Москва изнутри Братья Липские о Красносельской

СЕРГЕЙ: «Эта прекрасная фабрика, если верить надписи на ее фасаде, была построена в этом году. Но многие до сих пор уверены, что фабрика здесь существовала и 150 лет назад, и вспоминают ее продукцию — конфеты и шоколад, однако все это вранье, и тому есть вещественное доказательство перед вами».

АЛЕКСАНДР: «На самом деле этот красивый особняк был построен первым среди фабричных построек, принадлежал он купцам Абрикосовым, которые в начале XIX века стали заниматься конфетным делом. На фабрике вообще много дореволюционных построек, но с фасадов она обросла новыми зданиями. А Бабаевской стала называться только после революции, увековечив имя бывшего ее рабочего, ставшего председателем Сокольнического райисполкома.

Факт в том, что, когда мы сюда переехали, все местные утверждали, что жить здесь невозможно — от фабрики невероятно воняет. Очень быстро выяснилось, что под вонью они понимают запах шоколадных конфет, батончиков и ванильных сухарей. Они по утрам запускают какие-то процессы — открываешь окно на кухне и вкушаешь какао.

На территорию фабрики есть тайный проход, за которым есть магазин — в нем продают остатки поломанных плиток шоколада вразвес. Сейчас это уже запретили — такая торговля не соответствует ГОСТу. Но раньше можно было приходить и покупать в целлофановых пакетах вкуснейший шоколад за бесценок».

СЕРГЕЙ: «Когда ранним утром возвращаешься с вечеринки, по Верхней Красносельской улице идет толпа рабочего люда в две стороны. Одна — со смены, вторая — на смену. А вообще, насколько я знаю, на территорию фабрики пробраться очень сложно. Но если это сделать, то можно увидеть шоколадные дома, кисельные берега и пряничных человечков».

СЕРГЕЙ: «Единственная важная историческая достопримечательность на Красносельской — богадельня Геер, которую построил архитектор Кекушев, один из главных представителей московского модерна. Раньше вся эта территория принадлежала Ново-Алексеевскому женскому монастырю, начиналась она здесь, на Верхней Красносельской, и шла через третье кольцо почти до Сокольников. Потом ее разрезали трассой (этот участок дороги чуть ли не по костям идет, там, естественно, было монастырское кладбище раньше), но несмотря на это мы все равно слышим звон колоколов монастыря с той стороны, а расстояние от нашего дома до них приличное, больше километра. Она названа в честь консула Осипа Геера, который владел этими землями и управлял здесь небольшим, но знаменитым водочным заводом. Во второй половине XIX века он эти земли продал, правда.

Сегодня в богадельне ничего не происходит, ее пытался выкупить какой-то немецкий банк, и собирался реставрировать, потому что это памятник архитектуры, но все зависло. А раньше мы любили лазить на эту территорию отдыхать — там очень спокойно и красиво».

СЕРГЕЙ: «Сейчас это просто стоматологическая поликлиника, а раньше она была местом с единственной круглосуточной стоматологической помощью Центрального округа. И по ночам в этом месте всегда можно было наблюдать молчаливых людей с опухшими лицами, которые держались за щеки, и их спутников, спрашивавших: «А как в поликлинику пройти?»

СЕРГЕЙ: «Примечательная и странная табличка. Здание принадлежит какому-то железнодорожному учреждению, а за Люберцами есть знаменитая станция электричек казанского направления «Панки» — видимо, оттуда и происходит название учреждения. Если обогнуть здание и забор слева, то можно спуститься к классному месту — огромный пенек от спиленного дерева, на который могут усесться сразу несколько человек, — и смотреть на стоянку поездов Казанского вокзала, путепровод Третьего транспортного и какие-то исторические привокзальные склады. Пенек, правда, недавно выкорчевали, зато рядом с ним по-прежнему растут плодоносящие вишня и яблоня. И вообще место атмосферное — рядом небольшой пустырь, усеянный презервативами; я сам много раз был свидетелем, как на него приезжали автомобили с проститутками».

АЛЕКСАНДР: «Мне жутко нравится местоположение этой церкви. Она очень старая, и в своем первоначальном, деревянном виде была построена в XVII веке, и тогда здесь, конечно же, был другой пейзаж, и не было моста, за которым она сейчас скрыта. И все вокруг поменялось, появилось железнодорожное движение, а она осталась. Долгое время храм находился в плачевном состоянии и был похож на кирпичные руины. Где-то пять лет назад кто-то начал вкладывать деньги в его восстановление. Выглядит храм теперь прекрасно, и в нем идет жизнь».

СЕРГЕЙ: «Я был в нем однажды на венчании своих друзей и узнал, что здесь служит очень хороший и интеллигентный поп. Его фамилия Асмус — он живет неподалеку, в сталинском доме напротив «Красносельской». Его сын тоже, кстати, служит в церкви. Это на самом деле известная православная еврейская интеллигентская семья, отец протоиерея Асмуса — известный советский философ, логик и кантовед».

СЕРГЕЙ: «Мы никогда не знали, что на этом заводе-ящике делали, думали, что какие-то радиоэлектронные детали. Я там однажды на проходной купил педаль для гитары «Лель».

АЛЕКСАНДР: «Их все металлисты покупали».

СЕРГЕЙ: «На самом деле они хорошие. Тогда была такая штука — компенсация от школьных завтраков. Всех детей в школе должны были кормить бесплатными завтраками, но от этого можно было отказаться — еда-то говенная. Деньги на завтраки выделялись из бюджета, и если ты приносил от родителей расписку, что вы от них отказываетесь, тебе выдавали денежную компенсацию. И на нее я купил себе на проходной с рук лелевский Delay — там всегда находились бедные заводские работяги, мужички, которые что-то чинили, что-то паяли и в том числе что-то продавали. А потом я узнал, что этот завод — родоначальник заводов по изготовлению электровычислительных машин. Здесь х...рили первые перфокарты, собирали первые электронные коробки, и свое начало российские компьютеры берут отсюда. И вот до чего они дожили».

АЛЕКСАНДР: «Через перекресток от него находится институт пластической хирургии. Пока все наши ровесники-тинейджеры ходили себе прокалывать уши в подвальные тату-салоны, мы как хорошие мальчики шли за этим сюда. И все было безопасно и стерильно».

АЛЕКСАНДР: «За забором находится пустырь, который обжили дикие собаки и на который сбрасывают мусор и снег зимой. А когда-то здесь был первый стадион футбольного клуба «Локомотив», который до этого назывался Клубом имени Октябрьской революции. В 1920-х годах на нем проводились какие-то важные матчи культовых команд, это была важная точка на карте Москвы, но сегодня об этой истории напоминают только сохранившиеся осветительные мачты».

АЛЕКСАНДР: «В Москве есть несколько мест, похожих на машины времени. Это, например, 3-я Фрунзенская улица, с ее яблочной аллеей и ощущением, что ты попал во времена советской идиллии, подсмотренные в кино. И Сад имени Баумана — одно из таких мест. В нем сохранилась старая эстрада, на которой в теплое время года до сих пор устраиваются киносеансы, на лавочках у эстрады собираются местные жители преклонного возраста, бомжи и модники из всем известных изданий, которые туда идут, чтобы посмотреть на всю эту эстетику. При эстраде есть художник, который гуашью рисует плакаты для кинопоказов. Сад увешан разноцветными флажками, полон детей, молодых мам с колясками и собачников. Зимой с грота катаются дети на санках — очень красиво. Кстати, сад этот всем известен по кино — Велюров из «Покровских ворот» выступал именно на этой эстраде».

АЛЕКСАНДР: «Где-то года три назад я увидел в интернете объявление о продаже синтезатора, которое меня заинтересовало. Мы с Сережей поехали смотреть его и в итоге купили. Синтезатор оказался полным говном — через две недели я его с трудом продал. И единственная польза, которую мы извлекли из этой истории, — то, что мы узнали о существовании этого дома, в нем жил его продавец, какой-то подельник Антона Севидова, который играл с ним в группе Neonavt. Чувак жил в очень странной и малюсенькой квартире, в которую попадаешь через подъезд в башне с узкой винтовой лестницей. Я таких домов в Москве больше не встречал — вообще вокруг Новой Басманной прекрасные дворы с такими вот вещами; я искал про него какую-то информацию, но ничего нет».

СЕРГЕЙ: «Не так давно узнали про этот мостик, года три назад, и очень его полюбили — лучшее место для трейнспоттинга в Москве. С непонятной конструкцией посередине, на которой зато можно сидеть. Когда мы где-то гуляем рядом или сидим в «Чито-Ре», которая находится поблизости и стала для нас уже вторым домом, стараемся сюда зайти и посидеть хотя бы минут двадцать».

СЕРГЕЙ: «Здесь мы с Сашей учились. Знаменитыми выпускниками эта школа не отметилась, есть какой-то нелепый композитор, которым она очень гордилась, но я даже фамилии его не помню. А сама школа хорошая.

Когда мне было лет восемнадцать, я пришел в нее забирать Сашу со своим другом. Школа расположена книжкой, и в ее дворе стоит шикарный маленький памятник Сергею Сергеевичу Прокофьеву, который сгорбившись сидит на стульчике. Друг носил с собой какую-то идиотскую шляпу, и пока мы сидели там и ждали Сашу, он залез на памятник и нахлобучил шляпу Сергею Сергеевичу на голову — мол, ему холодно лысому ранней осенью. В это время к школе подошел какой-то обыватель со своей кисулей, они гуляют, у них романтический настрой, и обыватель, выделываясь перед подругой, недолго думая, залезает на памятник, снимает шляпу и надевает ее на себя. Они ошиваются рядом с нами, и мой товарищ в развязной манере прокричал ему что-то в духе: «Любезный, у вас есть пять минут, на то чтобы с этой шляпой распрощаться, после чего я ее забираю». Тот в полном недоумении идет в отказ, чтобы не опозориться перед дамой. Ровно через пять минут товарищ пошел к нему забирать шляпу, тот, естественно, ее не отдает, они ее сначала друг у друга подергали, после чего все это перерастает в грандиозную драку с воем девушки, падениями в кусты шиповника, рваной курткой, выбитыми пальцами и разбитыми вдрызг рожами. Старушки из школы вызвали милицию, но мы, забрав Сашу, вовремя оттуда ретировались, обойдясь без милиции. А Саша потом по этим мотивам нарисовал аж три комикса с разными сюжетами».