Промышленные дизайнеры Комод из березовой фанеры, суперкар Marussia, торшер Flat — и их создатели

Объект: лампа Curl My Light

Выпускник Международной школы дизайна и брайтонской Interior Design School Rhodec. В прошлом стилист по прическам, сейчас — один из лучших русских промдизайнеров. Автор нескольких десятков светильников, которые были презентованы на Миланском мебельном салоне в апреле.

Я придумываю предметы, отталкиваясь от идеи. Никогда не бывает такого, что первая мысль: смогу ли я это произвести? В этом смысле слово «промдизайн» звучит для меня как-то грустно. То есть это вроде как означает: я что-то сделал только для того, чтобы это производить.

Производителям кругом мерещатся повторы идей. Всегда найдется кто-нибудь, кто будет шептать тебе на ушко: «Ты своровал идею»  — или что-то в этом роде.

Я могу прочитать мастер-класс часа на четыре на тему «Чем российский промдизайн отличается от европейского?» Да ничем мы особо не отличаемся. Просто это как сравнивать младенца и взрослого человека. Кто лучше? Оба симпатичные, но младенцу надо подрасти. Но зато у нас есть то, чего уже нет у европейских и американских дизайнеров: для всего мира мы все еще открытие, мол, батюшки родные, а русские-то не хуже других умеют делать дизайн!

Объект: торшер Flat

Основанная в 2008 году студия занимается выпуском мебели — детской и взрослой. Кассу, впрочем, делает светильник Flat, придуманный дизайнером Семеновым несколько лет назад.

Главная проблема российского дизайнера: произвести все то, что напридумал. Работать с подрядчиками мучительно. Поэтому мы с самого начала решили, что нам нужна своя мастерская. Сейчас у нас собственный маленький свечной заводик в Москве, на Каширке. Вообще, производство — это трудно. Хотя поначалу казалось, что с ним будет только проще: арендовал, купил, запустил людей, и все начали работать. Но потом выяснилось, что нужно самим разбираться в куче бухгалтерских и юридических вопросов.

Я не Филипп Старк, и мне сложно представить, как живется дизайнерам на Западе. Говорят, что там все крутится вокруг дизайнера, у нас, наоборот, дизайнер вертится вокруг всего. К нам приезжали итальянские друзья — у них собственные каменоломни, они мрамором занимаются, — так они вообще не понимают, как мы можем делать что-то тут. Говорят, адские у вас условия, катастрофически!

Дизайнер должен уметь все делать своими руками. Если ты придумал только форму, но понятия не имеешь, от чего зависит ее устойчивость, это не очень правильно. Опытный образец стула из детской коллекции я выстругал сам. А топовую нашу лампу — Flat — я переделывал, думает­ся, раз семь. Внешне она при этом не измени­лась совсем, а конструкционно — радикально. И только миллионный раз разобрав ее и собрав, я понял, что лучше сделать это так, а то этак.

Объект: стол Copenhagen Table

Сестры-близнецы, аспирантки Строгановского университета, где Даша изучала дизайн транспортных средств, а Саша — промдизайн. Пока что в их портфолио лишь три предмета — две вазы и стол, но, судя по напору, все у них получится.

Промышленного дизайна в нашей стране нет — все производится в Китае, так как там дешевле. SmirnovDesign пару лет назад пытались производить прищепки в России. Мы честно тогда у них спросили: какова себестоимость одной прищепки? Оказалось, 3–4 р. То есть на выходе одна ­прищепка стоит 10, а то и 20 р. Продаются они в наборе из десяти штук, следовательно, мы имеем упаковку дизайнерских пластмассовых прищепок за 200 р. Ну что тут скажешь? Нет, спасибо, я лучше куплю обычные китайские прищепки по 10 р. за упаковку.

В IKEA все жестко. Они говорят, присылайте резюме и портфолио, мы перезвоним, но не перезванивают. Условия там ужасные — тебя берут, полгода работаешь бесплатно, потом из 26 интернов выбирают одного или двух, а тебе говорят: «Спасибо за интересное сотрудничество».

В Европе производство на производстве. Едешь и не понимаешь, где кончается один город и начинается другой, потому что везде куча мастерских. А у нас тут что? «Мне надо вот такую фигульку выпилить». — «О-о-о, это надо ехать куда-то, искать». Взять хотя бы нас. Взял лист металла, положил его под лазер — вжик-вжик — согнул, покрасил. Но большинство компаний, куда мы обращались, впадали в панику: что это, как это? Или другая крайность: мы режем, красим, но не гнем. Потом все-таки нашлось место — в какой-то деревне в Подмосковье, — где, в принципе, люди согласны с тем, что все легко и просто. Собственно, мы и сами все это умеем: и лист металла резать, и гнуть его. Но просто не женское это дело — за станком стоять.

Объект: автомобиль Marussia

Шеф-дизайнер автомобиля Marussia. Также известен тем, что придумал миниатюрный mp3-плеер в форме нательного креста и солонку с перечницей в виде ангела и черта.

Промдизайном заниматься — это как суп варить. Очень много ингредиентов нужно разных, и каждый из них должен быть качественный, тогда в конце получится все хорошо. Достаточно сложная ступенчатая система производства. И если разбить ее на этапы, то на каждом практически у нас в России прокол получается. Производители забыли, что да как делать, продавец в магазине не понимает, зачем продавать что-то новое, когда люди хорошо берут и старое.

Промдизайн завязан на общей экономической ситуации в стране — гораздо сильнее, чем веб-дизайн или полиграфия. Чтобы книжку, допустим, издать, достаточно купить хороший компьютер, а чтобы изготовить предмет, компьютера недостаточно. Так уж вышло, что у нас в стране хорошо развито тяжелое производство. Люди умеют строить поезда, самолеты, могут реки поворачивать. В результате реку развернуть не составляет труда, а вилку придумать — нет сил. У нас консюмерские, бытовые предметы никогда не были в особой чести. Им не уделялось должного внимания. За 20 лет, сколько бы ни говорили о возрождении России, ничего не изменилось — Стас Михайлов все поет да поет.

Советский автопром — это выжженная солнцем пустыня. Там ничего не осталось. Оттуда людей вообще нельзя брать на современное производство: у них сломано сознание и мозги настолько плохи, что общаться с ними вряд ли возможно. Работая над Marussia, мы всему учили людей заново: кроить салон, ставить колеса. Для России это вообще феноменальная история. Однако что с Marussia будет дальше — не ко мне вопрос. Я просто дизайнер, могу вам только про дизайн рассказать. А вот где «марусю» купить, сколько она стоит, я не в курсе. У меня даже и «маруси»-то своей нет — сапожник без сапог. Впрочем, у меня нет машины вообще.

Объекты: комод Orn и кресло Brazilia Arm

Выпускники МАрхИ. Два года назад основали бренд Archpole, под маркой которого выпускают табуретки, столы, вазы — из клееной березовой фанеры.

Нам интересно то, как сделать вещь массовой. Сколько она будет стоить, как быстро производиться — мозг и сознание направлены на решение именно этих задач. Грубо говоря, если в процессе мы понимаем, что этот предмет нельзя производить в количестве 20 тысяч штук в месяц, он перестает нас интересовать.

Мы хотим, чтобы наши вещи делались в России. Хотим их сами делать, сами продавать. Не хочется продавать их иностранцам, которые наладят производство, используя при этом рабский труд китайских детей. Россия должна рожать! Не в смысле детей, а в смысле продукты: овощи, древесину, мебель. В идеале должно быть так: к нам едут фуры из Италии с прекрасными кофемашинами, а уезжают загруженные нашей мебелью. Смысл в том, что нам итальянская мебель ни к чему, — у нас своя есть. Пусть лучше везут что-то, чего у нас нет: оборудование всякое, автомобили, которые в нашей стране нескоро еще научатся делать, да хоть бы кофе.

Ответственно заявляем: страна находится в таком состоянии, что конкуренции быть не может. Главный конкурент русского дизайнера, грубо говоря, народ, в менталитете которого заложена мысль, что в России ничего хорошего быть не может и все хорошее только на Западе. И если мы переломим эту ментальность, все будет хорошо.