перейти на мобильную версию сайта
да
нет

Сто сорок лет среди убийц и грабителей

архив

В конце зимы – начале весны 2001 года на беллетристическом рынке появляется новый продукт: серия детективов о начальнике Санкт-Петербургской сыскной полиции Иване Дмитриевиче Путилине. Это не очередное подражание Акунину и не конъюнктурщина. Два романа из трех были написаны задолго до акунинских; третий – в 1999 году.

Лев Данилкин встретился с автором детективов Леонидом Юзефовичем, чтобы на месте выяснить, кто кого убил и кто что написал.

Путилин – знакомая фамилия; еще в самом начале ХХ века Путилин стал персонажем многочисленных литературных комиксов, дешевых брошюрок, на обложке которых рекомендовался как «российский Нат Пинкертон». Репринты этих книжонок продавались в разгар перестройки, потом сгинули куда-то. Историк и литератор Леонид Юзефович приступил к сочинениям о Путилине лет двадцать назад; поскольку он по профессии все-таки больше историк, тема далась ему не сразу – детективы его много раз переделывались. Сейчас в издательстве «Вагриус» выходят один за другим три романа о Путилине – «Костюм Арлекина», «Дом свиданий» и «Князь ветра». Последний роман – бесспорно, лучший – фигурировал в лонг-листе литературной премии Smirnoff–Букер-2000, премии им. Аполлона Григорьева-2000, стал лауреатом года журнала «Дружба народов» и недавно номинирован на премию «Национальный бестселлер».

Помимо очевидного «околоакунинского» сюжета есть еще один – «околопелевинский». Самая известная книга Юзефовича – это «Самодержец пустыни», документальное исследование о бароне Унгерне. Самого Черного Барона, белогвардейского генерала, принявшего буддизм и отвоевавшего у китайцев Монголию, знают сейчас скорее по пелевинскому «Чапаеву», где тот выступает как Юнгерн. Соль истории в том, что первым написал книгу о бароне именно Юзефович. Таким вот странным образом Леонид Юзефович оказывается в некотором роде предтечей двух звезд нынешней литературы.

Юзефович оказался худощавым дяденькой лет пятидесяти (53 на самом деле), похожим на семейного человека из черно-белой рекламы Bosco di Ciliegi. Был несколько озадачен интересом к себе и не очень понимал, как себя вести со мной. От чая я на всякий случай отказался. Он еще больше разнервничался. Я, говорит, серьезный историк. ОК. Из Перми. Почему нет? Ученик известного медеевиста Сигурда Оттовича Шмидта. В самом деле? Закончил аспирантуру в историко-архивном институте. Занимался русским XVI веком, защитил диссертацию по дипломатическому церемониалу. Больше всего гордится маленькой статейкой, в которой подтвердил подлинность переписки Ивана Грозного с Курбским (была одно время теория, что все подделано). Вообще, во всех книжках, посвященных XVI веку, обязательно есть ссылка на его имя.

– Ну а как вы детективы-то стали писать?

– На Западе существует традиция, когда серьезные историки пишут что-то такое... Занимаются специфической масс-культурой. Синолог Ван Гулик писал детективы, арабист Роберт Ирвин, Умберто Эко. Вера Мутафчиева, крупнейший специалист по Византии, тоже сочиняла – был такой европейский бестселлер «Дело султана Джема». Это распространенная традиция, но у нас я никого не могу вспомнить...

– Минуточку, а?!.

– Ну да, вот Чхартишвили. У нас это традиционно разведено: есть серьезные авторы и авторы несерьезных исторических романов.

Первую повесть – про убийство австрийского военного атташе (она тогда называлась «Ситуация на Балканах») – Юзефович написал очень давно, и она была в два раза меньше.

– Я ее очень сильно переделал – остался только сюжет.

– Почему?

– Ну я был молодой. Это было начало восьмидесятых. Дело в том, что изначально она была написана с насмешкой над тогдашним стилем мышления – сейчас-то все это архаика! – грубо говоря: если сегодня ты опоздал в школу, то завтра будешь заниматься фарцовкой, а послезавтра изменишь Родине. Было ощущение того, что за каждым поступком стоит высокий политический смысл. Та повесть была написана как насмешка над этим ощущением. В каждом происшествии изыскивается политическая тайна, интриги. А на самом деле все проще. Потом это стало неактуальным. Но я привязался к своему герою – Путилину. Он оброс деталями: у него появились жена, сын, кот и все такое.

В 1991 году был снят по этой повести фильм, который назывался «Сыщик Петербургской полиции», который до сих пор часто показывают по ТВ. Сценарий написал сам Юзефович. Путилина играл Петр Щербаков.

– А вот у вас в «Князе ветра» Путилин расследует убийство писателя, который, в частности, был автором бульварных детективов про самого Путилина и печатался под псевдонимом Н.Добрый. Правда был такой псевдоним?

– Был и писал, только у него инициал был другой.

Р.Добрый. Роман Лукич Добрый. Как выяснилось, это псевдоним прозаика и драматурга начала века Р.Л.Антропова. Замечательный факт (интересно, знает ли о нем сам Юзефович?): в одной из повестей этого Р.Доброго Путилин произносит следующую фразу: «Скорее ко мне Юзефовича!» И – «через несколько минут в кабинет вошел маленький юркий человечек». У Р.Доброго, оказывается, некто Юзефович служил агентом Путилина. Такая вот странная комбинация.

– Много их было, кто про Путилина писал.

– А вам не кажется, что он у вас стал Н.Добрый, потому что – недобрый, то есть «злодей» = akunin? (Напомним, что псевдоним «Акунин» расшифровывается именно так: akunin по-японски – «злодей».)

Юзефович vs Акунин
– Да, это мне говорила одна дама, которая делала с ним интервью одной из первых. Но никакого отношения к Акунину это не имеет. Если честно, то я его вообще не читал.

Тут надо заметить, что Леонид Юзефович, судя по разговорам с ним, очень неплохо разбирается в современной русской литературе; Акунин – досадное исключение.

– Я говорю совершенно серьезно. Я его покупал несколько раз, мои дети его читают, жена читает. Один роман я пытался читать... Не потому что я считаю, что он плох, упаси бог. Моя дочь – филолог – была в безумном восторге. Но я вообще мало читаю беллетристики.

Сравнения с Акуниным, тем не менее, неизбежны: оба историки, оба живо – один в большей, другой в меньшей степени – интересуются Востоком (один – Монголией, второй – Японией), оба прославились сначала своим non-fiсtion (Юзефович – «Самодержец пустыни», Чхартишвили – «Писатель и самоубийство»), оба пишут исторические детективы, у обоих, наконец, главный герой – русский сыщик третьей трети XIX века. Некоторая конкуренция неизбежна. Но, несмотря на внешнее сходство, как писатели Юзефович и Акунин довольно разные. Романы о Путилине безукоризненны как просто беллетристика; они очень славно написаны, остроумны и очень красиво выстроены, но они менее литературные, чем акунинские. Удовольствие от чтения Акунина во многом состоит в узнавании текста, с которого сделан его римейк; Достоевский, Гомер или Лесков – все равно. У Акунина очень много стилистических игр, читатель как бы нащупывает ретростилистики, плавает в них, обволакивается скрытыми цитатами. Акунин пишет более игровые тексты. Он не раз говорил в интервью о том, что его тексты – как японские лаковые миниатюры в 15 слоев: необязательно видеть их, но глубина – чувствуется. Умение состряпать хорошую криминальную интригу я опускаю; если человек пишет детектив, то хорошая интрига – условие sine qua non. Юзефович пишет без «подложек», в один слой; у него другие игры. Опять же, поскольку он пишет сам за себя, – чуть меньше словарный запас. Зато у Юзефовича интереснее сделан образ сыщика и сложнее структура повествования (автор описывает, как вышедший на пенсию Путилин пересказывает свои воспоминания литобработчику Сафронову, который, в свою очередь, «улучшает» их, разбавляя отсебятиной); вылавливать, где «правда», а где «литература», – вот удовольствие от текста Юзефовича. Нельзя сказать также, что Юзефович совсем уж «нелитературен». В «Князе ветра», например, один из подозреваемых, ни много ни мало, – И.С.Тургенев; особенно подозрительна Путилину одна фраза из «Отцов и детей» про красных собак.

Юзефович – не литературный проект, но это ретродетектив в чистом виде очень высокого качества. Сравнения с Акуниным неизбежны, но непродуктивны; что лучше – пепси или кока-кола? Неизвестно.

– Как странно вообще все это: два писателя вдруг заинтересовались одним и тем же периодом и начали сочинять историческую беллетристику, причем именно детективы...

– Единственное, что я знаю, – то, что я дарил свою книгу одному его очень близкому приятелю. Это было очень давно, еще когда не вышло ни одной его книжки. Совпадение прямое там есть только одно – мне дочь говорила – фамилия ротмистра Зейдлица. Я ее взял из газет. Я думаю, это просто восходит к одному источнику.

Разумеется, мне было интересно узнать, что думает про Юзефовича Г.Ш.Чхартишвили, который, как известно, является правообладателем копирайта на псевдоним «Борис Акунин». Тот сказал, что хорошо знает творчество Юзефовича-историка; что касается беллетристических опусов последнего, то он их комментировать отказался, сославшись, во-первых, на недостаточное знакомство с ними, во-вторых, на неэтичность комментирования коллег. На вопрос: «Как же вы, с вашими планами создания Клуба беллетристов (была такая идея с год назад, если помните), пропустили роман «Князь ветра», который был опубликован в «Дружбе народов» и который, кажется, полностью удовлетворяет всем критериям качества?» – ответил довольно вяло, что в Клуб он бы всех пригласил, и Юзефовича и Болмата. Но вообще-то, этот разговор был ему явно неинтересен.

– Я знаю, что он меня читал, – продолжает тем временем Юзефович. – Это единственное, что я знаю. Еще лет пять или шесть назад. Но вряд ли это плагиат. Это же все носилось в воздухе. Как мне объясняла моя дочь, они более мастеровиты, более продуманны. Более смонтированны.

Техника детектива
– Интригу мне сочинить несложно, я таких сюжетов могу выдумать сколько угодно. Но я довольно медленно пишу. Мне нужен особый ритм времени, нужно полгода чистых и потом еще возвращаться к своему тексту в течение года.

Пишет Юзефович, в отличие от Акунина, у которого все, вплоть до погоды, соответствует тогдашней реальности, не «по газетам», а из головы. Рассказывает, что в детстве у него была такая память, что мать даже водила его к психиатру. Когда к ним приходили гости, им предлагалось нечто вроде аттракциона: открыть отрывной календарь на любой странице и попросить процитировать все, что там написано, – и он говорил, во сколько минут солнце восходит и заходит, кто умер, кто родился, какие кулинарные рецепты и так далее.

– Мама в конце концов сказала, что это ненормально. Конечно, сейчас у меня память далеко не такая. Но тоже ничего.

– А вы просматриваете газеты того времени, про которое пишете?

– Конечно, я читал, особенно для первой вещи, там это заметно. Но вторая вещь написана абсолютно из головы. И третья тоже. А для первой зародыш сюжета есть в мемуарах Путилина. Мемуары, которые издал в свое время Сафонов (издателя звали Сафонов, у Юзефовича литобработчика зовут Сафронов. – Л.Д.), очень достоверны, но они очень простые. Там можно вычленить слой, который он пытался писать сам, и тот, где за него дописывали.

– А кстати, – говорит, затем уходит в другую комнату и возвращается с томом Моэма в руках. Зачитывает мне вслух:

– «В детективах нам приходится многое принимать на веру. Мы верим, что убийца норовит оставить на месте преступления окурок сигареты необычной марки, перепачкает ботинки какой-нибудь редкостной глиной или, забравшись в будуар великосветской дамы, щедро украсит отпечатками своих пальцев самые неожиданные места. В конце концов, все мы можем оказаться в горящем доме, погибнуть под колесами автомобиля, которым управляет наш недруг, нас могут даже столкнуть в пропасть. Но ни за что не поверим, что кого-то из персонажей способен растерзать крокодил, хитроумно припрятанный в гостиной уютного особняка где-нибудь в Дорчестере, или что в результате козней некоего злодея на героя романа при посещении Лувра вдруг упадет и расплющит его в лепешку статуя Венеры Милосской».

– Я хотел сказать, что, хотя я очень люблю Моэма, сам я использую принцип, когда все-таки может быть спрятан крокодил, может упасть статуя Венеры Милосской, но вопрос в том, на кого она падает. Если она падает на человека, который описан достаточно объемно, то можно в это поверить.

Путилин vs Фандорин
Вот замечательное противостояние двух столиц. Петербуржец Путилин и москвич Фандорин. При всех своих функциональных сходствах персонажи Путилин и Фандорин – антиподы совершеннейшие. Не только потому, что Фандорин при расследованиях в основном руководствуется логикой, а Путилин – своей интуицией. И не потому, что Путилин как бы простачок, не совсем джентльмен и не интеллигент; он, например, любит без спросу кусочничать на чужих кухнях, ездить бесплатно на извозчиках, а вместо пистолета у него в кармане – баночка с грибами. Фандорин всегда одинаковый, он равен самому себе, его можно прогнозировать; единственное послабление, которое он себе позволяет, – переодевания. Путилин – полная противоположность; ему даже не нужно переодеваться. Он и так крайне непоследователен. Даже автор «Записок», Сафронов, постоянно ловит его – рассказчика – не то чтобы на вранье, но на каких-то вопиющих несоответствиях. То у него сыну три года, а то двенадцать – неувязочка. Юзефович с удовольствием подставляет своего героя. У Акунина довольно картонный, безупречно положительный Фандорин существует в меняющихся, как бы разноцветных стилистиках и жизненных обстоятельствах; у Юзефовича, напротив, вечно меняющийся Путилин действует во вполне нейтральных интерьерах.

Тут дело не в том, каким непростым человеком был И.Д.Путилин; дело в повествовательном искусстве Юзефовича. У него в одном Путилине совмещаются несколько: первый – «рассказчик», сыщик, который вышел в отставку и нанял литобработчика Сафронова. Второй – «персонаж Путилин», который уже и несколько выдуман рассказчиком. Третий – «Путилин-Путилов» из комиксов Н.Доброго, «российский Нат Пинкертон» и т.д. Четвертый – «Путилин реальный», начальник сыска, автор мемуаров «Сорок лет среди убийц и грабителей». Путилин ведь, судя по всему, в начале XX века был персонажем почти анекдотическим, как сейчас Чапаев. Каков пелевинский Чапаев – сумма разных Чапаевых, фурмановского, братьевасильевского, исторического и анекдотического, таков и Путилин у Юзефовича. На протяжении всего романа автор как бы «подкручивает» его, не дает ему застыть. Оттого объект «Путилин» находится в очень сложных отношениях с реальностью. Или так: реальности трудно с ним справиться. В Путилине есть скрытый подвох. Особенно объемно все это прописано в «Князе ветра», где убивают автора брошюрок о Путилине и, чтобы раскрыть преступника, Путилин вынужден читать все россказни, написанные убитым про него самого – «Путилова».

– А откуда у вас взялся Путилин?

– Помните историю про украденный и замененный сервиз в моем «Костюме Арлекина»? Про это рассказывает А.Ф.Кони в мемуарном очерке. Уже в конце XIX – начале XX века Путилин стал героем желтых детективов. Это все чушь собачья, какой-то российский Нат Пинкертон. Он превратился в совершеннейшего героя комиксов.

Путилин был начальником Петербургской сыскной полиции с 1866 по 1889 год. Затем – и на самом деле и у Юзефовича – вышел в отставку, купил усадебку в Новгородской губернии, на берегу Волхова, и там же умер в 1893 году от инфлюэнцы, за полгода до кончины договорившись об издании своих мемуаров. Литературные комиксы стали появляться не при нем, конечно, но сразу после его смерти.

– Неизвестно, почему именно его выбрали в качестве такой фигуры...

– Он действительно был легендарным?

– Не думаю. Но в течение 25 лет он был начальником, был действительным статским советником, вполне вписанным в бомонд. У меня-то в романах он совсем другой. Единственное общее – это такая хитреца.

– А с кого вы его делали?

– С одного своего покойного приятеля – по характеру, по отношениям. У меня в юности был друг-психолог, который поставил эксперимент на себе. Я его очень любил. Ему было 40. Так вот, чисто психологически Путилин – это мой друг. Так удобнее. Я даже успел подарить ему первый роман – «с тебя списано». А от реального Путилина есть хитреца, амплуа всеобщего любимца, амплуа хитрого честного человека.

– А бакенбарды?

– Бакенбарды были.

– И в косичку он их заплетал постоянно?

– Ну нет, конечно, это я придумал.

– А монгольское посольство приезжало в Петербург, как в «Князе ветра»?

– В мемуарах ничего такого нет, никакое монгольское посольство не приезжало. Но это все могло бы быть.

Голова монгола
В третьем – и лучшем – детективе о Путилине в Санкт-Петербург приезжает монгольское посольство; странным образом убивают одного из князей, который принял православие, но потом якобы решил заключить сделку с дьволом. Параллельно разворачивается вторая линия – придуманные Юзефовичем «Записки Солодовникова» 1914 года, в которых речь идет об осаде монголами китайской крепости.

– Для меня история Восточной Европы всегда была интереснее Запада. Ну а моим хобби была история Монголии, я там когда-то служил в армии лейтенантом после военной кафедры.

Еще с тех пор у него остался интерес к барону Унгерну. Материал был собран давно; как только стало возможным, он написал книгу «Самодержец пустыни», целиком посвященную Черному Барону. В принципе, третий детектив, «Князь ветра», гораздо интереснее читать после «Самодержца» – очень занятные соответствия проступают. Она вышла в 1993 году тиражом 50 тысяч экземпляров. В Москве ее купить сейчас – в крупных, по крайней мере, магазинах – невозможно. От себя могу сказать, что это один из лучших non-fiction, которые мне приходилось читать: и история впечатляющая, и рассказчик Юзефович очень талантливый.

– Наверное, это самая известная из моих книг.

Сейчас, в марте, она выходит во Франции.

– Барон Унгерн вообще на Западе довольно популярен, там о нем есть два романа.

– Нет, «Самодержец пустыни» не роман. Это то, что называется «документальная биография». Там нет ни грамма беллетристики, ни диалогов, ничего.

Здесь книга эта была первым серьезным исследованием об Унгерне. Лет шесть назад была даже достаточно популярна. Было много рецензий, вплоть до газеты «Лимонка».

– Сам Лимонов ее очень любит.

Александр Дугин написал радиопьесу, в которой Лимонов играл роль Унгерна и орал диким голосом.

– У Дугина есть статья про Унгерна, но та статья построена на романах Жана Мабира – французского автора, который абсолютно недостоверен. В его журнале «Элементы» был отклик на мою книгу, где говорилось о том, что это пример такой научной добросовестности, когда автор совершенно не понимает, о чем он пишет. Это при том, что я занимаюсь этим многие годы! Ну конечно, я не понимаю глубин всего этого. Я просто пытался описать, как все это было.

Монгольская линия, присутствующая в третьем романе в качестве вставных глав, очень дорога Юзефовичу. «Записки Солодовникова», судя по «Самодержцу», написаны по мотивам нескольких мемуаров тех лет. Один из персонажей – некто Джамбигелун.

– Странный человек, – поясняет Юзефович. – В монгольской истории – самозванец, авантюрист, перерожденец, выдававший себя за Дамби-Джамцан-ламу, воевал с китайцами, был против революционного правительства. Затем его убили, голову отрезали и отвезли в СССР. Она сейчас хранится в Этнографическом музее, заспиртованная в банке под названием «Голова монгола».

Юзефович много лет занимался Монголией, прочитал практически все, что есть по-русски об этой стране. Бывал там.

– Я знаю этот мир, особенно увлекался им в юности. Вот видите, на стене у меня танки (буддистские иконы на ткани. – Л.Д.) висят.

– Но вы понимаете, когда сейчас вспоминают Черного Барона, то, скорее всего, в связи с пелевинским «Чапаевым». Что вы про Пелевина скажете?

– Пелевин, наверное, читал мою книгу. Но мы с ним не знакомы, не пересекались. У меня вообще мало знакомых литераторов. А вообще Пелевин мне нравится. Я, правда, не скажу, что «Чапаев» – моя любимая книга. Чисто литературно мне нравится «Жизнь насекомых». Я его очень давно заметил, еще когда он в «Знамени» стал печататься. Я и сам тогда там печатался.

В 1994 году он стал лауреатом премии журнала «Знамя» за лучший рассказ года.

– Тоже детектив?

– Нет.

Предчувствие гражданской войны
– Как автор детективов кого из писателей вы любите?

– Джозефа Конрада, Сомерсета Моэма, Ивлина Во, Честертона, Стивенсона. Я вообще воспитан на английской литературе.

Через некоторое время он вдруг произносит:

– Вы знаете, а я ведь писал детективы и другие – я всегда писал детективы. У меня есть еще детективы о Гражданской войне.

Затем он пересказывает мне в общих чертах свой роман «Клуб «Эсперо», про эсперантистов во время Гражданской. В библиотеке (в Ленинке, например, на Юзефовича заведено добрых три десятка библиотечных карточек) обнаружились и другие: «Охота с красным кречетом», «Контрибуция», «Чугунный агнец» – все про 1918-1922 годы. Не могу сказать, что я их прочел от корки до корки; похоже, это что-то в духе фильмов типа «Неуловимых мстителей» и «Зеленого фургона».

– А что ж вы не издадите сейчас все это?

– Нет желания все это издавать. Мне не стыдно за них, но они написаны, когда мне не было еще тридцати даже. В то время мы взрослели очень поздно.

Людмила Константиновна Лузгина, редактор издательства «Вагриус», занимающаяся персонально Юзефовичем, при всем уважении к своему автору не верит в то, что ему грозит слава Чхартишвили; он пишет медленно, у него другая работа, а чтобы быть Акуниным, надо все бросить и заниматься исключительно сочинительством, выдавая по несколько книжек в год. Кроме того, считает она, Юзефович не мистификатор, а это важно для раскрутки.

– Вы рассчитываете на успех?

– Когда я вижу все три романа, то вроде они и ничего мне кажутся. Я по-настоящему люблю только последний роман, «Князь ветра», и особенно его монгольскую линию. Там есть одна дорогая для меня идея, что, грубо говоря, Запад во всем виноват. Все – отраженный свет. Есть только одна цивилизация в современном мире.

Сейчас он пишет документальную книгу об очень странном эпизоде Гражданской войны: когда белый генерал Пепеляев в конце 1922 года высадился вдруг в совершенно мирной уже Сибири и стал осаждать крепость, построенную наскоро красными из оленьего дерьма. История осады, рыцарской войны между этим Пепеляевым и красным латышским стрелком Яном Стродом (оба упоминаются в «Самодержце»), и станет предметом нового исследования.

– Эта крепость – маленькая Троя. Помните, у Борхеса – про то, что есть всего четыре сюжета. Так вот, один из них – взятие крепости. Это меня очень волнует. В «Князе ветра» та же история – осада. Я всегда мечтал что-то такое написать.

Думаю, Юзефович сейчас – один из самых привлекательных для коммерческих издателей автор. Всего сейчас есть три романа о Путилине и один – в проекте. Есть семь лет не издававшийся «Самодержец пустыни».

Будь я издателем, я убедил бы Юзефовича подновить несколько его старые вещи про Гражданскую войну и сделал бы из них особую серию; уверен, через год вся страна только это бы и читала. Про Путилина и говорить нечего. У Леонида Юзефовича слишком большие способности к беллетристике, чтобы позволить ему остаться только историком.

Сравнительная хронология Фандоринской и Путилинской эпопей

1830 год рождения Путилина

1856 год рождения Фандорина

Вторая половина 1860-х Путилин расследует убийство собственного соседа по дому. Роман называется «Дом свиданий». Путилин тогда еще не был начальником сыскной полиции. Хронологически «Дом свиданий» – первая книга о Путилине; композиционно – вторая

1871, весна время действия «Костюма Арлекина» Юзефовича

Вторая половина 1870-х Путилин расследует дело об убийстве писателя Каменского. Роман «Князь ветра»

1876 Фандорин расследует дело «Азазель»

1877 Фандорин ловит шпионов на Русско-турецкой войне

1882-1891 Фандорин служит чиновником особых поручений при московском генерал-губернаторе

1889 Путилин уходит в отставку с поста начальника сыскной полиции Петербурга

1891 Фандорин ловит террористов в Москве

1893, август-сентябрь Путилин с Сафроновым записывают мемуары

1893, октябрь Путилин умирает от инфлюэнцы

1894 выходят воспоминания Путилина «Сорок лет среди убийц и грабителей»

1914 время действия «Записок Солодовникова», входящих в роман «Князь ветра»

1991 фильм «Сыщик Петербургской полиции» про Путилина по сценарию Юзефовича

Середина 1990-х в Перми выходят романы Л.Юзефовича «Триумф Венеры» и «Знак семи звезд»

1998 выход в свет первого романа Акунина «Азазель»

2000, январь-февраль роман «Князь ветра» напечатан в журнале «Дружба народов»; Акунин издает «Коронацию»

2001, февраль выход в свет романа «Костюм Арлекина»

Ошибка в тексте
Отправить