Дети сейчас — главные герои повестки дня: про них принимают законы, их берегут от педофилов, мата и про­паганды гомосексуализма, но что интересно и важно им самим, никто не спрашивает. «Афиша» решила исправить положение: провела большой опрос среди учеников 8–10-х классов двух десятков московских школ, выбрала подро­ст­ковых героев, самые любопытные сюжеты — и собрала специальную детскую редакцию, чтобы с ее помощью обо всем об этом рас­сказать. Детская редакция «Афиши», слева направо: Андрей Левандовский, 11-й класс; Мингиян Ушанов, 11-й класс; Николай Королев, 8-й класс; Петр Расстегаев, 9-й класс; Диана Салахеддин, 9-й класс; Артемий Гуреев, 9-й класс; Анастасия Шипилова, 8-й класс; Софья Казарновская, 10-й класс; Александра Талызина, 7-й класс; Анастасия Варлыгина, 10-й класс; Владимир Ильин, 11-й класс; Артемий Куришев, 11-й класс; Иван Куземин, 9-й класс.

Александр Бродский «Без названия»

Экспликация: «Инсталляция представляет собой деревянную конструкцию, увенчанную неоновой вывеской, вокруг разбросаны тысячи шаров из смятой фольги. Внутри лестница, словно ведущая под землю. Очевидно, что в этой работе художник не только говорит о современной ситуации, но и предлагает альтернативы и возможные решения».

Иван Чекалов: Метро здесь — это как бы символ общества. В метро друг друга видят даже незнакомые люди. А метро тут, во-первых, забаррикадировано, во-вторых, даже покрывается плесенью. Поэтому я думаю, что речь идет о тоталитарном мире. Об СССР, например, где люди не могли свободно собираться вместе. Эта фольга, мне кажется, — это что-то вроде стекла, то, что мешает подойти к этому метро. Мешает людям собираться вместе, обсуждать что-то. Это общество, где запрещена свобода мысли и общения.

Петр Расстегаев: Может быть, это история про урбанизацию. Города в последнее время растут так быстро, что даже обычный гнилой сарай превращают в метро. Фольга, может быть, символизирует мусор, который порождает город.

Иван Куземин: Говоря начистоту, мне эта контора напоминает туалет деревянный. И, возможно, речь идет об обществе — снаружи все чисто и красиво, а внутри — большой сортир.

Анастасия Шипилова: Возможно, и М на этом сарае значит не только «метро», а «масса».  Вот таким является наше общество на самом деле.

Альфредо и Исабель Акилисан «Прохождение: проект другой страны»

Экспликация: «Сами художники говорят о проекте так — «Наш проект представляет собой размышление о таких понятиях, как путешествие, миграция, место жительства. Мы фокусируемся на личной жизни отдельных людей, на их имуществе. Наши экспонаты, собранные вместе, говорят о реальных или вымышленных путешествиях и отражают тему переселений в Балтийском регионе».

Артем Гуреев: У каждого человека есть груз, который он несет. Все его проблемы, мечты, ожидания, которые копятся на протяжении жизни. В детстве их совсем немного. Но с каждым годом вещей становится все больше и больше. И к концу жизни груз становится настолько велик, что ты уже не можешь двигаться.

Иван Чекалов: А мне кажется, что это о том, что в младенчестве тебе нужно совсем мало вещей: вот здесь на полу стоят маленькие ботиночки, а на санках лежит карандаш. И все. А по ходу взросления у тебя появляется больше увлечений — и к тебе прирастает больше вещей. И в конце это уже огромные сани.

Анастасия Шипилова: У меня родилась противоположная теория. В детстве тебе хочется больше вещей — чтобы быть крутым, чтобы быть модным. А в старости, для тебя оказывается важной какая-то одна вещь, глядя на которую, ты вспоминаешь важный момент своей жизни.

Иван Чекалов: Еще у нас была идея, что эта инсталляция про иммиграцию. Но когда мы увидели маленькие сани, мы все-таки решили, что это объяснение было бы слишком простым. Что тут все гораздо тоньше.

Майя Онода «Калейдоскоп»

Экспликация: «Калейдоскоп — это наблюдение за прекрасными формами. Онода в своем сложном проекте делает акцент на том, что с каждым поворотом калейдоскопа зрительно получает новое изображение. И новую точку зрения».

Анастасия Шипилова: Мне кажется, это про мир, который мы искромсали. Он остался таким же ярким, но весь в дырах. Я увидела страшную картинку — грустную расплывающуюся сову. Машины, которые едут на животных и давят их.

Артем Гуреев: Где-то здесь можно рассмотреть детские образы. Возможно, это про потерянные мечты детства. Когда ты вырастаешь, на тебя давят окружающая об­становка, общество и ты делаешь не то, о чем мечтал, когда был ребенком.

Иван Куземин: Эти подвешенные конструкции напоминают мне висельников. Как фашисты вешали девушек в белых платьях. Что-то такое зловещее в этом есть. Мертвые души. Это страшная работа, несмотря на то, что она яркая.

Иван Чекалов: Мне кажется, неслучайно, что подвешены все элементы на разных уровнях. Думаю, это снова про общества — где кто-то стоит выше, кто-то ниже. Политиканы на самом верху, их не показывают, они только дергают людей за веревочки, когда нужно. И они-то как раз всех и изрезали. И превратили всех в нечто похожее, в какую-то однородную массу. А то, что везде краски разные, так это про то, что, несмотря ни на какие обстоятельства, в любом, даже самом жестком обществе человек все равно остается индивидуальностью. И каждый имеет свою точку зрения, даже если молчит и боится ее высказать.

Аслан Гайсумов «Без названия (война)»

Экспликация: «Как говорить о войне без пафоса, чрезмерной зрелищности и излишней эмоциональности? Каким образом передать трагедию, не спекулируя на шокирующих образах? Аслан Гайсумов говорит о войне с помощью книг. Через книги мы узнаем о мире, и, как любой исторический документ, они создаются согласно установкам своего времени и отражают его характер. Для Аслана ­Гайсумова — это война в Чечне, которая началась, когда ему было три года».

Анастасия Шипилова: Мне кажется, это отношение современных людей к книгам. Не очень бережно, а иногда даже варварски. А вот книга, которая переходит в провода, — это символ того, что книги вытесняются компьютерами. И информацию теперь черпают из компьютеров и телефонов, а не из книг.

Петр Расстегаев: Книги превращаются в какую-то декоративную вещь. Ценится не то, что внутри, а только их обложка. Чтобы красиво смотрелись на полке дома. Читают их все реже и реже.

Артем Гуреев: Среди объектов есть книги, у которых вырезана середина. Можно сказать, что сути нет, слов нет, а только обложка. То есть книги становятся уже артефактами. Но здесь много испорченных книг — пробитых, порванных, разрезанных — возможно, это обозначение цензуры? Убийство книг, их оригинальности за счет того, что оттуда вырезается все нежелательное для государства. Провокационные книги, революционные. То есть свобода мысли в нашем государстве крошится. И книга становится лишь теми словами, которые от тебя хотят услышать.

Эд Пин «Воображаемое жилище»

Экспликация: «Это переносной дом, дом вдали от дома, — говорит Пин, — ­транспортное средство и убежище в одном. Он создает домашнее пространство, оснащенное простейшими бытовыми удобствами, и становится метафорой самообеспечения, автономности окружающей среды и лучшего будущего».

Анастасия Шипилова: Это большой дом, внутри которого есть много-много маленьких, но они прозрачные. И, возможно, это о том, что наше существование тоже очень призрачно. И после нас останутся только тени. Вся большая планета наполнена такими историями-тенями.

Иван Чекалов: Мне кажется, зритель здесь выступает в роли бога. Ты смотришь на тени, которые строят дом. И это не какой-то конкретный дом, а, возможно, новые люди — потому что те люди, которые существуют, постепенно создают новых. Или же новые государства, которые люди тоже создают своими руками. И это такой непрерывный процесс рождения новой жизни.

Артем Гуреев: Мне эта работа напоминает игрушки, которые вертятся над кроваткой. И это такой мир глазами ребенка. Мир его воображения. Это его детская, где он строит воображаемые домики. Много в этом чего-то таинственного.

Анастасия Варлыгина: Этот дом похож на хижину северных народов. Может быть, это о том, что они до сих пор живут какой-то очень отдельной жизнью, не похожей на весь остальной мир. А может быть, это сон какого-то человека. Ведь у сна тоже нет света и он тоже прозрачный. А вокруг — мир, который ты видишь, когда спишь.

Сун Дун «Не выбрасывай!»

Экспликация: «В своей инсталляции Сун Дун предъявляет зрителю все содержимое дома матери, включая те вещи, которые она хранила в течение всей жизни. Эта работа — размышление на тему траура и памяти, лишений и горя. Тысячи бытовых предметов являются демонстрацией личной стойкости и в конечном итоге жизни как таковой».

Анастасия Шипилова: Это похоже на хаос, который творится в голове у любого ребенка.

Иван Чекалов: Думаю, это вещи, которые принадлежали разным людям. Просто потому что тут есть и игрушки, и инструменты какие-то. Практически все вещи либо старые, либо поломанные, и, возможно, художник хотел сказать, что Китай сейчас производит все — от игрушек до кранов. И эти вещи не особенно качественные, быстро портятся. И в принципе не нужны.

Артем Гуреев: А может быть, это все вещи одного человека, которые он собирал всю жизнь? Через года, через разные трудности. То есть — что может понадобиться человеку, который жил в Китае в 80-е годы, за всю жизнь. С игрушек начинается и заканчивается таблетками и кроватью в конце жизни. Это такая история про память.

Петр Расстегаев: Художник просто показывает нам бытовую жизнь человека через предметы. Люди пьют из этих чашек, носят вот эти вещи, моют посуду — в этом. И говорит, что какие-то вещи и даже хлам становятся для тебя важными, потому что несут в себе память о другом человеке.