Учитесь падать

На летных полях тесно. Только ленивый еще не сиганул с парашютом. Все остальные уже прыгнули или вот-вот это сделают. На вопрос «Зачем?» бормочут что-то невразумительное: «Адреналин, кайф, каждый мужик должен попробовать». Но по глазам видно – главного они не договаривают. Превозмогая животный ужас, корреспондент «Афиши» Геннадий Блинов открыл тайну свободного полета.

Поиск дороги в небо занял совсем немного времени. Допрошенный с пристрастием Интернет раскололся почти сразу: аэродром Волосово, 50 километров от МКАД. Место меня вполне устроило, и в ближайшую же субботу я двинулся туда. Потоптавшись в очереди на маршрутку у метро «Южная», не торгуясь принял условия водителя «Волги».

– Ты тоже до Волосово? – спросил один из попутчиков.

– Да.

– Прыгать?

– Да.

– Я тоже.

Поначалу я обрадовался этому совпадению. Мне не хотелось оставаться наедине со своими мыслями, изрядно беспокойными. Но вскоре соседство стало тягостным. Узнав, что рядом с ним новичок, мужик сделался развязным. Конечно, он не мог предположить, что его сосед ждет от первого прыжка того же, что и невеста от первой брачной ночи, лучшее предуготовление к которой – нежный шепот, а не грубые шутки.

Волнение усиливалось. Когда проехали Чехов, оно стало нестерпимым. По левую сторону шоссе блеснули кресты деревенского кладбища.

– Здесь уже близко, – ободрил шофер.

– А что, правда, что сейчас очень много девушек прыгает? – спросил я у своего попутчика, чтобы хоть как-то преодолеть холодную немоту.

– Еще бы. Бабы в свободном падении кончают. Некоторые потому только и прыгают. Мне тут призналась одна.

Я сильно обманулся в своих представлениях о месте. Ждал одиночества и тишины. Но мир почему-то не затаился в ожидании моего прыжка. На аэродроме было людно, как в Парке культуры.

В основном народ толпился вокруг небольшого двухэтажного здания у кромки летного поля, Центра управления полетами – «манифест» на здешнем языке.

Назойливый спутник проводил меня к окошку, где заказывают прыжки.

–  Я хочу прыгнуть на круглом парашюте, – объявил я.

– Пока полеты на круглом парашюте отменены. Сильный ветер. Ждите до часу, – ответила кассирша.

Я попытался притвориться огорченным. Но ничего не получилось – сообщение меня откровенно обрадовало.

– А почему эти летают при сильном ветре? – спросил я болтуна, показывая пальцем в небо, расцвеченное красными, зелеными и белыми полосками парашютов.

– Они на «крыльях». Это маневренные, хорошо управляемые парашюты. Ты же собираешься прыгать на «дубе».

– Что значит «на дубе»?

– Так Д-6 называют – десантный парашют. При таком ветре ты можешь запросто улететь в лес. Ну ладно, ты жди погоды, а я пойду прыгну. – Мужик посмотрел в небо, снял куртку, обнажив татуированные плечи, и исчез.

На скамейках у «манифеста» в ожидании взлета сидели люди в ярких комбинезонах. Если бы не амуниция, их можно было принять за дачников, встречающих полдень на садовой скамейке. Вислоухий сеттер устало терпел приставания девочки трех лет. Толстый чау-чау, разинув пасть, смотрел, как из неба выплывают люди. На некоторое время всеобщее внимание сфокусировалось на большой фигуре Валдиса Пельша. Он был очень оживлен, шутил, так что сложилось ощущение, что на дачной веранде заработал телевизор. Я решил проинтервьюировать звезду.

– Вы что, с «дуба» собираетесь прыгать? – почти испуганно спросил Пельш. – Очень не советую. Я ведь тоже начинал с «дуба». Кайфа никакого, зато пятки отбил. Хромал потом месяц. Прыгните «тандем». Это, конечно, дороже. Но ощущения совсем другие. Высота три пятьсот, сорок секунд свободного падения и никаких травм.

– Тандем – это в одной упряжке, с инструктором? – кисло спросил я.

– Ну да.

– Какой в этом смысл, если ничего от тебя не зависит. Это как покататься на пони в парке.

– Похвальный максимализм. Тогда начните с первого уровня АFF. Там два прыжка – первый тандемный, а второй уже самостоятельный.

– Что такое AFF?

– Это такой курс. Я его сейчас заканчиваю.

Пельш убедил меня.

Дальше начался ритуал, называемый здесь медкомиссией. Доктор Медуница («Да, да – Медуница, ты не ослышался») задумался, а затем посмотрел мне прямо в глаза.

– Минус семь? И ты собираешься с этим зрением прыгать? А ты знаешь, какую нагрузку испытывает человек при раскрытии парашюта? А если у тебя отслоится сетчатка? Я категорически против того, чтобы парень прыгал, – обратился Медуница уже к инструктору курсов АFF Ваташеву.

Не было сомнений, что Медуница разыгрывает этот спектакль в тысячный раз.

– Док, на первом уровне он будет прыгать с системой «Студент». У нее мягкое раскрытие. Потом, если он решит двигаться дальше, медкомиссия ВЛК определит, можно ли ему заниматься парашютизмом на высоких уровнях, – вступил инструктор Ваташев со своей ролью.

Дело выглядело решенным. Клиент получил предупреждение, но настаивал на своем желании рисковать здоровьем за приличные деньги.

Прямоугольная речь инструктора Ваташева убаюкивала. Мне было уютно с этим человеком, двигавшимся так легко, будто невидимый парашют тянул его к небу. Такие люди умеют разжигать костер, колоть дрова, чинить электропроводку. С ними не страшно бросаться в небеса. Инструктор Ваташев неспешно рассказывал об инструкторском составе, потом стал объяснять устройство парашютной системы, на которой мне предстояло прыгать. Мои мысли плыли мимо его голоса сонными облаками. Я спохватился и стал разгонять их только тогда, когда понял, что упустил уже многое из того, что касается самого прыжка, а не непостижимой механики американского парашюта по цене новенькой «Лады».

Мы начали отрабатывать отделение от Летательного Аппарата. У меня ничего не получалось. Я путал последовательность действий, но самое главное, не мог с шагом в сторону (в условное небо) правильно прогнуться, что хорошо удавалось моей единственной однокашнице – скалолазке, горнолыжнице, девушке решительной.

А инструктор Ваташев уже приступил к последней, самой захватывающей части теоретического курса под названием «Действия в особых случаях». Он показал кино, где были представлены случаи «полного» и «частичного» отказа основного парашюта, снятые, впрочем, в щадящей условной манере. Серия визуальных кошмаров плавно переходила в вербальные ужасы. Инструктор Ваташев выделил несколько «особых случаев» при приземлении, среди которых особенно сильно возбуждало фантазию «приземление на линию электропередач».

В учебную комнату ворвался мастер спорта международного класса Александр Тычинский. Оказалось, что мне с ним прыгать в тандеме. До взлета оставалось десять минут. Я напялил комбинезон поверх одежды. Тычинский, пристегивая к моим ненадежным ногам подвесную систему, объяснял, как устроен тандем. Дорогу к вертолету не удалось пройти с торжественной неспешностью, как мне хотелось в моих фантазиях. «В воздухе не суетись, у нас будет уйма времени. Постарайся в вертолете проговорить все свои действия в воздухе», – кричал на бегу инструктор Тычинский. Его заглушал разбойничий свист лопастей и барабанная дробь, стучавшая в висках.

«Какая сейчас высота?» – спросил Тычинский уже в вертолете, явно проверяя своего подопечного на вменяемость. «Три с половиной тысячи», – мои губы разлепились с некоторым усилием. «Вставай!» – скомандовал инструктор Тычинский. Я поднялся и повернулся к инструктору спиной. Тычинский защелкнул карабины и подтянул ремни. Я был прикован к нему так плотно, что мы, должно быть, напоминали сиамских близнецов, соединенных по жестокой прихоти природы один спиной к животу другого. На краю мутной бездны с белеющими ракушками строений на дне на миг замерли. То, что я почувствовал в следующую секунду, не было страхом. Обжигающий поток уносил меня туда, где нет страха, солнца и ангела-хранителя за плечами, вообще ничего нет, только тьма. Помню, как от живота к телу побежал последний выдох и вырвался наружу. Клянусь, что ни на секунду не закрывал глаз. Но,

определенно, стало темнее, как будто кто-то медленно выключал над миром свет. Потом этот кто-то стал крутить ручку обратно. Я повернул голову влево: высотомер на руке показывал три тысячи метров. Затем вправо – и увидел большой палец инструктора Тычинского – любимый условный знак новичков, действующий на них, как валидол на сердечников: «Все хорошо. ОК». Я повернул голову влево и увидел большой палец другой руки инструктора. Мне очень хотелось угодить своему ангелу-хранителю. Я стал выполнять упражнение «тренировочное раскрытие». Но сбился. Только успел подать условный знак Тычинскому, когда стрелка высотомера подобралась к отметке раскрытия – 1600 метров. Всем телом я содрогнулся от глухого толчка. Адская музыка неба разом стихла. Под нами было зеленое пятно летного поля. Вверху тихо шелестел прямоугольник красной ткани. И в этой тишине мне открылась тайна: в прыжке ты умираешь и рождаешься заново.

Касание земли было мягким, почти нежным, как в окончании кошмара, где мы падаем вниз, но всегда счастливо приземляемся.безопасность

Каждый, кто решился прыгнуть, первым делом подписывает довольно мрачную бумажку – заявление об освобождении от ответственности. Новичок обязуется не предъявлять авиаклубу судебных претензий в случае получения травм и увечий, произошедших по причине личной неосторожности, самоуверенности (важный нюанс!) или в результате стечения обстоятельств. Что считать стечением  обстоятельств, что личной неосторожностью, а что преступным недосмотром  тех, кто устраивает рискованные аттракционы, – вопрос как раз для суда. Но поставить подпись придется, без нее парашют не дадут. 

Что касается традиционных страхов: «А вдруг он не раскроется», – то опасения излишни. На всех первых уровнях парашюты оборудованы электронной системой принудительного раскрытия cypris, которая работает безотказно.