«Ту роль, которую играла в обществе музыка, заняла комедия»
Брайан Ино приезжает в Петербург, чтобы прочитать лекцию о культуре. Чтобы напомнить о том, какого размаха это человек, «Афиша» публикует репортаж Юрия Сапрыкина, который ездил к Ино в Лондон в 2005-м году.
По телефону меня предупреждают: во-первых, улицу Пембридж-Мьюз невозможно найти, во-вторых, Брайан Ино ненавидит давать интервью. Особенно о музыке. Он столько лет встречается с журналистами, что давно ответил на все мыслимые вопросы.
Перед тем как отправиться искать улицу Пембридж-Мьюз, я нахожу в сети статью из New Musical Express 1974 года под названием «Все, что вы предпочли бы не знать о Брайане Ино»: одетый в красное кимоно Ино принимает журналистку в своей лондонской квартире, все убранство которой состоит из ковра, двух подушек, свечей и винилового проигрывателя; демонстрирует безволосый живот, рассуждает о преимуществах мексиканской и японской порнографии перед американской, показывает коллекцию похабнейшего свойства игральных карт. Когда он внезапно начинает петь, в комнате появляется двухметровая негритянка, которая зажигает ему сигарету и, не проронив ни слова, исчезает. Журналистку, которая все это описала, звали Крисси Хайнд, в конце 70-х она станет солисткой The Pretenders.
Что сказать о жизни Ино? Что оказалась длинной. В 1974 году Ино был известен пристрастием к боа из перьев и макияжу кричащих цветов: так он выглядел, будучи клавишником группы Roxy Music. В двухтысячных Ино известен как теоретик культуры, высочайшего класса продюсер, соавтор (на правах опять же продюсера) лучших пластинок Боуи, Talking Heads и U2, изобретатель как минимум одного музыкального жанра и нескольких фундаментальных идей, из-за которых поп-музыка стала такой, какая она есть.
Ино одним из первых понял, что главный инструмент в нынешней музыке не гитара и не голос, а студия; с помощью студийных ухищрений можно добиться на порядки более глубокого эффекта, чем даже самым искренним сочетанием слов и нот. Ино занимался генеративной музыкой: пытался создать алгоритмы, согласно которым музыка могла бы создавать сама себя, превратиться в самовоспроизводящийся, из себя самой растущий организм. Ино придумал музыку эмбиент: по апокрифической легенде, он лежал после аварии, не в состоянии включить проигрыватель, слушал, как за окном шумит дождь, – и вдруг понял, что музыка может стать чем-то вроде света или цвета, она не должна лезть в уши, она не более чем часть обыденного жизненного фона. Наблюдать сбывшиеся пророчества Ино можно на каждом шагу – да хоть усаживаясь в такси, где работает радио «Динамит FM»: таксист воспринимает эту музыку именно как обыденный фон, белый шум; музыка сделана исключительно посредством студийных ухищрений и – если даже в точности не является таковой – производит полное впечатление самовоспроизводящейся, возникшей без участия человеческой воли. Как Ино сказал – так и вышло.
Пембридж-Мьюз находится в момент, из-за двери слышится какое-то шевеление, поворачивается ключ. Прямо на меня, на уровне головы, смотрят два кошачьих глаза.
Ино протягивает руку. На шее у него сидит упитанный, холеный черный кот. Мы проходим внутрь; к счастью, помимо ковра и свечей, тут есть еще много чего. Кругом разложены книги и развешены картины, прямо у входа к стене прислонен бесхозный витраж. Из очевидных странностей – только одинаковые серые бумбоксы, висящие в ряд под потолком, да белая доска, на которой маркером выведен подозрительный ряд названий: «House of the Rising Sun», «California Dreaming», «All You Need Is Love» – и дальше в том же духе. Ино показывает, куда присесть, бежит ставить чайник – и, в общем, не производит впечатления человека, до смерти измученного журналистами. И на шее у него по-прежнему роскошный котяра.
– Как зовут кота?
– Кофе.
– Спасибо, мне чаю. А кота как зовут?
– Кота зовут Кофе. Он любит сидеть на шее. Сейчас привыкнет – и к вам на шею залезет.
{Анонс}Ино срывается в соседнюю комнату. Там синтезаторы, компьютеры, пульт и самое интригующее – бесконечные коробки с CD-болванками, надписанными фломастером. Что там может быть – бог весть. Барабаны для альбома U2, неизданные дуэты с Робертом Фриппом, материал для нового сольника. Ино хватает одну из болванок и вставляет ее в компьютер со словами: «Сейчас мы выберем луп». На болванке оказывается барабанная партия, Ино отрезает законченную ритмическую фигуру, запускает ее по кругу и склоняется над двумя коробочками: над одной водит руками, по экрану другой стучит пальцем. Ритм от этого искривляется, становится похоже на сложновывернутый драм-н-бейсовый трек – только играется вживую и, на секундочку, руками Брайана Ино. Тут Ино отводит руки от коробочек и говорит: «А теперь, пожалуйста, вы».
Наверное, если бы Ульяна Лопаткина попросила меня покрутить перед ней фуэте или Владимир Кличко предложил побиться на кулачках – это не было бы таким позором. Я пытаюсь повторить за Ино его приемчики – но пальцы бьют мимо и не попадают в ритм, вместо волшебной ритмической архитектоники выходит жалкое пуканье. По счастью, Ино приходит на помощь и принимается подстукивать в нужных местах, отчего трек приобретает худо-бедно пристойный вид.
— Музыка больше не является центром культурного диалога, каким была раньше. Может быть, в арабском мире она еще и играет эту роль – но определенно не на Западе. И знаете, куда сейчас, по-моему, переместился центр энергии? Где происходят новые интересные вещи? Вы что-нибудь слышали об английской комедии? В 60-е и 70-е музыка притягивала всех странных и талантливых людей из самых разных сфер. Вроде меня. Я не стал бы музыкантом сейчас, или в 40-х, или в 50-х. Но тогда весь мир следил за тем, что происходит в музыке. Что произошло в последние 10-15 лет: ту роль, которую играла в обществе музыка, заняла комедия. Люди смотрят комедийные шоу просто потому, что это смешно, – но комики, вместо того чтобы заниматься чистым развлечением, ставят над публикой психологические опыты или разоблачают методы современных медиа. Для меня это очень важно – мы живем в мире, где большинство информации получаем из медиа, а не из собственного опыта.
– Для музыки 60-70-х – даже самой революционной – медиа уж точно не были проблемой.
– Ну да: тогда было легко увидеть, где кончается пропаганда и начинается правда. Сейчас же медиа – в особенности ТВ – используются чрезвычайно изощренно, даже самый критически настроенный зритель не замечает, как это работает. Я спрашивал у Саши Липницкого – ну вы знаете Сашу, из «Звуков Му», – каково было расти в России при Брежневе, когда вокруг было так много всяческой пропаганды. И он ответил: штука в том, что мы-то прекрасно понимали, что это пропаганда, – а вы на Западе этого не видите. Он прав: наша пропаганда – куда более изощренная. Так вот: ценность комедии, которая анализирует, как устроены медиа, – в том, что она дает тебе знание. Музыка действовала иначе – музыка давала людям уверенность, что можно жить и чувствовать по-новому. Я могу быть хиппи, панком или еще кем-то – и это всегда означает целостную картину мира и способ жить в нем. Поп-музыка никогда, в общем-то, не являлась музыкой в собственном смысле слова – именно поэтому ее не воспринимают классические музыковеды: с технической и логической стороны там ничего оригинального. Мой учитель в арт-школе, когда я собирался заняться музыкой, сказал мне: «Там нет ничего, что уже не было бы сделано к 1830 году». А я ответил: «Что если музыка – это просто контейнер, в котором содержится что-то еще?»
– Самое страшное во всей этой истории с медиа – то, что они делают с детьми. Для них это единственная подлинная реальность. Это мир, который состоит из футбола и «Фабрики звезд».
– Мои дочки не смотрят телевизор с утра до ночи. Но если уж смотрят – то, поверьте, выбирают самое глупое, что только можно найти. Самые дешевые американские мыльные оперы – про мальчиков, про любовь и дружбу. И я думаю: может быть, они таким образом получают знания о том, что им важно? Если ребенок смотрит футбол – он смотрит не саму игру, он получает знания о мужественности, о взаимопомощи, о боли, обо всем, из чего игра состоит. Нужно признать, что их интересы заслуживают уважения.
– Но со взрослыми та же проблема. Тебе кажется, что когда ты смотришь новости, ты уже как-то участвуешь в жизни страны.
– То же самое можно сказать и о комедии. Людям кажется, что если они посмотрели комедийное шоу, где критикуется правительство, – они уже сделали что-то важное. Правительство в восторге от этих юмористических программ – они выкачивают всю энергию из оппозиции. По этой же причине все правительства так поддерживают спорт. Спорт аккумулирует мужскую энергию, которая могла бы быть направлена на изменение строя: вся эта сила расходуется на удар по мячу. Им нужны большие истории – как эта чертова свадьба Камиллы и Чарлза. Я уверен, что в правительстве есть люди, которые следят, чтобы такие истории регулярно возникали – все эти дети Бекхэма, которые рождаются один за другим, например.
– А у Путина однажды обанкротился негосударственный канал – и эту частоту отдали под круглосуточное спортивное вещание.
– Вот видите! Я уверен, что это не случайно. А расскажите-ка мне про Путина.