Москва изнутри Александр Липницкий о Садовой-Каретной

Тверская улица (а в нашу эпоху улица Горького) в какой-то степени оставила топографию дореволюционной Москвы. Если в сторону Арбата исконно селилась интеллигенция и наиболее преуспевающие люди, то по это сторону, постепенно, к Трубной площади, респектабельность столичного жития-бытия уходила не то что на убыль, но переходила в другое качество. Сухаревка и Хитровка находились с этой стороны, и она исторически наводнялась криминальным элементом, который, несмотря на сталинскую реконструкцию города, сохранил какие-то его корни. В песнях и Высоцкого, и Мамонова, о которых сегодня пойдет речь и которые жили по эту сторону, эта темная сторона центра Москвы присутствует.

Поэтому мы начали с Пушкинской площади, которая является рубежом двух этих сторон. Не случайно здесь и на площади Маяковского происходили самые интересные события нашего поколения 1960-х годов. Здесь был сбор всех хиппи, на этих скамейках, которые совсем не изменились. Мы с братом попали сюда в пятнадцать-шестнадцать лет, и, приходя, встречались с нашим предводителем Юрой Солнце. Надо сказать, что сейчас сквер стал довольно голым — а раньше деревья росли повсюду. Поэтому здесь можно было легко и беспечно отдохнуть; тот, кто выпивал чуть больше портвейна, ложился под деревья спать — поскольку вокруг были рощицы, милиция никого не выковыривала, только иногда делала замечание за фонтанчик, в котором можно было искупаться и поискать копеечки, чтобы купить хлеба и портвейна. Все было демократично, хотя оттепель уже и пошла на убыль, но импульс событий в Париже 1968 года дошел сюда на совершенно бессознательном уровне и очень хорошо в Москве (и не только) ощущался. И этот процесс — общение хиппи — происходил здесь каждый день.

В этом сереньком здании на углу наша хипповская компания питалась. Здесь была Молочная столовая, в которой хиппари успешно и бесплатно могли поесть: компания врывалась в кафе, заморачивала голову продавцам и незаметно набирала пирожков, кефира и так далее. Продавщицы, я думаю, понимали, что у них крадут народную еду, но относились к этому спокойно, так, только орали что-то вслед. Я про это рассказывал Гарику Сукачеву, и в его фильме «Дом солнца», по-моему, даже есть такой эпизод.

Дегтярный переулок — одно из гнезд московской фарцы. Наверное, когда-то здесь добывали и изготовляли деготь, но речь не об этом. Здесь мы с братом познакомились с людьми, которые были старше, жили в этом переулке и торговали пластинками; дело в том, что вокруг было много гостиниц, где проживали иностранцы, и местные молодые ребята из коммуналок быстро находили себе занятие и торговали с ними всем — от значков и жвачек до пластинок и одежды. Мы стали заниматься тем же самым, и на пластинках я заработал свои первые деньги. Люди посерьезнее торговали валютой, но это было уже делом подсудным — самые старшие местные товарищи имели отсидки. Здесь же жили первые иконщики — люди, которые занимались торговлей иконами, они были особой кастой. Среди них был живший здесь внук психиатра Кащенко Саша Федоров. Очень интересный малый, меломан, который переписывался с Элвисом Пресли; в этих местах сильно пили, и, к сожалению, однажды какие-то его партнеры по иконным делам убили его, ударив бутылкой по голове.

Конечно, у людей, которые нарушают закон (пусть даже и в других странах их деятельность не является противозаконной — это всего лишь бизнес), вырабатывается криминальное сознание. Но публика была такая бурная, и когда милиция сюда совалась, неизвестно для кого это было опаснее — для милиции или для фарцовщиков. Здесь произошла такая история: мой младший брат Владимир, который был экстравагантной личностью и имел постоянные стычки с милицией, однажды со своей компанией увидел в Дегтярном на Первомай подвыпивших милиционеров из 108-го отделения с фирменным магнитофоном, игравшим веселые мелодии. Брат решил, что без магнитофона праздник — не праздник, наши набросились на пьяных ментов, ловко отобрали у них аудиотехнику и убежали.

Через час мне позвонил начальник отделения и сказал, что если я немедленно не найду магнитофон и моего ошалевшего от наглости младшего брата, то он всех посадит. И чтобы не заводили дело нужно вернуть магнитофон вместе с десятком бутылок водки. Вот такое было время.

В этом доме жил внук Сталина Вася, который учился на два класса старше меня в соседней школе и однажды совершил совершенно беспримерный поступок. Его друзей обидели какие-то старшеклассники, он пришел в школу с пистолетом своего отца, тоже Василия, и в туалете всадил несколько пуль в обидчика. Парень, слава богу, остался жив.

Кроме того, в этом правительственно-кагэбэшном доме жила легендарная женщина Анабелла Бюкар, майор ЦРУ и шифровальщица в американском посольстве, которая в результате спецоперации КГБ была завербована, сдала всю агентуру и написала знаменитую разоблачительную книгу «Правда об американской дипломатии». Мы дружили с ее сыном Мишей Лапшиным, ходили к нему в гости, и у их квартиры всегда дежурили оперативники — в США она была заочно приговорена к казни на электрическом стуле. А завербована она была через любовь с оперным певцом Лапшиным. Так как брак получился дьявольским, как результат столкновения двух спецслужб, то Миша своей жизнью сполна доказал что такого рода браки имеют тяжелое наследие. Мать многажды спасала его от тюрьмы — он был невероятным беспредельщиком, главным хулиганом на улице Горького, всегда попадал в истории, и в конце концов она не смогла спасти его.

В этом симпатичном кооперативе жил и работал мой дед, Липницкий Теодор Михайлович, знаменитый гомеопат и председатель московского общества гомеопатов. У него здесь был личный кабинет, где он принимал пациентов и занимался частной практикой — что в те времена было редкостью. Был очень богатым человеком, единственным ученым, написавшим книгу про гомеопатию. И в этом дворе прошло мое детство.

Здесь жили знаменитые актеры — это комплекс зданий 1927 года «Труженик искусства». Дед всегда селился с актерами, потому что он их вылечивал. Таких кооперативов в Москве почти не осталось. Но это тот редкий случай, когда пространство за последние пятьдесят лет почти не изменилось. Все сохранилось, даже автомобили на тех же местах стоят. У дома всегда находилась женщина-комендант с пистолетом, а у нашего подъезда сидел фининспектор (иногда даже два), потому что дед зарабатывал на дому деньги, из которых две трети должен был отдавать государству, и эти люди просто пересчитывали всех, кто к нему заходил.

Сюда я ходил в первом классе, а затем доучивался последние три месяца. В школе училась вся сборная Союза по фигурному катанию, и с некоторыми из них, с Леной Щегловой например, я подружился. Как и с фотографом Александром Бородулиным, одним из фигурантов книги «Это я, Эдичка». Он еще прославился тем, что в 1986 году сделал в американском Playboy номер, посвященный советским девушкам. А я получил блестящий аттестат, поскольку учился гораздо лучше, чем фигуристы.

В доме с башенкой был замечательный магазин, в который мы десятилетиями ходили. Продавщицы знали весь наш дом! Магазин был одним из лучших в своем роде, потому что им управлял очень хороший директор, благодаря которому у торговой точки было свое лицо и прекрасный ассортимент.

Через перекресток был еще один винный магазин, с которым связана забавная история. Соседом по нашему дому был эстрадный композитор Марк Фрадкин. Однажды он встретил около магазина моего отчима, Виктора Михайловича Суходрева, переводчика Хрущева и Брежнева, с его гостем из Петербурга, замдиректора Ленфильма Александром Ольшанским. Фрадкин им говорит: «Ну что вы тут говно всякое покупаете, пойдемте — я вам покажу настоящие напитки, я же их собираю и привожу из заграничных командировок». Они как-то растерялись и пошли за ним, ничего не купив. Фрадкин долго показывал им разные напитки, и в конце концов мужики робко сказали: «Может быть, откроем, продегустируем?..» На что он им ответил: «Ну что вы, ребята, это же коллекция». Магазин к тому времени закрылся, и они пришли домой ужасно злые.

В этом доме, из которого раньше летом лились музыка и пение, я вырос и живу сейчас. Здесь, в моей квартире, на протяжении полутора лет была первая репетиционная база «Звуков Му», но это не главное — в этом доме всегда жили очень много известных людей. Например: Утесов в старости, Кобзон — в молодости. Своей очаровательной соседке, моей маме, он сделал своеобразный подарок — привел к нам в гости Гагарина и Титова в 1962 году. Тогда они только слетали в космос и еще не были зомбированы славой — Гагарин весь вечер проиграл с нами, детьми, во все настольные игры, а на память подарил вечный именной абонемент на футбол на стадион Владимира Ильича Ленина (в «Лужники»), с фотографией. И я его как дурак через пару лет сменял на японского робота. Очень жалею: сменял своему приятелю, у которого он мог бы сохраниться, но сгорел вместе с дачей.

Два подъезда занимала эстрада и цирк. В одном из них до сих пор проживает Леша Птицын, сын нижнего силача группы акробатов, на котором выстраивалась вся пирамида. Мы ходили в гости к Леше, и когда его мама возмущалась, что папа опять принес водку и сейчас к нему придут друзья, он одной рукой поднимал ее и сажал на шкаф — нам это очень нравилось. Самое интересное, что старшая Лешина сестра вышла замуж за футболиста «Торпедо» Валерия Воронина, и какое-то время, в 1960-е, он здесь жил. Это было восхитительно: в гости к Воронину ходили Валентин Иванов и Эдуард Стрельцов, которые были нашими кумирами. Они шли через двор с авоськами с водкой, мы их караулили и даже иногда затаскивали в центр двора чуть-чуть поиграть с нами в футбол. Это была фантастика! Еще жил хоккеист-суперзвезда Александр Мальцев, который женился на балерине, и иногда мы тоже имели счастье видеть его.

В лужковские годы сад очень видоизменился. До этого, в конце 1980-х, он был сильно запущен, был диким, но в нем сохранялась какая-то дореволюционная и советская экзотика. Он был разделен на зоны: тут — шахматный клуб; рядом — читальня; в стороне — тир. Единственное, что хорошего сделал Лужков — поставил дореволюционные беседки, которые, тем не менее, дико и новодельно смотрятся на общем фоне.

Зеркальный театр тоже сделали абсолютно по-лужковски. Вместо того чтобы отреставрировать старинное дореволюционное здание, его, естественно, снесли и построили нечто похожее. У «Звуков Му» «Эрмитаж» был не только главным местом для встреч и прогулок, но и какое-то время местом для репетиций — в левом крыле зеркального театра, в 1985–1986-м годах. Там, где сейчас эстрада, стоял знаменитый крытый зеленый театр, сделанный в XIX веке без единого гвоздя, с лучшей акустикой в Москве. Ублюдки-пожарники снесли его в 1980-е годы за одну ночь, якобы из-за аварийности. А таких, как сейчас, эстрад в саду было три, и на них танцевали. В обмен на репетиционное место администрация вынудила нас оброчно играть на этих эстрадах для отдыхающих. И репертуар «Звуков Му» слушали мамы с колясками. Иногда мы сильно выпивали во время таких бесплатных концертов, и Мамонов отдыхал на лавочке, наблюдая, как мы выступаем без него. Здесь же произошла знаменитая драка, когда наша компания схлестнулась с пришлыми ребятами, и Мамонов тогда получил удар шилом под сердце, но после нескольких операций чудом был спасен в институте Склифосовского.

За нетронутым театром «Эрмитаж», с другой стороны, был знаменитый на всю Москву рыбный ресторан «Русалка», рядом с которым в начале 1990-х помещался клуб «Эрмитаж» Светы Виккерс — знаменитой женщины нашего района, художницы и устроительницы первого подобного места, где расцветала наркомания, кокаин и все прочее. Он был очень популярен среди музыкантов, художников и московской богемы. Виккерс называла его «черный сарай» — здание было покрашено в черный цвет.

С этой же стороны находилось МОМА — Московское объединение музыкальных ансамблей. И в 1982 году легендарный редактор подпольного журнала «Урлайт» Илья Смирнов организовал здесь замечательный концерт «Аквариума», на котором выступал Чекасин, Игорь Бутман, Валентина Пономарева и, естественно, Курехин. Можно сказать, что потом из этого концерта в какой-то степени выросла «Поп-механика».

Иногда меня вызывали в этот дом на неприятные разговоры — из-за икон. Один следователь сказал мне: «Вы особо опасный преступник, потому что ближе всего к нам живете!»

Однажды произошла смешная история, связанная с вот этой водосточной трубой. Мой пьяный друг, никологорский поэт Мирок, напившись на Новый год и выбежав из моей квартиры в одной рубашке в дикий мороз, стал отрывать эту трубу, чтобы нанести ментам ущерб. Мы его еле оттащили, а так как было страшно холодно, дежурный даже не вышел из своей каморки, чтобы его наказать.

Переулок с лихим названием характерен конструктивистским зданием в его начале и бывшим зданием ЦСДФ — Центральной студии документальных фильмов (его сейчас отдали церкви), где мы, ассистируя Мамонову, снимались в кино, в документальном фильме про жизнь московских проституток «How do you do?». Петя поет в нем песню «Я серый голубь», а мы с ним играем. Это первый фильм с Мамоновым на экране.

Слева — знаменитый дом, где я очень часто бывал в гостях у Левона и Инны Кочарян: в их квартире был главный сходняк компании Высоцкого. В этом же доме он вырос: «Где мои семнадцать лет? На Большом Каретном». А на седьмом этаже до сих пор живет дочка ближайших друзей Высоцкого — Ольга Кочарян.

Совсем рядом, по соседству, стоит дом, в котором выросли братья Мамоновы и где до сих пор живет их мама Валентина Петровна. Во дворе стоит спортплощадка, на которой мы частенько после школы играли с Петей и Лешей в футбол.

Когда я был в пятом классе, все искали английские школы — и меня отправили на Большой Каретный, в 30-ю, где я подружился с Петей Мамоновым, который учился на год старше меня. В ней мы пробыли практически до выпускного, пока сначала его, а потом меня не выгнали. Поведением мы отличались крайне дурным: Мамонова выгнали за то, что, имея неприязнь к учительнице химии, он организовал взрыв-теракт на уроке. А меня — за лютую ненависть и любовь красивой учительницы математики. Видимо, это какая-то фрейдистская история была: вроде мы с ней дружили, но при этом она тройку в аттестате мне ставить отказывалась принципиально, и я ушел за три месяца до выпускного в школу рабочей молодежи.

В школе был замечательный директор, Михаил Петрович Мартынов, фронтовик и настоящий энтузиаст и затейник школьной жизни. Все вокруг него крутилось, несмотря на строгость к ученикам: иногда у длинноволосых школьников он выстригал целые пряди, после чего им приходилось бриться под ноль.

Благодаря доброжелательной атмосфере в нашей школе «Звуки Му» организовали там дебютный концерт в самое черное время — зиму 1984 года; Андропов только умер, пришел Черненко и сразу стал докручивать гайки даже в музыке. Но концерт состоялся, на верхнем этаже, в актовом зале. И был не то что успешным, а триумфальным. Мы сразу стали знамениты.

Сотрудники школы, конечно, обалдели, когда увидели публику — пришла-то богема, причем в три раза больше людей, чем вмещал зал. Петрушевская, Славкин, Анатолий Васильев, «Аквариум» и «Машина времени» в полных составах. Пришли же не только на нас посмотреть, свой первый концерт в Москве давал Виктор Цой — в одиночку, акустическое «Кино» к тому времени уже распалось, а электрическое еще не организовалось. Выступали Сергей Рыженко и Василий Шумов, «Браво» с Агузаровой дали свой второй или третий концерт — это был целый фестиваль, который мы организовали вместе с Троицким. И к школьной администрации после концерта пришли кагэбэшники — мы сумели так законспирироваться, что перед шоу никто о нем не узнал. Пришли и начали допрашивать. И администрация, конечно, на нас обиделась — бедных учителей-симпатяг запугали тем, что мы антисоветчики, и другими подобными глупостями. А учителя были очень хорошими.

Знаменитый двор, который упоминался у Гиляровского как один из самых опасных дворов в Москве, куда лучше не заходить ни при каких обстоятельствах. Это забавно, потому что даже мы, местные, сталкивались там с насилием. Мы с друзьями решили поиграть в футбол на коробке, которая была на том месте, где сейчас находится выход из метро «Цветной бульвар». Я пригласил интеллигентных ребят из писательских еврейских семей с метро «Аэропорт», и когда их увидели жители Малюшенки, возникло такое социальное озлобление с их стороны, что мне, хоть я и был местный, пришлось с моей командой спасаться бегством — во время драки повыпрыгивали старшие братья и отцы местной шпаны с топорами! В этом дворе каждый второй сидел.

Здесь же Мамонов начинал репетировать в своей первой группе на бас-гитаре — я даже не помню, как она называлась. Репетиции проходили в чудом сохранившемся здании в глубине двора, где было нечто вроде крохотного ДК — с бильярдной и репетиционной точкой. Но я тогда еще и не думал брать в руки инструмент.

Мои папа и дедушка дружили со старшим и младшим Кио — знаменитыми иллюзионистами. И благодаря их дружбе я впервые оказался в этих местах, в цирке на Цветном бульваре. Помню, что очень боялся перепиливания женщины.

В кинотеатре «Мир» при мне произошла знаменательная и судьбоносная сцена. В годы перестройки, на концерте «Звуков Му» с «Крематорием», к нам в гримерку пришел Паша Лунгин, очарованный Мамоновым. И тогда я почувствовал, что Петя может от нас уйти в кино. Так и случилось, а начало этому было положено здесь.

Что очень печально, так это то, что полностью изуродован Центральный рынок, который был самым колоритным в Москве, а стал дорогущим и убогим торговым центром. На рынок мы с братом ходили покупать воблу для маминых друзей.