Пушкин

Затея эта с самого начала казалась нелепой. Парадная пушкинская годовщина, фантомный новодел, имитирующий то, чего никогда не было, официанты, говорящие «кушать подано» с патетическим придыханием, подслушанным через бархатный занавес Малого театра, — все это казалось настолько фальшивым, что никакого сегодня, не говоря уже о завтра, у кафе «Пушкин» быть не должно. Однако ж все получилось ровно наоборот.

Официоз на тему пушкинского двухсотлетия растаял вместе с последним выделенным на это дело бюджетным рублем, а «Пушкин», кажется, стоит на пересечении Тверской и бульвара уже целую вечность, и без него невозможно представить себе не только архитектурный, но и гастрономический ландшафт. Ни театральный напор официантов, не пельмени, ни лифт, ни лепнина, ни даже квас с пирожками — все это по отдельности не тянет на фундаментальную ­институцию. Однако, собранное вместе в затейливый пазл, все это вдруг оказалось убедительнее исторической правды.

На «Пушкин» принято жаловаться, что, мол, туда ходят сами и водят иностранцев от безысходности. Что больше просто некуда. И что пельмени стали хуже, хотя морс и квас не изменились. И пирожки вроде бы тоже ничего. И, конечно, у «Пушкина» конкурентов в элегантном выражении квасного патриотизма не предвидится. И, как говорили по другому поводу то ли Вяземский, то ли Плетнев, «Пушкин» — наше все.