Тихие дни в Виши

Овернь — преспокойная французская провинция,  славная своими сырами, минеральными водами,  вулканами.Здесь не ищут смысла жизни, зато  здесь все правильно понимают про ее уклад.

Я не умею мечтать без определенной цели — считаю это занятием бестолковым. Мне нужна зацепка, реальная точка отсчета, без нее я не могу пустится в рассуждения: «Как же будет здорово, если…» Уехать в Овернь, медвежий французский угол, — все равно что сбежать на перекладных в глушь, в Саратов. Или куда-нибудь на воды, в Петрозаводск. Классика. Провинция. Так по крайней мере казалось.

Овернь — это Центральный массив, потухшие вулканы — целое плато. Колбасу из Оверни мы любим всей душой, только привези. Ну и сыра, фермерского, известного и тайного, в Оверни пруд пруди. Вот, пожалуй, и все, что я знала на старте, не считая спа Vichy, в котором по плану меня сначала должны были завернуть в специальную землю Auvergne, потом опустить в ванну с апельсинами и в конце концов окатить фирменным душем Vichy. Признаюсь честно, о существовании отдельного от аптечной косметики города Виши я даже не подозревала.

Сначала самолетом до Парижа, потом одним (нормальным) TGV до Лиона, потом вторым TGV (всего четыре вагона) до платформы Виши. Не могу вспомнить другого такого сонного города, как этот. Парки, платаны, старинные отели, вот уже как лет пятьдесят разобранные на отдельные, наверное, очень неплохие, квартиры. Когда-то Виши гремел как самый замечательный курорт Европы: горячие минеральные источники лечили все на свете — от подагры до нервных болезней. Крохотный Виши украшали лучшие парижские архитекторы начала прошлого века. Общая, очень благополучная, атмосфера довела в конце концов этот городок до того, что во время Второй мировой он стал французской столицей: правительство со всеми министерствами решило изгнать себя из Парижа в Виши. Ноша ответственности и прочие расходы по содержанию и лечению правительственных нервов оказалась неподъемной. После войны старинные и роскошные отели Виши закрылись и так и не открылись. Современные гостиницы, конечно, есть. И цены в них не так уж малы. Но былого размаха нет. Имперские амбиции, вселенская грусть и общее подавленное настроение по этому поводу наблюдается у каждого коренного жителя Виши старше 40 лет. После войны туризм перестал быть главным источником дохода, и кажется, что город медленно угасает, подбадривая себя неистовым оркестровым тушем по воскресеньям, когда все магазины открыты — по старой туристической привычке. На самом деле медленное, сонное прозябание с питьем теплой минералки, попахивающей сероводородом, с походами в Оперу или в казино, а также регулярные пикники в местном парке имени Наполеона III — та самая прекрасная жизнь, которая начинает мерещиться после двух-трех бессонных ночей в Москве с коктейлями или с ноутбуком в обнимку. Виши — глухая провинция в стиле ар-нуво. Обойти местные достопримечательности быстрым московским шагом — всего-то минут двадцать. Но бежать тут некуда, да и не зачем. В Виши надо слоняться. В идеале прополоскаться полдня в минеральной воде спа, попить, поесть гребешков и прочей добротной снеди в старом ресторане Brasserie du Casino, а потом рассматривать изразцовый купол и витую ажурную галерею, придуманную для Виши парижской знаменитостью — Эмилем Робером. Нагулявшись вдоволь — с мыслью о еще точно таком же, предсказуемом, дне, надо нырнуть в кровать под перинку (они тут вместо одеял) и рассматривать сны про удивительно размеренную жизнь платанов в парке рядом со зданием Оперы.

Можно и дальше перечислять монотонные удовольствия буржуазного французского ряда, где поход по антикварным лавкам сменяет ванну с апельсинами (очень пахучая и сонная штука, душ «Виши» оказался круче: массаж в четыре руки под теплой минеральной водой хочется повторить по сей день, то есть надо бы к нему вернуться). От летаргического сна в спа Swisssotel меня спасла песенка Кота про обширные владения маркиза Карабаса. Так уж я устроена: в Берлине мой мозг включает саундтрек Штирлица, на Атлантическом побережье Европы крутит «Мужчину и женщину», а стоило только выехать за пределы Виши, на полях по обе стороны дороги возник Кот в сапогах, последовательно обучающий крестьян врать и не краснеть. Идеальные коровы с телятами, лошади с жеребятами, овцы с ягнятами заполняют пастбища Оверни с какой-то безупречной, почти математической последовательностью. Густо пахнет свежескошенной травой и свежим навозом — тоже, идеально. Люди встречаются редко. Вот, например, хозяйка тамплиерского замка Мольмон, редкой души человек, почти не выезжает за пределы своих владений. Эта милая женщина занята тем, что принимает гостей на ночлег, выращивает десятка два сортов мяты в своем замковом огороде, варит густое какао и любит, когда в замке отмечают свадьбы. В отличие от сказочных крестьян эта мадам, похоже, совсем не умеет врать, она по правде устроила в подвале фитнес-центр с бассейном и абсолютно счастлива. Другой счастливчик, месье Робер Сарлев, держит ферму и сыроварню недалеко от Сан-Нектера. Этот живчик дрессирует свою Лесси и зовет ее Тесс. Тесс, в свою очередь, дрессирует свиней, овец и ослика средних лет c шелковыми ушами. Для дрессировки коров Тесс не подходит — слишком мала. Месье Робер Сарлев принимает экскурсии чуть ли не каждый день. Его сыр разлетается по Оверни — как горячие киши в особенно пасмурный полдень. Месье Робер ничего не скрывает, каждый школьник может подсмотреть, как формуют сыр в шале Ле-Канту в местечке Монтале, что под Сан-Нектером. Если, конечно, доберутся до этой хуторской глухомани.

Или вот еще: поздно ночью на проселочной дороге категории Е (дороги А, B, C, D остались далеко позади) стоят мужчина и женщина. Мадам и месье остановили свой «пежо» в неположенном месте и, кажется, спасают зайца, а может, ежа. При ближайшем рассмотрении семейная пара спасает жабу — крупную, коричневую, в бородавках. Жабе помогают перейти дорогу. Не торопят, не понукают. Охраняют — вот верное слово. Они счастливы? Да. И жаба в особенности.

Деревни Оверни напоминают фильм «Шоколад» — те же ставни, те же памятники графам, солдатам и рыцарям, те же узкие мощеные улочки. А на окнах кружевной тюль того особого сорта, когда белая зависть к чужой сельской жизни пробирает до самой макушки. В городке Плоза рядом с церковью есть фонтан. В фонтане сидят львы, и они тоже абсолютно счастливы: как будто сидят в центре Вселенной.

На третий день этой безупречной жизни с абсолютно самодостаточными людьми и животными начинаешь понимать, что Москвы-то и нет. Ну а если она есть, то — в космосе. В Оверни своя столица — Клермон-Ферран, шумная, нервная. Полчаса в черте города — и хочется сбежать. Веских причин покинуть город несколько. Во-первых, картофельное пюре в деревне Сог. В местной таверне после хлеба, вина и антрекота, а может, и вместе с ним, на стол ставят блестящую медную кастрюльку. В кастрюльке пюре из молодой картошки. Туда добавлен молодой сыр «Лайоль-гранд-обрак». Пюре скручивается ложкой в спиральки и доводит до откровенной, счастливой жадности минуты за три: хочется прикончить кастрюльку в одиночестве, без всяких там реверансов. А во-вторых — крем-брюле. В Оверни его готовят с ликером Verveine du Velay. Получается что-то похожее на крем-карамель, но со сладким, приторным соусом. Все это чуточку пахнет травой.

За столом в обед тут рассказывают занимательные истории из жизни птиц, зверей и фермеров. И когда после пюре до тебя вдруг начинает доходить, что ты сидишь и ешь крем-брюле на родине Красной Шапочки, наступает момент истины. Шарль Перро не соврал. Музей имени чудища, то ли волка то ли собаки, похитителя детей, прообраза Серого Волка, вот тут, за углом, на соседней улице, правда, по понедельникам он не работает. Красная Шапочка, после того как охотники достали ее из Серого Волка вместе с бабушкой (я всегда предпочитала именно этот финал), жила долго и счастливо. Я тоже так хочу. Знать, что тебе не страшны никакие темные чащи. Выращивать в палисаднике кроме роз и пионов пять сортов мяты, две разновидности чабреца и немножко фиолетового и зеленого базилика. Колдовать над сливовым пирогом к вечернему чаю. Сварить как-нибудь экспериментальный конфитюр только из базилика. Вот это по-настоящему здорово, но еще пары-тройки деталей для полной картины моего личного, безоговорочного счастья не хватало вплоть до возвращения из Оверни в Москву.

Буклет с фотографией Мишель и Филиппа нашелся сам собой между станцией «Маяковская» и «Тверская». Пальцы нащупали его в сумке и извлекли на желтый свет вагона метро. В суматохе того утра в ущелье реки Алье я забыла про самое главное. Мишель и Филипп Бран — муж и жена. Она владеет гостиницей Le Haut-Allier по наследству. Он — шеф ресторана в этой гостинице. У Филиппа и Мишель есть одна звезда Michelin. Мишель любит путешествовать по Азии и привозить оттуда сувениры. Недавно Мишель перестроила половину номеров в японском стиле. (Всего же в Le Haut-Allier 12 просторных комнат для гостей.) Остальные комнаты Мишель оставила в неприкосновенности — в духе Прованса. По утрам Мишель собственноручно готовит постояльцам оранж-пресс. А Филипп устраивает из обычного яйца всмятку мини-представление из трех действий, с сухариками. Он улыбчив и совсем не говорит по-английски, но как же приятно он готовит! В Le Haut-Allier не принимает «Мегафон». На этом отшибе всего три дома, два из них — гостиницы. Утром в ущелье обязательно заползает туман. Мама Мишель каждое утро копается в саду, ее страсть — цветы. И вот тут — щелк, бум, бам, динь — моя картинка сложилась. Стала цветной и объемной. В Оверни, в Le Haut-Allier, мне показали мою мечту. Я мечтаю о маленькой гостинице с садом, где каждое утро я готовлю для своих гостей горячий пряный шоколад. Машинально разглаживаю несуществующие складки на кружевных скатертях, поправляю пионы в вазах. Мой уже взрослый сын любит возвращаться в этот дом с деревянными ставнями на окнах. Мой муж продолжает стонать от моего мелкобуржуазного мещанства, но лучше, чем он, никто на белом свете не готовит пасту с тунцом, томатами и базиликом. И наши гости, то есть автоматически наши друзья, это прекрасно знают. Весь день они катаются на всех известных человечеству досках, а вечером собираются за столом: пить вино, есть пиццу и смеяться.

Я не уверена, что все будет именно так, но от слишком отчетливого изображения у меня закружилась голова, я приехала на «Тверскую», вышла из метро и целый день пыталась кому-нибудь рассказать про свое нечаянное открытие. Желающих приехать в гости, как только мы обоснуемся во французской глубинке, набралось достаточно.

В настоящий момент я очень надеюсь, что с провинцией Овернь у меня сложились свои, лично-счастливые отношения, пусть поверхностные и романтические, почти детские, не в этом суть. Главное, что теперь я точно знаю, что процесс самоидентификации, система материализующихся знаков и точек силы не бред и не блажь, а вполне реальные вещи, развлекающие нас в путешествии, — с одной стороны. А с другой — это подсказки вечного пути, который каждый из нас пройдет, улыбаясь сквозь слезы благодарности без смущения и стыда за свою, такую неуместную в большом городе, искренность.