Foals о нерадивых фанатах, подражателях, греческих корнях и двухголовой собаке

— Почему, по-вашему, ни одной группе так и не удалось скопировать ваш довольно характерный звук целиком?

— А я не уверен в том, что кто-то действительно пытался это сделать. И мне не кажется, что это возможно: группа — это все-таки воплощение всех нас пятерых; она состоит из и возникает из наших индивидуальных странностей и особенностей характера. По-моему, тут не собезьянничать.

— Я вот почему спросил: характерная для вас гитарная полифония, с другой стороны, просто пошла по рукам — это звучание используют в хвост и в гриву. Что вы думаете на этот счет?

— Это лестно, чего уж там. Приятно видеть, как элементарные частицы звука попадают в коллективное сознание, становятся мемами и, таким образом, частью культуры. До той степени, что, возможно, конкретно с нами этот прием уже не ассоциируется. Теперь это просто такой способ играть на гитаре — достаточно распространенный среди инди-групп.

— А что вы чувствуете, когда кто-то вроде Two Door Cinema Club берет вот эту самую гитарную полифонию — и делает из нее настоящую поп-музыку, добиваясь успеха в чартах?

— Ну это нормально. Ничего удивительного тут нет. Не то чтобы у них гитары звучат уж совсем так же, как у нас. Two Door Cinema Club — это полноценная поп-группа, они хотят делать поп-музыку, и их, соответственно, интересуют не те вещи, которые интересуют нас. У нас разные цели и намерения. Их успех — это не сюрприз: они явно посвящают много времени созданию очень доступных хитов. Мы никогда чем-то подобным сознательно не занимались. Вообще, мне кажется, эта группа — это некий центон. То есть я не слышу в них ничего от их самих: получается некий Франкенштейн, состоящий из разных других артистов и звуков, каша-малаша из довольно очевидных чужих кусков. И это не претензия — просто наблюдение.

— Но ведь и про Foals многие говорят, что группа с каждым альбомом все сильнее движется в сторону поп-музыки?

— Ну а я с ними не согласен. Мы ведь довольно шизофреничная группа: в нас есть некий дуализм. С одной стороны, нам точно нравится создавать поп-музыку — то, что вызывает веселье на примитивном уровне, то, что не требует теорий, пояснений и концепций. Но, с другой стороны, мы хотим уничтожить такого рода песни, сжечь все это к чертям — и начать делать что-то вызывающее и абстрактное. И то и другое есть на каждой из наших пластинок. Мне лично кажется, что песни вроде «Cassius» — это самые прямолинейные и наивные поп-вещи, что нам довелось написать. Так что когда кто-то говорит, что, мол, мы движемся в сторону поп-музыки, мне кажется это слегка странным. С тех пор как мы записали «Cassius», мы только добавляли к музыке дополнительные измерения. Хотя поп-песни нам по-прежнему удаются: взять хотя бы «My Number», никакого же стыда! Но в этом нет специальной траектории. Просто вот такая мы группа — как собака о двух головах, которая лается сама с собой.

— Между прочим, вы же наверняка в курсе, что многие любители «Antidotes» до сих пор расстроены тем, как вы после него сменили курс. Вы хотели бы им что-то сказать?

— (Раздраженно.) Сейчас я вам скажу. Наша группа возникла не для того, чтобы угождать кому-либо или извиняться перед кем-либо. Мы играем музыку, которая нам кажется чистой и честной. Мы здесь не для того, чтобы заниматься общественной работой, это вам не Национальная служба здравоохранения! И мы не должны ни перед кем отчитываться. Если же кто-то недоволен тем, как Foals развиваются, то… То мне плевать на это, честно говоря. Любым музыкантам нужно расти. Эта склонность к редукции в особой степени свойственна некоторым поклонникам инди-рока: они хотят, чтобы их кумиры каждый раз выпускали один и тот же диск с одним и тем же набором эмоций. А это ведь невозможно. И к тому же очень скучно. Да еще и нечестно по отношению к слушателю. Да, я понимаю, что люди любят «Antidotes», это прекрасно — но требовать, чтобы группа топталась на том же самом месте, примитивно. Мы-то сами каждый раз пытаемся написать альбом, который по звуку максимально отличается от предыдущих — и это куда веселее. И я уверен, что множество слушателей ценят группу, которая умеет прогрессировать и экспериментировать. Надеюсь, что их больше, чем тех, кто застрял на первом альбоме. Вот такие дела. И напоследок — еще раз: мы не государственные работники, мы не рисуем комиксы в газете, мы не обязаны каждое утро щекотать вам животик. Это настоящий творческий процесс! Это постоянные сложности и конфликты, через которые мы продираемся. Если кто-то неспособен этого понять — пусть идет слушать что-то другое. Вы можете всего этого не печатать, но я продолжу: если кто-то прочтет любое интервью с нами; посмотрит наши клипы; осознает, каковы мы на самом деле; попытается понять характеры, мотивации и цели членов Foals, то он тут же поймет, почему мы не записали «Antidotes» еще раз. В этом различие между такой нами и некоторыми другими инди-группами, которые пытаются соответствовать вкусу как можно большего числа людей. Они флиртуют с популярностью, тянутся за лайками в социальных сетях, вот это вот все. Нас это не интересует. Почитайте историю группы — там и в помине такого нет. И как только нас начнет это заботить — все, мы инфицированы, гейм овер.

— Пожалуй, мы все это напечатаем! Я еще хотел спросить, как вы обложки делаете. Они у вас всегда очень образные и символические. Вы над этим крепко задумываетесь или так выбираете, под настроение?

— Да, под настроение. Но ведь для того, чтобы настроение появилось, некий символизм там просто обязан присутствовать, не правда ли? Картинка должна резонировать с музыкой, добираться до вашего подсознательного. Я считаю, что у наших обложек это получается.

— Давайте поговорим лично о вас. Вы британец греческого происхождения, гитарист, солист важной инди-группы… Какое влияние на вас оказал Алекс Капранос из Franz Ferdinand, попадающий под все те же определения?

— Ой, да никакого. Я о том, что он грек, узнал несколько дней назад! Да он и не выглядит как грек. Я всегда думал, что он обычный такой шотландец, по правде говоря. Так что влияния здесь ноль — хотя парень он приятный, ничего не скажешь. Мы с ним познакомились и разговорились о Греции как раз. Но когда я рос, я его даже на горизонте не засекал в качестве ролевой модели.

— Так или иначе, вы оба принадлежите к греческой диаспоре в Соединенном Королевстве — и несмотря на ее небольшой размер, выходит так, что в последние двадцать лет для поп- и рок-музыки она сделала довольно много. Как так вышло?

— Не знаю… Честно говоря, я не чувствую себя частью сообщества греко-британцев. А кого вы имеете в виду, собственно?

— Ну вот вы с Алексом, Джордж Майкл. Можно много чего плохого об N-Dubz сказать — но они тоже влиятельны.

— Только Контоставлосы — греки-киприоты. Да и Джордж Майкл. То есть они, конечно, греки в определенной степени… Но тут есть отличие. Вы знаете, я об этом всем не думал — по правде, я в данном случае в некоторой изоляции: к сообществу, к местной диаспоре я не принадлежу. Моя мать из Южной Африки — а вся греческая часть моей семьи живет, собственно, в Греции, а не здесь. Мой отец там, все мои кузены. Вообще, вот как оно для меня: в Британии я чувствую себя британцем, а когда я в Греции — я грек. То есть греко-британцем я себя не ощущаю в принципе.

— Жалеете ли вы о том, что из-за группы вам не удалось закончить университет?

— Пожалуй, «жалеть» — не совсем верное слово. Но прожить еще несколько жизней параллельно я бы не отказался: если бы у меня была возможность одновременно заниматься вот этим всем и учиться — я бы не упустил ни то ни другое. Но я ни о чем не жалею.

— Кстати говоря, Foals родом из Оксфорда — и ваша группа хорошо вписывается в традицию книжных интеллектуалов от музыки, происходящих из этого города: Ride, The Young Knives — ну и Radiohead, само собой. Это университетская атмосфера оказывает такое влияние?

— Ага, а еще вода из-под крана так на людей влияет! Действительно, некоторая академичность окружения накладывает свой отпечаток: Оксфорд заметно отличается от Манчестера или, скажем, Шеффилда. Или от Глазго. Город рос вокруг студентов и преподавателей — так что на всех нас действует гобеленоподобный фон города. И я ему тоже подвержен. Но только не подумайте, что мы там все суперботаны: у города все равно есть криминальное подполье, в Оксфорде существует контркультура. Это не какое-то напыщенное и скучное место.

— Как вы думаете, ваша предыдущая группа, The Edmund Fitzgerald, могла бы добиться того же успеха, который сейчас сопутствует Foals?

— Хм. Да нет, не могла бы. Фактически мы играли прог и ни капельки не интересовались успехом. Наверное, если вы пишете песни длиной в 17 минут, в которых никто не поет, да еще и используете в них сложные размеры, а при этом хотите добиться популярности — вам стоит задать себе парочку вопросов. Эту группу мы собрали только лишь из любви к музыке, из желания повеселиться. Оксфордская сцена в то время — это был настоящий DIY, сплошной построк. Мне было шестнадцать или семнадцать, и я вырос на всем этом — потому и делал подобную музыку. Этот опыт мне очень помог: мы играли концерты по всей Англии, и на них никто никогда не приходил. Заодно мы попадали во всевозможные дурацкие ситуации. Вот поэтому-то я так и ценю то, что происходит с Foals: я знаю, насколько хуже все могло быть.

— Вы известны своим интересом к футурологии. Какие книги вы бы порекомендовали тем, кто хочет погрузиться в эту тему?

— «Сингулярность приближается» Рэя Курцвейла и «Ружья, микробы и сталь» Джареда Даймонда. Вторая книга на самом деле не о будущем, а о прошлом — но и будущее она тоже объясняет. Для начала этих двух будет достаточно.

— Не могу не спросить про отличный мэшап «My Number» и The Village People — вы его видели, вам понравилось? А то вы производите впечатление группы, которая относится к себе очень серьезно — так что непонятно, нравится ли вам смеяться над собой.

— Видео просто угарное, оно прекрасно. Я встретил тут чувака, который его сделал, и очень долго говорил ему комплименты. Мы и вправду относимся к группе серьезно — но это не значит, что мы не любим вместе поржать. Серьезность — это важно, но это не должно мешать называть смешные вещи смешными. Чувство юмора у нас есть.

Foals выступят в Москве завтра, 6 июля, в парке Горького в рамках фестиваля «Субботник»