«Ничего не слышал о том, как живется геям в России, но я всегда открыт новым горизонтам!»

— Пластинка «Lupercalia» еще даже не вышла, а вы уже едете играть эти песни в Россию. Обычно у нас бывает наоборот: сначала в местных клубах год-другой танцуют под главные хиты любимого артиста, а уж потом попадают на его настоящий концерт.

— Мой новый альбом полон страсти, любви и темперамента. Мне хочется разделить эту радость, это упоение жизнью… устроить всем нам праздник… Ну, в общем, вы уже поняли, что я намереваюсь отдать дань грандиозной русской культурной традиции, которая занимает значительное место в моем сердце. Если честно, стартовать я люблю подальше от дома — например, европейский тур обычно начинаю в Дублине. Есть у меня такое свойство — зацикливаться на городах, с которыми меня что-то связывает. Вот с Россией меня определенно что-то связывает, я это отчетливо понимаю.

— Это очень дипломатично, спасибо. Москва и Петербург, кстати, в чем-то похожи на Дублин — здесь тоже любят пить, драться и брататься.

— Есть другая формальная причина: скрипачка Виктория Сазерленд, вместе с которой мы уже десять лет работаем,  отсюда родом, она выпускница Московской консерватории.

— Откуда вы берете все эти барочные названия альбомов? «Ликантропия», «Люперкалия» — надо же.

— Я посвятил свою жизнь сочинительству, письму. Можно сказать, я филолог. Исследования — это часть моей работы. В Лондоне я люблю ходить по лавочкам, где торгуют всякими эзотерическими книжками и оккультной литературой. К тому же я серьезно интересуюсь народным фольклором.

— Вот любопытно, кстати, что вы читаете.

—  Самые разные энциклопедические исследования о месте оборотней в западной культуре. Энциклопедии мифов. Нон-фикшн о цыганских суевериях. Дилана Томаса.

— А как вы относитесь к популярным сагам про вампиров и оборотней? «Сумерки» смотрели?

— Нормально отношусь — что плохого в том, что наконец и массовая культура помогает простым людям получше понять и принять вампиров и оборотней. Но сумеречную трилогию я не видел и поэтому конкретно про нее сказать не могу.

— А я почти не слышала ваш новый альбом — сейчас выложены всего две песни. Но складывается ощущение, что вы идете куда-то в сторону Моррисси и Roxy Music — притом что звучит все очень модно, но это такая благородная английская глэм-эстрада.

— Я пока сам толком не понял, что мы записали: мы только три концерта в Лондоне успели сыграть. Но главная идея крутится вокруг праздника, если под эстрадой понимать именно это. Я пытаюсь быть оптимистом, пока остальные грустят. Ведь если подумать, здоровый дух — вот что мы ценим в других. Все равно, где человек работает и каков его социальный статус, главное — найти свою любовь и сделать мир хоть чуточку гармоничнее. Что, собственно, и является одной из древнейших проблем, стоящих перед человечеством. Я, как умею, стараюсь ее решить.

— У вас в этом деле много единомышленников? Вот вы недавно с Патти Смит вместе играли — она что говорит о ваших идеалистических затеях?

— Патти. Это женщина, которая переворачивает жизнь с ног на голову.  Я не преувеличиваю. Мы познакомились  аккурат перед каким-то фестивалем в Уэльсе, она позвонила и предложила мне поиграть для нее на альте. Было грандиозно — и мне кажется, что я честно заслужил право с ней выступить. Сначала идут годы работы, когда ты завоевываешь аудиторию, при этом тебе нечасто приходится услышать какие-то теплые слова от коллег. Поэтому очень здорово, когда ты сталкиваешься с кем-то вроде Патти и она просто говорит тебе: «А я тебя знаю, ты мне нравишься».

— Если попытаться объяснить дух британской музыки по состоянию на 2011 год — то это что такое будет?

— Мне почему-то очень странно представить себя в рамках того, что вы называете британской музыкой. Я здесь живу 27 лет, но совсем не чувствую духовного или какого угодно еще родства с кем-то другим — меня в смысле местной традиции интересует только фолк. Английская электроника, инди-поп, дабстеп — все как-то мимо, пожалуй, в этих мирах у меня и друзей-то никогда не было. Зато мне нравятся такие, кто умеет сочинять песни. В этом плане мне интересно ходить на концерты Florence & The Machine или вот Лоры Марлинг. Я на самом деле вообще почти никого здесь толком не знаю, живу в своей маленькой раковине. Меня поэтому и привлекают какие-то экзотические штуки. Но если кто-то и способен воплотить дух этой страны — то только Пи Джей Харви. Она по-настоящему является неотъемлемой частью Великобритании. Ее необходимо слушать, потому что она — наша Джони Митчелл, она наш Боб Дилан. Нет, даже больше, она как наша гора. Или как река.

— Пару лет назад вы были популярным героем британской светской хроники — то куртку дорогую потеряете, но средства на новый альбом начинаете искать через пользователей интернета. Как, кстати, все закончилось с курткой и альбомом?

— Куртка пропала бесследно. А вот альбом «The Bachelor» оказался вполне успешным предприятием. Удалось не только вернуть пользователям все вложенные деньги, но и даже заработать. Но вообще, знаете, мне на деньги наплевать. Я же не просто так пою в песне «The City»: «Не дам городу разрушить нашу любовь». Город олицетворяет собой кучи наличных, от них все зло! Если я вдруг разбогатею, уж лучше вложу капитал в сохранение популяции черепах. Ну или раздам их уличным музыкантам. Любовь — вот что главнее всего на свете.

— Я почитала ваш твиттер, вы там радуетесь, что в Великобритании, возможно, легализуют однополые браки. А вы, может быть, знакомы с положением дел о правах гомосексуалистов в России, у вас, может быть, есть тут какие-то друзья?

— Нет, увы, я ничего не слышал том, как живется геям в России. Но я всегда открыт новым знаниям, новым горизонтам!