Дин Блант о проекте Hype Williams, альбоме «The Redeemer», краже енотов и подставных боксерских матчах

(В назначенное для интервью время Дин Блант не отвечает на звонок. Примерно через час в скайп приходит сообщение: «Чувак, прости, я тут смотрю «MTV Unplugged» с Alice in Chains, десять минут осталось. Извините, забыл про вас, скоро поговорим». Через некоторое время он звонит сам.)

— Все, я готов.

— Не думал, что вам нравятся Alice in Chains.

— Как вам сказать. Конкретно этот концерт я смотрю каждый чертов день. С самого детства. Хрен его знает почему, но я очень надеюсь, что так будет всегда.

— Ладно, давайте все-таки к делу. Скажите честно, «The Redeemer» ведь целиком про Ингу Коупленд, вторую участницу вашей бывшей группы Hype Williams, и ваше с ней расставание?

— Ну, он скорее о том, как наша жизнь устроена. О том, что каждый из нас — одновременно жертва и виновник той ситуации, в которой оказался. Герой и в то же время злодей, понимаете? И то, что со мной случилось то, что случилось, — это вроде как обычное дело. А, ладно, чего тут выдумывать — про нее, конечно. Про нас с ней и про всю эту хрень.

— А когда люди говорят, что альбом им очень нравится, у вас не возникает ощущения, что они в каком-то смысле наслаждаются вашей болью? Невыдуманной, как выясняется.

— Так я же не слежу ни за чьей реакцией. И в интернете очень мало времени провожу. Но телок после выхода альбома у меня определенно стало больше.

— И что ваши, так сказать, телки о нем говорят?

— Ничего не говорят. С ... ли вообще с ними разговаривать?

— А вот эти сложенные ладони на обложке — ваши? В метафорическом смысле, конечно. То есть вы правда искали спасения в музыке?

— Спасение — довольно эгоцентричная штука, тебе не кажется? Которая к тому же давно превратилась в очередной инструмент в руках тех, кому выгоден наш эгоизм. Так что сама идея молитвы о спасении не так уж чиста. Не то чтобы я специально хотел во все это закопаться на альбоме, но, по-моему, он и об этом тоже. На деле с обложкой все обстояло так: мне нужна была какая-то подходящая случаю картинка, и я ее нашел — дальше можно что угодно говорить и додумывать. Ладони и ладони.

— Вы раньше как-то не производили впечатление особенно рефлексирующего человека, а теперь вот открыто говорите о том, что молиться о собственном спасении — значит, в сущности, лгать.

— Не совсем так. В самом желании быть спасенным нет ничего плохого — я, по крайней мере, не берусь его осуждать. Просто концепция спасения ушла не в те руки. И обладатели этих рук быстро смекнули, что впаривать свои идеи под видом спасительных гораздо проще, чем как-то еще. Тем, кто наверху, во все времена нужен был способ кормить зверя, сидящего внутри каждого из нас. Это довольно очевидные вещи все-таки. И я, если честно, когда записывал «The Redeemer», не собирался выстраивать эти мысли в какую-то искусственную концепцию, которая потом помогла бы его восприятию. Просто взял и сделал альбом. Который даже не переслушиваю, поэтому хрен его знает, что там за идеи из него торчат. Для меня этот альбом имел какой-то смысл, только когда я его делал. А потом он зажил своей жизнью, а я — своей. Я даже оборудование, которое на нем использовал, распродал, а что не удалось продать — отдал Инге.

— Получается, вашей с Ингой группы Hype Williams больше не будет?

— Я так скажу: с Ингой мы больше никак не связаны, но проект Hype Williams жив и никуда не денется. А то, что мы уже «Black Is Beautiful» выпустили под другим названием, вообще ничего не значит.

— К вопросу о названиях — я, например, уже несколько лет мечтаю узнать, правда ли вам нравится «Живот» — тот старый фильм про афроамериканских гангстеров, настоящим Хайпом Уильямсом снятый?

— Фильм — полное дерьмо. Не знаю, кому это вообще может нравиться. Но, понимаешь, я в молодости был членом типичной черной банды — мы себя называли The Goldies, брили головы, золото носили, бриллианты. Сейчас, конечно, это трындецом кажется, но на то она и молодость. И поэтому «Живот» мне во многом близок. Это китч, который уместен в определенное время, но который не стоит воспринимать всерьез в зрелом возрасте. Нет, правда, совсем не обязательно смотреть и уж тем более любить этот фильм. Если хочется посмотреть на черных ребят в кино, лучше найти что-то покруче. «Черное гестапо» 1975 года, например.

— Вы как-то говорили, что сегодня так легко стать музыкантом в техническом смысле, что соперничество в музыке приобретает сугубо интеллектуальный характер. Получается, что «The Redeemer» с его эмоциональностью — это еще и протест против такого хода вещей?

— Опять же, не уверен, что это стоит расценивать как заложенную в альбом идею, но я ненавижу, ..., интеллектуалов. И то, что мы вынуждены жить в эпоху, когда задроты мстят миру за прошлые обиды, — это тоже ненавижу. Я не к тому, что классно быть глупым и неэрудированным, просто я против разделения вещей на лоуброу и хайброу. Мне нравится существовать в области неосознанности — не бессознательности, а неосознанности. Понимаешь, о чем я? Творческий процесс сам расставляет многие вещи по местам, не обязательно для этого тщательно все просчитывать.

— И к чужой музыке у вас такой же подход? То есть вы и ее стараетесь не анализировать?

— Я довольно быстро определяюсь со своей реакцией на музыку. Обычно хватает пяти первых секунд, чтобы все понять. Так что если у вас слишком долгое вступление в песнях — идите в жопу. Естественно, я трачу время и силы, чтобы разобраться в музыке: почему она именно такая, кто и как ее сделал. Но это происходит естественно и следует за эмоциональной реакцией. Поэтому у меня особые отношения с современной музыкой. Я не буду слушать новый альбом только потому, что он новый, или потому, что его записала группа, с которой мы играли на одном фестивале. Потому что иначе рискую потратить время на что-то совершенно пустое, увлеченное только собственной формой. На что-то, что раскроется передо мной за секунды и сразу же перестанет интересовать. Многие вещи мне, конечно, нравятся, но я искренне ненавижу современный, например, хаус. Или техно. Или гаражный рок. Зачем мне слушать то, что звучит как The Sonics и при этом сделано через 50 лет после The Sonics? Музыка, если оказывается привязана к определенному времени, — и это не обязательно плохо — должна уйти вместе с ним. Зачем тянуть в 2013 год то, что все уже услышали и поняли десятки лет назад?

— А когда вы все же решаете какую-то новую музыку послушать, чего от нее ждете? Не только ведь принципиального новаторства?

— Самое интересное, что я и сам не знаю. Часто понимание приходит в процессе прослушивания, а часто не приходит вовсе, но зудит в голове своим отсутствием. Говорю же, я каждый день пересматриваю концерт Alice in Chains, не понимая толком, зачем мне это нужно.

— Простите, я про «The Redeemer» снова. Он весь буквально пропитан духом американского соула. За исключением, пожалуй, трека «Imperial Gold», который сам по себе — чистый британский фолк.

— Ну это ведь не на сто процентов мой трек, там поет девушка по имени Джоанн Робертсон, с которой я, разумеется, спал. А Imperial Gold — это вообще сорт марихуаны.

— Ваш любимый?

— Нет, но очень хороший. Жаль, что им только в Лондоне торгуют. А свой любимый я попробовал в Лос-Анджелесе, там у Соулджа Боя есть точка... а, нет, стой, не этот. Мне совсем недавно подогнали Yeezus, вот он — лучший.

— И название хорошее.

— Ага, в лос-анджелесском магазинчике Black Rose всегда есть несколько сортов марихуаны, названных в честь новых популярных альбомов или фильмов. Когда я там был в последний раз, у них только появились Magna Carta и Holy Grail — два разных сорта, которые лучше покупать вместе и каждый раз смешивать в разных пропорциях. Но мы вот говорим про марихуану, а я, на самом деле, не так уж много курю в последнее время. Во-первых, легкие у меня уже не те, а иногда в голове появляется образ Сида Барретта — и как-то не по себе становится. Так что я стараюсь не частить, а когда очень хочется — брать что-нибудь полегче, точно не Northern Lights.

— Хочется как-то связать это с тем, что вы, кажется, перестали рассказывать про себя всякие небылицы, как в былых интервью, — признайтесь, вы ведь не грабили никаких таксидермистов и чучела енотов у них не воровали?

— С чего это вы так решили?

— Ну это, если честно, очень похоже на бред.

— А люди что, не совершают бредовых поступков? Я до сих пор не исключение.

— Тогда в том, что вы зарабатывали деньги, проигрывая в боксерских матчах, наверное, не надо сомневаться. Можете просто поподробнее рассказать об этом?

— Да, было дело. Я выходил на ринг, ждал удара, от которого можно бы было упасть, и падал. Но все боксеры, поединки с которыми я сливал, были, к счастью, очень подготовленными, так что особенных угрызений совести я не испытывал. Ну и еще я большой поклонник Станиславского — мне нравится заставлять людей верить в то, что я делаю, — хоть на альбомах, хоть на ринге.

— Да, кстати, вы ведь, помимо музыки, занимаетесь еще искусством и театром. Про вашу выставку «28s», например, интересно — в центре музейного зала лицом вниз лежит человек...

— Да, да! Эту работу я назвал «Черная культура». Культура, которая окружена вещами — хорошими, дорогими вещами. И которая при этом продолжает лежать на земле. И никто, во-первых, не знает, почему она лежит, а во-вторых — никому нет до этого дела. Хотя это, конечно, белая культура черную на землю отправила.

— У одного российского художника есть похожая работа. Называется «Мечтатель» — вот, посмотрите.

— Ха-ха, класс!

— Так вот, ее решили убрать из галереи раньше срока — якобы потому, что она пугает посетителей. С вашей «Черной культурой» не было проблем?

— Сам я не был на открытии, но мне потом рассказывали, что многим людям работа и аннотация к ней показалась слишком жесткой по интонации. Но с другой стороны — когда вообще людям нравилась правда, проговоренная прямым текстом?

— С концертом Hype Williams в России тоже ведь странная история была — многие до сих пор не понимают, что это вообще значило. Вышел какой-то дядя в маске старика, зачитал очень длинный текст под электронное шуршание, ушел.

— Ой, тут я вам не помощник — меня же там не было.

— Вы серьезно сейчас?

— Ну да. Так что об этом лучше спросить кого-нибудь из очевидцев.

— Не уверен, что понимаю, если честно. Мы сейчас с вами разговариваем по поводу, в общем-то, концерта, а вы, может случиться, даже не приедете?

— Ну почему же, приеду. Только я бы, если честно, с удовольствием просидел в отеле все время... Хотя нет, это странно как-то.

Дин Блант выступит в эту пятницу, 16 августа, на вечеринке «Selector Live» в баре «Стрелка».