Кристина Штейнбрехер, новый арт-директор ЦДХ «Арт-рынка у нас нет»

— У тебя очень запутанная биография.

— Я родом из Казахстана, у меня мама русская, а отец из поволжских немцев, и поэтому у меня такая прекрасная фамилия — переводится как «камнелом». Мы переехали в 1990-х в Кельн — и с тех пор моя любовь к искусству началась, тогда Кельн был как Нью-Йорк — центром современного искусства. Я ходила в школу неподалеку от музея Людвига, куда нас водили, и когда Каспар Кениг, директор музея, делал свою первую  выставку — это был Мэттью Барни, «Кремастер», — я все деньги, которые у меня были, потратила, чтобы туда попасть. Потом судьба меня занесла в бизнес-школу в Маастрихте, но когда я закончила ее, мне трудно было себе представить, как в международном бизнесе дальше жить — мне казалось очень скучным еще два года этому учиться. Я решилась пожить в Париже и принять для себя решение — и там поняла, что хочу заниматься только искусством. В результате подала на мастерс в Лондон, в University of Manchester — родители были не очень довольны, но тем не менее это было самое правильное решение. Год я там проучилась, моим руководителем была Джильда Уилльямс — она строгий критик, и я весь год сидела в Британской библиотеке, читала и писала диссертацию. А потом уже нашла работу в Лондоне.

— Там не так-то просто устроиться.

— Я случайно попала к коллекционеру, у которого было огромное эклектичное собрание — от современного искусства до значков и военной атрибутики. Я занималась тем, что привлекала экспертов, которые со мной разбирали тот или иной слой, который я себе на тот период выбрала. Было интересно, я пощупала своими руками все эти значки и тарелки, ездила в Вену — там много фалеристики. Потом уже познакомилась с Фолькером Дилем, он в тот момент открывал галерею в Москве и пригласил меня сюда переехать — с тех пор я живу здесь, уже 4 года.

— Сейчас ты одновременно занимаешься премией «Инновация», ЦДХ и «Арт-Москвой» — выглядит так, будто ты единственный молодой арт-менеджер в Москве, которого все хотят.

— Мне кажется, тут много арт-менеджеров, и все они работают. Я арт-менеджера без работы не встречала. Чудес тут нет, просто много труда. Но у меня прекрасные и очень преданные делу сотрудники — люди, которые все отдают и без них никак. Я бы физически не успела везде быть. Так получилось, что директор ГЦСИ Миша Миндлин позвал меня быть исполнительным директором «Инновации» еще до того, как пригласил директор ЦДХ Вася Бычков. Но Бычков и Миндлин между собой договорились, так что все о-кей. «Инновация» не отнимает целый год — подготовка идет с середины ноября до конца мая.

— Разговоры о том, что и ЦДХ, и «Арт-Москву» надо как-то обновлять, шли давно и постоянно — в том числе и о том, кто мог бы этим заняться. Но долгое время ничего не делалось, и вдруг пригласили тебя. Как так получилось?

— Ну, это вопрос Васе Бычкову — я сначала занималась только «Арт-Москвой», и в какой-то момент он спросил, не хочу ли я заниматься ЦДХ тоже. Я сказала, что боюсь, но тем не менее мы поговорили, что ему видится, что мне видится — и начали работать.

— А как твоя должность называется?

— Арт-директор.

— Но это совсем не значит, что тебе дали карт-бланш и бюджет. Это просто некоторые полномочия?

— Карт-бланша и большого бюджета тут быть не может, ни у кого не должно быть на этот счет заблуждений. Есть просто желание модернизировать и раскрыть ЦДХ при тех возможностях, что есть. Есть желание и есть площади, есть люди, которые мотивированы что-то сделать. У меня есть полномочия взять площадь — но не всю и не на все время. Я могу ставить какие-то выставки на эти площади и решать, кто будет заведовать этими площадями на какой-то период. Вообще, список задач длинный. Я занимаюсь поиском денег и спонсорства. Если я придумываю проект, то с помощью коллег ищу деньги. А иногда дело даже не в деньгах — надо просто организовать, сменеджировать, ночь не поспать и поработать.

— В чем главная проблема ЦДХ как площадки?

— Однозначно это важная и прекрасная площадка, но, к сожалению, тут не всегда делаются качественные проекты. Это и есть главная проблема.

— Обычно в ЦДХ идет одновременно по восемь выставок, и все они кажутся довольно сомнительными.

— Тут надо быть осторожным — у всего этого есть своя аудитория, это тоже надо понимать. Она живет своей жизнью, и говорить, что все это неправильно — нельзя.

— Такое Зазеркалье художественной жизни Москвы. Это даже интересно.

— Полностью отказываться от таких мероприятий мы не будем и не можем, потому что Центральный дом художника как площадка принадлежит Международной конфедерации Союзов художников. Так ЦДХ организован.

— Как устроены отношения Конфедерации Союзов художников и ЦДХ?

— За все проекты, не инициированные ЦДХ, они, к сожалению, должны платить аренду. Мы бы хотели вести свободную политику и приглашать бесплатно, но необходимо покрыть расходы по содержанию этого здания — и эти расходы большие. Существует большой штат техподдержки. Конечно, это все неинтересно, но тем не менее это есть. И априори у всех членов Союзов художников есть право прийти сюда и сказать: «Я хочу делать здесь выставку».

— То есть вы с выставками Конфедерации существуете в параллельных потоках.

— В принципе, да. Мне хотелось бы свести постоянные события и выставки в программу для людей, которые находятся в поисках именно современной культуры. У нас начинается серия выставок ART24. Дарья Андреева и фотограф Игорь Старков открывают эту серию. Это будет в холле, внизу.

— Прямо где гардероб?

— Да, в том числе где гардероб. Это проект который должен занимать зрителя все 24 часа — когда бы человек ни пришел, идет ли он целенаправленно на ART24 или на какой-то другой проект. Плюс мы будем осваивать пространство под колоннадой, потому что ЦДХ — это само здание и подколоннадное пространство, а все остальное к нему не относится. Мы делаем наружные скульптуры, культурную зону отдыха — все это мы уже спроектировали.

— Кажется, в экспозиционном смысле ЦДХ ужасно трудно освоить.

— Ну вот ты тоже сейчас спросила: «Это будет там же, где гардероб?» Я научилась любить гардероб. Делая первую «Арт-Москву», я очень хотела, чтобы гардероб был застроен стеной. Но наблюдая гардероб все это время, я начала его ценить достаточно, чтобы всем говорить: посмотрите, гардероб доживает свои дни — все, конец. Начинаешь относиться добрее к гардеробу, как к такой уже умирающей вещи…

— Почему умирающей — а куда девать пальто?

— Ну да, но в таком виде и с такими прекрасными сотрудниками гардероб остался разве что в Большом театре. Я вообще с большой любовью отношусь ко все деталям и к начинке ЦДХ. И следующий шаг в рамках программы ART24 будет  сделан к старшим поколениям художников. Я всегда хожу по антресолям ЦДХ и смотрю, что тут выставляется. Бывает, например, прекрасная графика. И эти художники не забытые, просто они живут совершенно своей жизнью, у них своя аудитория — просто современная пресса о них не пишет. При этом поставь их не по-питерски, залепив всю стену, а нормально — и все исправится. Эту мысль я вынашивала, наверное, год — что можно выбирать кого-то из этих авторов и выставлять их рядом с современными художниками, — например, спросить у молодого современного художника — кто твои учителя, кого ты уважаешь из того поколения. И мы приступаем уже к подготовке первой выставки в таком плане — она пройдет в апреле.

— Большой пласт художественной культуры — еще советской — как будто вообще не существует.

— У нас немного современных художников — одни и те же имена на всех площадках. И есть даже некое неуважение к тому поколению авторов, и это можно исправить, показав их по-другому. И я буду стараться приглашать этих художников, сделаем одну выставку, вторую, и, может, другие кураторы захотят в этом покопаться — но это трудно, надо ходить по мастерским, заводить новые знакомства.

— На «Арт-Москве» ты, среди прочих, отвечаешь за промо для иностранцев. Как они воспринимают ярмарку?

— Я защищаю «Арт-Москву». Я понимаю все ее проблемы, и у меня тоже есть желание, чтобы в ней участвовали все звездные галереи — но это невозможно, потому что у нас нет арт-рынка; так не бывает — делать звездную ярмарку вне рынка. Мои обсуждения с иностранными галеристами всегда проходят на позитивной ноте, но маленькие галереи говорят: «Мы участвуем в разных ярмарках — в Мадриде, в Базеле — везде. Но к нам никогда не приходят русские, мы их не знаем. Они нас не покупают и у нас нет уверенности, что будут покупать». А большие галереи говорят: «Ну да, мы знаем русских, но они у нас не покупают. А те, кто покупает, купят и так, нам не обязательно к вам ехать». У нас есть рынок не то что декора, скорее рынок любителей искусства, которые позволяют себе на «Арт-Москве» что-нибудь купить для обустройства новой квартиры или любят какого-то художника. Но настоящих коллекционеров всего около пятидесяти... Их недостаточно, чтобы оправдать расходы тех звездных галерей, которые могли бы приехать на ярмарку, или тех прогрессивных галерей — лондонских или берлинских, — которые показывают молодое искусство. Галереи в Берлине и в Лондоне тоже копейки считают. Поэтому я очень рада, что прошлая «Арт-Москва» оказалась успешной — все вышли в ноль или заработали, что для рынка очень большой успех. Так что я не могу согласиться, что все так ужасно — поезжайте на «Арт-Дубай», «Арт-Кассель», «Арт-Лондон», они выглядят точно так же. Да, это в ЦДХ, да, тут такие потолки — их, конечно, можно перестроить, но все-таки «Арт-Москва» это не прибыльная история. Я надеюсь, что с потолками мы справимся.

— Что дает ярмарке параллельная программа, над которой ты тоже активно работала?

— Покупатель приходит на открытие — пьет шампанское, гуляет — но все они приходят, в сущности, только к своим галеристам. Ну, посмотрят немного налево, направо. Тот, кто очень крутой и очень занятой, — если и купит, то сразу на открытии — и больше не вернется. А на мероприятия параллельной программы мы активно приглашаем, названиваем, говорим: «Вам будет интересна эта тема, приходите». Кроме того, мы пытаемся дать платформу тем художникам, которые не представлены галереями — это коммуникационнный повод, хотя «Арт-Москва» — это в первую очередь площадка для продажи, чтобы купить, продать, контакты наладить — но еще и чтобы новую аудиторию привлечь.