«Мы рисуем много, красиво, хорошо и быстро» Виноградов и Дубосарский о своей «Ретроспективе»

— «Ретроспектива» — это выставка картин, которые вы когда-то начинали делать, потом бросили, а теперь доделали. И много у вас таких?

Дубосарский: Много. 55 полотен за десять лет.

— Почему вы их не доделывали?

Дубосарский: По разным причинам. Что-то нам не понравилось, что-то не успели в срок. Наверное, это даже больше связано не с картинами, а с нами. Просто брали на себя больше, чем могли сделать. Не хватало сил и энергии довести начатое до конца. Мы по отдельности их сначала пытались доделать. За одну брались, потом за другую. Но… Понимаете, легче новую картину сделать. Зачем доделывать старое, если можно начать новую?

— То есть дописывать картину сложнее?

Дубосарский: Конечно, сложнее. К каким-то картинок-напоминалок уже не было, на какие-то смотришь — а на них вообще непонятно что. Помним, что что-то хотели, а что именно — забыли.

Виноградов: Когда мы начинали их рисовать, у нас был импульс какой-то, какая-то идея… А потом смысл потерялся. Да и мы изменились. Сейчас мы такие картины уже не рисуем.

Дубосарский: Рука уже по-другому пишет.

— Почему тогда выставка называется «Ретроспектива»?

Дубосарский: Мы не хотели делать ретроспективу настоящую. Ведь ретроспектива — это показ не старых работ, а лучших. И обязательно в хронологическом порядке. Обычно художники выставляют самые свои известные вещи, а мы выставляем не то чтобы худшие, а недоделанные, не хиты, по большому счету какие-то совсем неизвестные вещи. Но для нас с Сашей это нечто большее, чем просто выставка. Тут вот какой момент: у нас все выставки были как проекты. А тут картины выдернуты из разных временных поясов, и появляется такое странное ощущение, будто их разные художники рисовали. Обычно мы проявляем творческую волю. Типа мы творцы — давай сделаем так! А тут как бы от нашей воли ничего не зависит — картинки-то уже есть. И наша задача — довести каждую до ума. У каждой как будто своя болезнь непонятная, каждую нужно подлечить: одну сильно переделать, какую-то ­вообще закрасить.

Виноградов: Мы вообще эту выставку не планировали. Она получилась как-то сама собой. Есть, конечно, художники, которые говорят: мы делаем выставку, на ней будет столько-то картин. А мы просто уперлись в факт, что столько-то картин в такой-то степени законченности и их надо выставить. Это в некотором смысле ретроспектива творческих неудач. То, что было отложено, то, к чему мы потеряли интерес. Но неудач — в кавычках, конечно.

Дубосарский: Потому что теперь это большая творческая удача!

— А что это за кружочки? (К стене прислонены две картины с огромными бутонами роз и тюльпанов, поверх которых нанесены круги. — Прим. ред.)

Виноградов: У этих картин есть история. Однажды мы с Володей хотели сделать клуб…

Дубосарский: Арт-клуб, который должен был называться «Малевич» и находиться там, где сейчас находится клуб «Рай».

Виноградов: Собственно, эти картины могли бы сейчас висеть в «Раю».

Дубосарский: Я, кстати, не был в этом клубе. Столько раз мимо проходил и ни разу — даже ради интереса! — не зашел.

Виноградов: Да тебя бы и не пустили!

Дубосарский: Пустили бы.

Виноградов: Если только по звонку, Володь!

Дубосарский: Короче, мы хотели, чтобы клуб «Малевич» украшали цветы, а не попсовые такие квадраты. Мы начали их делать, а клуб так и не открылся. И картины остались у нас. Чтобы добавить некой клубности, мы нарисовали кружочки.

— А на выставке у каждой картины будет табличка с рассказом?

Виноградов: Нет, но мы сделаем аудиозаписи. Каждый посетитель сможет взять плеер и ходить по выставке, слушая наши монологи и кое-какие песенки, которые, как мы думаем, соответствуют картинкам. «Ласковый май» — к розам, «С чего начинается Родина» — еще к чему-то…

Дубосарский: Все картины в «Ретроспективе» подписаны двумя датами: например, 2002–2012 или 2007–2011. Это типа как годы жизни и смерти. Нам это несвойственно. У нас все картины одного года, вообще-то.

— Я где-то читала, что вы рисуете по 50 картин в год. Зачем так много?

Дубосарский: Это наш творческий метод.

Виноградов: В современном мире рисовать картину долго невозможно. Настолько мир быстрый!.. Мы пытаемся найти возможность существования картины в современном мире и не можем, как художник Александр Иванов, писать одно только «Явление Христа народу» двадцать один год. Мы рисуем много, красиво, хорошо и быстро.

— Андрей Бартенев рассказывал, что все современные художники — это уже не один человек, а фабрика, производящая произведения. Говорят, что у вас тоже есть штат подмастерьев.

Дубосарский: Один только раз мы приглашали помощников. В 2006 году, когда готовили выставку для проекта «Легкость бытия» на Клязьме. Да, нужно было сделать все очень быстро, и у нас было много ассистентов. А так вообще с нами работает только один ассистент, который помогает натягивать холсты.

Виноградов: Быстрее самим все сделать, чем потом исправлять то, что другой нарисовал.

— Что вы думаете об этой недавней ситуации с закрытием галерей?

Виноградов: Это замечательная ситуация! Ну сколько можно, в самом деле, делать вид, что ты галерист. Например, у Елены Селиной всегда была проблема — продать. Общение с клиентами ее всегда тяготило. Она продавала, но видно было, что ей это тяжело, что она не умеет этого делать. Вот Ханкин (совладелец галереи «Триумф». — Прим. ред.) умеет — ему нравится продавать. Это же все тоже от способностей зависит.

— Собираясь к вам, я нашла в интернете статью Екатерины Деготь 1996 года. Там речь шла о том, что художнику очень надо быть нужным публике, и если вдруг выясняется, что он не нужен, то он эту востребованность домысливает. Сейчас у вас, кажется, с востребованностью проблем нет.

Виноградов: Когда-то были нужны, а сейчас опять не нужны. В разные годы степень востребованности художника разная. Многое зависит от того, насколько актуально то, что он делает. Сейчас, к примеру, другие художники востребованы, а не мы. Та же группа «Война». Они сейчас как бы на пике.

— А вы пиком федеральный розыск называете?

Виноградов: Их же отпустили вроде. Это Pussy Riot сейчас сидят.

— А вы, кстати, считаете искусством их «панк-молебен»?

Дубосарский: Трудно сказать. Тут надо разбираться глубже: например, неизвестно, как сами девочки относятся к тому, что они сделали, — как к перформансу или как к гражданскому жесту. Я лично считаю, что да, искусство, и рано или поздно это все поймут. Жаль только, что за это «пусси» денег не получат.

— А вам самим приятно то, что вы хорошо продаетесь?

Дубосарский: Да нет в этом особой радости.

Виноградов: Приятно, когда ты продаешь первую картину, вторую…

Дубосарский: Мы уже даже не отмечаем эти моменты. Хотя раньше отмечали.

Виноградов: Получается такое совмещение приятного с полезным: делаешь любимое дело, а тебе за это — раз!..

Дубосарский: 100 тысяч дают!

— Шедевры должны стоить дорого.

Виноградов: А что значит шедевры? Большая вещь? Яркая? Какие критерии? Шедевры на самом деле висят в музее.

Дубосарский: Давайте я переведу то, что имел в виду Саша. Он говорит, что в нашей концепции само функционирование важнее, чем создание незыблемого шедевра. Для нас важно то, что мы создаем много разных картин.

Виноградов: Нам не важно какие, важно сколько!

Дубосарский: Для нас это некий живописный перформанс, растянутый во времени. Мы не зациклены на том, чтобы картину довести до блеска. Ведь в чем смысл шедевра? Ты картину сделал, а теперь хочешь сделать ее еще лучше: вот тут еще рот чуть подрисовать, глаза, выражение лица немного поправить… А мы делаем вещи, которые мы не стремимся улучшить, — довели их до того состояния, когда они транслируют то, что нам надо, и все. Дальше мы их не улучшаем, потому что можем испортить. У Бальзака есть рассказ «Неведомый шедевр». Там художник делал свой шедевр, прятал его за занавесочкой и только рассказывал о том, как он его переписывает постоянно. Когда художник умер, один из его учеников не выдержал и заглянул за занавесочку…

Виноградов: А там не картина, а говно!

Дубосарский: А там картина, наполовину серой краской замазанная! Было известно, что художник рисовал какую-то женщину, от которой в итоге остался только кусок ноги — пятка с пальцами. То есть он шедевр свой улучшал тем, что уничтожал его. Чем-то эта история на нашу похожа. Мы ведь тоже две картины забелили. Просто не было сил их улучшать.

— А что на них было изображено?

Виноградов: На одной мальчик с собачкой. Даже не помним, к чему мы его рисовать начали. Так и выставим забеленными — типа неведомый шедевр Виноградова и Дубосарского.

«Ретроспективу» Виноградова и Дубосарского можно увидеть сразу в двух местах: в галерее «Триумф» с 19 мая до 31 мая и на «Винзаводе» с 19 мая до 17 июня