Ода Анне Герман

Известно, что Поль Сезанн частенько заходил в дома покупателей своих картин и интересовался судьбой своих творений. Если представить, что Анна Герман вошла бы сейчас в наши дома, что бы она там увидела? Укутанного шерстяным одеялом мальчишку, которому мать шепотом поет: «Спи, моя крошка, мой птенчик пригожий, баюшки-баю-баю». Переживающую разлуку с мужем молодицу, стоящую у окна и слушающую на повторе пронзительную кантилену про звездную память друг друга. Юного паренька, который в очередной раз смотрит тот самый эпизод с Татьяной Дорониной, пытающейся вспомнить имя этого летчика одного, французского, ну Сент-Экзюпери. Сгорбившуюся седовласую старушку, рассматривающую фотографии молодости в запылившемся альбоме и мурлычащую себе под нос: «Один раз в год сады цветут». В общем, если без суесловия, наш дом — Россия Анны Герман, и все мы, члены этой фракции, — долгое эхо ее песен.

Совсем недавно исполнилось 30 лет со дня смерти великой советской певицы Анны Виктории Герман. «Варшава — мое место на земле, а Россия — всегда в сердце», — не раз говорила она о себе. Своя среди чужих, чужая среди своих — этот противоречивый лейтмотив сопровождал певицу на протяжении всей жизни. В Польше ее держали за русскую, в Советском Союзе — за польскую. Дочь немецкого бухгалтера и голландки-учительницы, она всегда ошибочно считалась полькой по национальности. Тевтонская голубица ангельских кровей с лицом, будто сошедшим с распространенных здесь в те годы гэдээровских переводных картинок, вкладывала всю себя без остатка в песни на трех языках. Робко произнесенные в собственный адрес слова Герман — «Я, кажется, могу только петь» — кажутся сейчас вполне исчерпывающей ее характеристикой. Будто при таком голосе еще один талант не покажется лишним. В пустыне чахлой и скупой, в треклятой безблагодатности песни Герман — это божественный оазис; недаром ее творчество искренне любил прежний папа, Кароль Войтыла, тонкий, видать, ценитель прекрасного.

У пани Герман была непростая судьба, и нужно было иметь действительно «терпениум мобиле», как некогда выразился Илья Ильф, чтобы достойно пройти через все склоки-проволоки советского бытия. Отца расстреляли в 1937-м как немецкого шпиона, мать была вынуждена петлять по территории СССР от Джамбула до Новосибирска, а потом и вовсе выйти замуж за поляка и перебраться в Польшу. Не в шелку и бархате росла Анна, но ведь прав был сибарит Иван Гончаров: «Искусство не любит бар, оно тоже избирает «судоходных».

Первым заметным успехом Герман на эстраде стало исполнение песни «Танцующие эвридики» в Сопоте в 1964 году. Затем концерты в СССР, всенародная любовь, мировая слава, а 1967 году — ужасная автокатастрофа во время итальянских гастролей, которые могли оказаться последними в ее жизни. Несмотря на неутешительный диагноз врачей, Герман смогла не только встать на ноги после аварии, но и вновь запеть. Шаинский, Тухманов, Пахмутова, Бабаджанян, Френкель — лучшие композиторы Страны Советов были к ее услугам. Именно после той злосчастной катастрофы и были спеты самые знаменитые ее вещи: трепетный дуэт с Лещенко «Эхо любви», чуть ли не лучшая русскоязычная песня на свете «Надежда», шебутной шлягер «Когда цвели сады» и протестный романс «А он мне нравится». Удивительно, насколько близка была Герман к мудрецу в сенековском понимании: «Он осушит слезы других людей, но не станет к ним примешивать своих».

Еще Василий Розанов, светлая голова, говорил, что в России так же жалеют человека, как трамвай жалеет человека, через которого переехал. И ничего, весел труд, сердца поют, в жизни вновь живет любовь. Стойкая панночка с железной волей не сложила руки и не поддалась унынию. «Если вы хотите в искусстве чего-нибудь прочнее сладеньких улыбок да пухлых плеч или почище задних дворов и пьяного мужичья, так бросьте красавиц и пирушки, а будьте трезвы, работайте до тумана, до обморока в голове», — эти слова все того же Гончарова Герман, похоже, поняла на свой салтык и взяла на вооружение. И работала так, что устыдился бы любой передовик производства.

«Если бы это спела не Герман, прозвучало бы пошловато», — говорили о ее песнях на худсоветах. Сейчас это особенно заметно по перепевкам песен Герман — практически все они звучат именно что пошловато. Возможно, Лада Дэнс с Ваенгой втихомолку лелеяли суеверную надежду встать вровень с Анной, перепевая «Когда цвели сады». Вероятно, ту же надежду питала и семейная пара Агутин–Варум с «Эхом любви». А получилось блудодейство и жеребятина сплошная.

Про отгремевший на Первом канале сериал, посвященный жизни Герман, можно, к несчастью, произнести те же слова. А какие заголовки в прессе! «Марат Башаров поможет воскресить Анну Герман!» Да триста Башаровых вместе с Башировыми не смогут воскресить Анну Герман, благо она, в сущности, и не умирала вовсе, пока жива ее музыка. Лучшим способом почтить память великой певицы будет послушать ее песни. Флобер вон ежегодно перечитывал «Дон Кихота» — и ничего. Я заканчиваю свое письмо, но любовь Анны Герман к вам не имеет конца. Воистину, если кто будет любить меня после смерти, пусть об этом промолчит.