает. У стороннего наблюдателя может сложиться ощущение: вот есть группа «Мумий Тролль», такая вся из себя стабильная и предсказуемая, а есть Илья Лагутенко, у которого масса свежих идей. Это так или нет? Вы от «МТ» не устали?

— Здесь более уместно говорить не об эмоциональных факторах типа усталости, а именно, как бы сухо это ни звучало, о профессиональных каких-то категориях. За последние десять лет нам удалось скомпоновать «Мумий Тролль» так, что он остается и востребованным у слушателя, и интересным для тех людей, которые непосредственно в группе играют. Но я прекрасно понимаю, что у каждого грузовика или танкера все равно есть объем, который он может на себя взять. И больше он просто не понесет. А что-то попробовать и прочувствовать на себе все-таки очень хочется. А если очень хочется, то можно. Я прекрасно понимаю, что проекту «Кета» не светит коммерческий успех в ближайшем будущем. Мы до сих пор не можем решить, как он должен звучать на концерте. Все, что происходит с мировой электронной музыкой непосредственно на сцене, меня не убеждает в том, что «Кета» должна идти по этому пути — любая рок-группа, включая «Мумий Тролль», даст этому сто очков вперед. Но попробовать найти этот медиум — довольно интересно. Что касается «Горностая», то тут мы сразу поставили себе предельно открытые рамки. Это вообще такой анархический проект. Никаких репетиций, установок, планов, ничего. Разговаривать об этой музыке, продвигать ее вообще не предполагалось. Мы никого в проект не набирали, это не было какой-то концептуальной идеей, исходившей от меня или Паши Шевчука (партнер Лагутенко по «Горностаю», штатный звукорежиссер «Мумий Тролля», лидер группы «Зурбаган», один из самых активных российских саундпродюсеров — Прим. ред.). Мы все пустили на абсолютный самотек и ждали, когда какой-нибудь корабль разобьется у наших скал, — или, наоборот, пройдет мимо и возьмет нас на борт. Короче говоря, «Мумий Тролль» — это путь, который я очень хорошо знаю. Это путь от работы до дома, по которому ты ездишь каждый день и в котором тебе все знакомо. Ты знаешь, где будет пробка, как лучше ее объехать. Вот этот дом слева уже закончили красить. Вот этот справа — снесли. И так далее. А с «Горностаем», если продолжать метафору, все устроено так: это как приехать в аэропорт и не глядя отправиться куда-то далеко по билету, который ты выиграл в лотерею.

Премьера: «Горностай» — «Воздух свободы»

— А расскажите вообще, откуда «Горностай» взялся? Мы же ничего не знаем.

— В первую очередь из виртуального общения самых разных людей. Когда вокруг появилось большое количество так называемой лоу-фай-музыки и она начала завоевывать определенную популярность, возникла мысль, что, в принципе, достаточно быстро и легко можно соорудить из существующих мыслей и зарисовок некую такую легкую конструкцию. Все люди, которые работали над проектом, никогда не собирались вместе. Весь процесс состоял исключительно из пересылки файлов, стихов, мелодий. Я тут, наверное, больше выполнял функции продюсера альбома, а Паша Шевчук — аранжировщика. И география всего этого была предельно широкая — от автора стихов из поселка Рыбачьего, недалеко от той самой дальневосточной бухты Горностай с городской свалкой, которая дала название проекту, до ребят из Евпатории, которые проживают рядом с бывшим ядерным реактором. Учитывая, что потом к нам присоединились ребята из городов, что как раз по центру, из Перми и Екатеринбурга, выходит, что «Горностай» — это такой кратер. То есть мы свалили в кучу все, а потом попытались подразгрести и придать какой-то вид этому. Зеленые такие принципы (смеется). Мы скорее перерабатывали отходы, чем создавали новые технологии.

— И кто ж все эти люди многочисленные? На диске указаны только вы, Шевчук и Mars Need Lovers.

— Ну мы решили этим пока ограничиться, потому что именно эти люди занимались основной работой по созданию непосредственно музыкальных дорожек. На то, чтобы все архивировать и никого не обидеть, нужно кучу времени. Вообще, все это начиналось с таким энтузиазмом, красиво, исключительно на идее. А теперь начинается: этот договор, тот, авторские права. Никакой административной работой с «Горностаем» у меня не было желания заниматься. Мы вот недавно говорили с Сашей Гагариным из «Сансары», который теперь тоже часть «Горностая», что вообще, может быть, стоит развивать это не как музыкальный коллектив, а как концепцию времяпровождения, что ли. То есть это не группа лиц, а движение, которое вокруг песен возникает.

— Как у вас в результате этих движений на записи Гриша Ургант появился? Это, прямо скажем, не то имя, которое ожидаешь увидеть на пластинке, записанной Ильей Лагутенко.

— (Смеется.) Да... Гриша Ургант любит играть на гитаре! А так как он артист начинающий, то с ним легко договориться. (Смеется.) Помню, лет десять назад мне Женя Гришковец рассказывал, как хотел бы играть в группе на бас-гитаре. Ну и я ему в позапрошлом, что ли, году и говорю — мол, приезжай в студию, сыграй, мечта исполнится. Но он же писатель, он всегда только словами и отделывается. А Гриша Ургант сказал: «Я люблю играть на гитаре». И в свободное время он разговаривает только о гитарах. И он получил, что хотел.

— «Кета» и «Горностай» — разные довольно истории, но и та и другая, кажется, про минимализм во многом.

— Ну да. Этого и хотелось. Less is more, как говорят по-английски. Меня вообще в этом смысле привлекает все то, что в музыке сейчас творится. Потому что те технологические возможности, которые сейчас предоставлены любому абсолютно человеку на земном шаре, мечтающему назвать себя музыкантом, 20 лет назад были доступны единицам. Это было дорого, ты должен был попасть в некую элиту, чтобы к технологиям доступ получить. Все поменялось кардинально. Имя нам — легион, всего в руках у нас очень много. Ну, правда, количество это переходит в качестве гораздо тяжелее, чем 20 лет назад. И именно потому, что многие ничем себя не ограничивают. Мне показалось, что самое правильное — грамотно поставить себе рамки, чтобы все звучало органично. Мы действовали так: если я умею играть на гитаре так и только так, мы не будем приглашать гитариста, чтобы он сыграл, как я, но лучше. Пусть придет Гриша Ургант и сыграет то, что сыграет. Нужно было определить эти рамки для себя — и в них действовать.

— А тот новый лоу-фай, который вы упомянули, — вы что конкретно имели в виду?

— Ну вот то, что стало много коллективов, записанных на коленке, без проведения какой-то положенной работы. Кстати, если бы они ее провели, материал, мне кажется, мог бы стать более интересным. Но и этот вроде бы недоделанный материал находит своего слушателя, который очень положительно реагирует. При этом — ну вспомните все дискуссии о русском роке, да? Дескать, им не хватало хорошей записи, хорошей гитары, хорошего усилителя. А что мы имеем на данный момент? Что альбомы, например, «Аквариума» и «Центра» 80-х годов, сделанные во всех этих чудовищных условиях, но совершенно удивительные по духу и по звуку, слушаются гораздо интереснее, чем то, что записывают их создатели теперь, имея все под руками.

— Альбом «Горностая» называется «Воздух свободы», первая строчка первой песни на макси-сингле «Афиши» — «Убиваешь президента, режешь кавказца». Это, честно говоря, еще более неожиданно, чем Гриша Ургант. Вы вкладывали в это все какой-то политический смысл?

— Я вам, Александр, открою тайну. Так много, как при создании этого альбома, я не смеялся уже давно. Мы обсуждали самые разные идеи — и одна из них, действительно, заключалась в том, чтобы сделать этот альбом псевдосоциальным. Я понимал, что громкое название диска может обеспечить ему успех еще до собственно прослушивания. Потому что про эту социальность сейчас очень много говорится, и при этом ничего не происходит.

— То есть это юмор?

— Отчасти юмор, отчасти мне хочется проверить реакцию всех этих социально озабоченных слушателей.

— Ну а песня «КапКапКап», где про кавказца и президента?

— По большому счету это очень серьезная песня про то, что всем надо жить в мире. Что мы не должны становиться заложниками самих себя, попадать в капканы, которые сами расставили, — и кровь капает, капает, капает. Знаете, одно из первых публичных выступлений группы «Мумий Тролль» произошло в 80-х на фестивале политической песни. Где я исполнял композицию «Инопланетный гость», за что мы были раскритикованы в пух и прах. Так вот я сейчас подумал, что песня «КапКапКап» куда больше отвечала условиям программы. Изучаем ошибки прошлого! (Смеется.)

— Я просто почему про политику спросил — вы когда недавно за один день играли в Калининграде и Владивостоке, спонсором калининградского концерта была «Единая Россия». И это тоже несколько удивило, потому что вы вроде раньше от таких вещей старались подальше держаться.

— Ну, я думаю, политика сейчас на жизнь нашей страны оказывает куда большее влияние, чем музыка или архитектура. Это факт, от него никуда не деться, и я считаю, что создавать себе какой-то обособленный мир, где ничего этого не будет, — не самый правильный путь. Нужно учиться жить в мире, который тебе дан. И находить пути взаимодействия. Политика — это же цирк, это еще больший шоу-бизнес, чем наш музыкальный шоу-бизнес. Может быть, тут и правда можно сделать упрек нам, музыкантам и артистам, — если бы мы лучше играли в свои игры, они бы не играли в свои. Но что касается ситуации в Калининграде — я не особенно в курсе. Я в этом проекте принимал активное участие в переговорах с администрацией Владивостока. А что пришлось сделать промоутерам в Калининграде, по каким пойти партийным кассам, я даже не знаю. Наверное, это было самое простое решение в их городе.

— Но вас это не напрягает?

— Понимаете, главное — расставлять себе приоритеты. Мы предлагаем свою идею, люди на местах ее реализуют. Если бы я всегда настаивал на том, как это хочется видеть мне, многого бы вообще не случилось. Что там было? Рокеры хотели пойти на рекорд рокерский. Эта задумка была воплощена в жизнь. А если вообще всю ситуацию с музыкальными представлениями в стране разбирать, то, я думаю, ни один опен-эйр, если не говорить о чисто коммерческих, не обходится без определенных политических решений на разных уровнях.

— И все-таки — то, что благодаря этой истории группа «Мумий Тролль» начинает с «Единой Россией» ассоциироваться...

— Я как-то не уверен, что какой-либо коллектив ассоциируется с «Единой Россией». Ну разве что Надежда Бабкина. Вот она у меня точно ассоциируется исключительно с политической деятельностью, потому что я ни одной ее песни вспомнить не могу. А больше... Ну смешно думать, что если Филипп Киркоров поехал для президента Кадырова выступать, он теперь с какими-то политическими движениями связан. А что касается несчастных наших рокеров, которые все время пытаются что-то друг другу доказать... У меня, например, Макаревич и Шахрин все равно ассоциируются с «Новым поворотом» и «Оранжевым настроением», а не с их заседаниями в каких-то партиях. Видимо, все-таки у Андрея Макаревича песни лучше получаются, чем общественная деятельность. Как, впрочем, и у Юрия Шевчука. Я до сих пор считаю, что некоторые его песни настолько сильные, что его общественная деятельность в плане того, как она меня может затронуть, даже рядом не стояла. Наверное, все-таки все мы любим песни больше, чем правителей.

— Ладно, пес с ней, с политикой. Мне еще как-то в связи с «Горностаем» бросилась в уши тема старения. «Седина поет-смеется», «рокмены уходят со сцены», «секс-бомбы стареют». Для вас это важно?

— Все это песни на заказ. (Смеется.) У нас в «Горностае» есть такое: приходят потенциальные поклонники и говорят — хорошо было бы вот про это сочинить. Ну мы садимся и сочиняем. Почему не попробовать? Про песню «YouTube», которую вы процитировали, лучше автора текста спросить — его зовут Николай Елисеев. Вообще, я думаю, со временем мы сами узнаем много неожиданных новостей о группе «Горностай». Из этих интерпретаций песен, из всего. Там же не такой большой процент моего личного творчества, самое главное — именно эта продюсерская роль. Для меня это и было главным вызовом — как объединить все это так, чтобы получился цельный альбом, чтобы слушатель мог не вдаваться во все эти подробности относительно авторов и исполнителей. Примерно как с трибьютом «Афиши» — при всем разнообразии артистов и песен пластинка в итоге слушается довольно цельно. Мне кажется, с «Горностаем» тоже получилось. По отдельности эти песни было бы слушать не так интересно.

— Раз уж вы вспомнили о трибьюте — как вы его теперь оцениваете? Этот проект вам что-нибудь дал?

— Мне было интересно за всем этим наблюдать. Благодаря трибьюту я еще больше проникся к некоторым коллективам. Не то чтобы их открыл для себя — просто пошел дальше, послушал больше, побывал на выступлениях. Моими фаворитами по всем статьям, безусловно, являются Narkotiki и Padla Bear Outfit. И даже не в контексте трибьюта — а именно как состоявшиеся коллективы. Я считаю, что Narkotiki — одна из лучших концертных групп страны на сегодняшний день. Если бы не название — «Дискотеку Аварию» все уже давно бы забыли (смеется). Что касается Padla Bear Outfit, то если из всего, что сейчас есть на русском языке, и существует какой-то новый русский рок, то это они. Еще были интересные электронные проекты типа DZA... Но вопрос-то был не об этом, да? Что он мне дал. Мне он дал уверенность в том, что все это нуднячество типа «у нас нет новых групп» — его производят те, кто абсолютно не хочет поднять голову и посмотреть вокруг. Потому что есть. И вовсе даже не такое узкопрофильное, как это обычно ставят в укор «Афише» — дескать, это все хипстерская история, которая кроме кучки посетителей клуба «Солянка» не нужна никому. Я абсолютно так не считаю. И благодаря трибьюту можно было явно увидеть, что все это действительно претендует на завтрашний мейнстрим. Единственное, что печалит в какой-то мере, — это английский язык.

— Ну да.

— Я не то что осуждаю пение на английском. Наоборот, всеми фибрами души сочувствую и поддерживаю тех, кто мечтает мир завоевать. Проблема в том, мне кажется, что, чтобы международные позиции завоевать, нужно выходить на этот самый международный фронт, а не в тылу отсиживаться. А российская городская клубная публика все равно гораздо более позитивно относится к родной речи. Ну и вообще, мне это кажется каким-то нонсенсом. Как это ты не можешь писать на родном языке?! Мне кажется, все наоборот как раз. Если ты можешь писать на русском — тогда ты уже можешь писать на английском, китайском, итальянском, каком угодно. Что тут далеко ходить! Я часто сейчас в Америке бываю, и вот недавно мы завели разговор о современной российской музыки с представителями той самой эмиграции, с людьми, которые живут за границей по 20, по 30 лет. И которые, казалось бы, ничего не знают о том, что происходит в стране, они зациклились на Окуджаве, или на Маше Распутиной, или в лучшем случае на «Машине времени». В общем, мне было очень приятно, когда они начали цитировать слова из песен проекта «Сабля».

— Ого! Вот это класс.

— И я подумал: вот все-таки что такое онлайн-общение. Люди абсолютно не знают, что показывают по Первому каналу, зато очень хорошо ориентируются в андеграундной рок-музыке. Так что все хорошо.

— К вопросу об Америке. Вот вы сейчас в Лос-Анджелесе, и где только не бываете. Есть вообще место, которое вы можете назвать домом? Или уже полная глобальность — и весь мир в ваших руках?

— Ну не то чтобы. Честно скажу, со временем все сложнее совершать все эти передвижения. Потому что все-таки семья, дети, большая ответственность, которая с каждым годом будет становиться все больше: детские сады, школы и так далее. Пока у меня есть энтузиазм по поводу того, что можно объять необъятное, да. Но, наверное, скоро придется принимать какие-то решения. Мне, честно признаюсь, до сих пор нравится Дальний Восток российский. Природа, воздух, море. Когда я стою на берегу Японского моря, мне кажется, что я дышу и растворяюсь. Но оценивая реальное положение дел и то, чем я сейчас занимаюсь, я понимаю все-таки, что мне рано еще думать о контейнерке на берегу какого-нибудь морского заповедника, где я смогу ловить ракушки, питаться морскими ежами и сливаться с природой. У меня пока еще очень много идей.

Диск с половиной альбома «Горностая» «Воздух свободы» можно найти в новом московском номере журнала «Афиша»

Послушать альбом полностью, скачать его бесплатно и выразить авторам благодарность в денежном эквиваленте можно на странице «Горностая» на сайте ThankYou.ru