Ехали два шофера

Люксембург вымирает в восемь, Брюссель – в десять, Осло – в полночь, Москва не засыпает никогда. Ночную Москву населяет особенный народ – эти люди странно одеты и ненормально веселы, и все они непрерывно куда-то едут. Из ресторана в гости, из гостей в клуб, из клуба – гулять на бульвары, а потом завтракать в кафе. У ночных людей существует одно средство передвижения – машина, причем чаще всего не своя. Анна Пражина провела ночь за рулем своего синего «пежо» и подвезла всех, кто поднял руку.

Мужчины с кальяном
– С мужчинами не связывайся, – советовали друзья. – За пределы центра не выезжай. Оденься попроще. Хорошенько спрячь сумку. И не бери двоих – опасно.

Я сразу же сажаю четверых. Объемные мужчины стоят у ресторана «Ходжа Насреддин» на Покровке, им нужны две машины, но, увидев девушку за рулем, они вдруг понимают, что запросто поместятся в двухдверном «Пежо-106».

– Ленинский проспект – 300 рублей, еще 150, если пойдете с нами пить.

Машина сильно оседает, но едет; окна сразу запотевают – приходится протирать рукой. В роли таксиста я выгляжу диковато: у меня ярко-бордовые волосы и ногти и униформа явно не из таксопарка. Я утешаю себя, вспоминая Вайнону Райдер в фильме «Ночь на земле». В зеркале маячит белая «Волга», на которой следом за мной едет фотограф Леонтьев, – это тоже успокаивает. Еще зеркало сообщает мне, что трое пассажиров на заднем сиденье уселись на мой любимый розовый плащ.

– Хотите, мы вам кое-что покажем? – перед моим лицом появляется белый керамический фаллос; при ближайшем рассмотрении он оказывается кальяном. Пассажиры минут пять заливаются смехом.

– А вы чего так смеетесь?

– Там в ресторане плов шикарный: когда он готов, сверху на него капают капочку-капочку конопляшки.

– Что, в меню так и написано: плов с коноплей?

– Нет, в меню это не озвучено. Его только для нас делают, ну еще для Шамиля Басаева и Рустама Каримова (Рустам Каримов – заместитель министра торговли и внешнеэкономического сотрудничества Татарстана. – Прим. ред.).

Один из хохотунов вдруг серьезно спрашивает:

– А вам действительно настолько деньги нужны, что вы таких буйных мужчин возите?

На Вайнону Райдер в фильме точно так же реагировали.

Аманда
У клуба «Китайский летчик» стоит девушка с серьгой в губе и ярко-белыми волосами. «Ма-я-ков-ска-я», – произносит она по слогам. По лицу у девушки текут слезы и тушь.

– Я потеряла все, что у меня есть, – девушка переходит на английский. – У меня украли сумку, в ней была записная книжка, где все-все мои друзья, мой путеводитель по Москве – я его так люблю. Очень дорогие мне вещи. Они никому больше не нужны.

– А деньги, ключи, документы?

– Нет, это все на мне, – она показывает потайную сумочку на шее. – Меня Аманда зовут.

– А ты откуда?

– Из Америки, там есть такой город Коламбус, штат Огайо. Но здесь я стесняюсь говорить, что я американка, представляюсь канадкой. Я приехала в Москву учить русский. Но все со мной почему-то по-английски разговаривают.

Аманда всхлипывает и предлагает мне пластинку Wrigley’s.

– Я люблю на Красную площадь приходить и часами возле собора сидеть – так я понимаю, что я в Москве. Черт, моя записная книжка, – Аманда опять плачет, – я потеряла всех своих друзей.

Аманда даже не подозревает, что рядом с ней, за рулем, сидит девушка, которая когда-то провела в ее родном Коламбусе несколько лет.

Вадим
Мой знакомый рассказывал, что однажды, решив подвезти голосующего, резко затормозил и чуть не снес целую остановку с людьми. Уже полчаса медленно еду в правом ряду, чтобы среагировать вовремя и остановок не сносить. Наконец вижу руку. У нее тут же останавливаются две «шестерки». В первую высокий молодой человек усаживает девушку, со второй пытается договориться сам, но не получается. Тут подруливаю я.

– Проспект Дмитрия Донского, это там, где Аннино.

Я понятия не имею, где Аннино, но делаю вид, что езжу туда как минимум пять раз в день.

– Как мило с вашей стороны. Вот двоюродную сестру только что посадил, – зачем-то уточняет пассажир.

– А как на ваш проспект лучше проехать? – спрашиваю я бы между прочим.

– Понятия не имею, я из Петербурга.

Какой позор: приходится останавливаться и разглядывать атлас дорог. Пассажир, к счастью, не обращает на это внимания.

– Я музыкант, у меня и группа своя есть. Еду из «ОГИ», с концерта своего друга Алексея Хвостенко. Знаете, кто это?

Я киваю.

– Все поехали дальше тусоваться, но мне не захотелось, – он говорит, будто поет колыбельную, нежно и заунывно. – Концерт хороший был, но к Хвосту все подходят, братаются, а он и половины этих людей не помнит. Он дал мне книгу своих стихов, вот, держите, дарю. А вот диск моей группы – тоже дарю. Я не раздаю свои альбомы всем подряд.

Друг Хвоста то снимает, то надевает бейсболку, не понимая, с ней или без нее он производит лучшее впечатление.

– Тридцатого у нас в «Пирогах» концерт, приходите.

– Да, я знаю, где это.

– Да вы еще и за субкультурой следите!

Аннино, оказывается, не ближний свет, но Вадим никуда не торопится.

– Мне 31, в 28 я думал, что жизнь кончилась, а вдруг стало так хорошо, все так завертелось. Последние 3 года думаю: сейчас все кончится. А не кончается.

– Все кончится, когда вы этого захотите, – вставляю я для поддержания разговора.

– Ань, если честно, я всегда думал, что бабы – дуры, а в последнее время стал в этом сомневаться: мне встречаются девушки, чье мнение я не считаю дурацким, а даже наоборот. Телефончик оставите?

Я мотаю головой.

– Аня, факт человеческого общения очень много значит, особенно в таких гребаных мегаполисах, как эта монструозная Москва. Ну раз мы так странно встретились. Я неординарная личность, мне об этом все говорят.

Продолжаю мотать головой.

– Послушайте, что вы переживаете, я же не буду приставать к вам как к девушке.

От удивления перестаю мотать головой. Выходя, Вадим очень сильно хлопает дверью.

Леон и Семи
Разгоняюсь на пустынной Большой Дмитровке. Дорогу перебегает белая кошка. Из здания Межпромбанка выходит мрачный Александр Волошин с тремя охранниками. Въезжаю в пробку у клуба «Кабаре» на Страстном. Там кучкуются гигантские джипы, «мерседесы» и «гелендвагены», из них выходят девушки на шпильках и в норковых манто. Охранник машет на меня рукой – я помешала какому-то тяжеловесу.

У разобранного «Интуриста» голосуют два симпатичных юноши: «Нам на Варшавку». Они познакомились в «Пропаганде» несколько четвергов назад, одного зовут Семи, он студент медицинского института из Туниса, другого – Леон, он визажист, полутатарин-полуармянин.

– У меня на родине, – рассказывает Семи, – чтобы поступить в мединститут, нужны хорошие оценки. А я плохо в школе учился. Вот и приехал в Москву два года назад – здесь оценки не важны, нужно только деньги платить.

– А вы откуда шли?

– Сидели в «Этаже», потом пошли погулять, домой ехать не хотелось – напросились в гости к друзьям. Тусоваться нет настроения, – вздыхает Леон, – хотя, может, после гостей в Jet Set поедем: там какая-то вечеринка сегодня.

У храма Иконы Божией Матери «Всех Скорбящих Радость» – крестный ход: на Большой Ордынке собралась большая пробка.

– Не знаешь, дорого в Париже квартиру снимать? – спрашивает Леон. – Я хочу попробовать туда поехать: здесь мои идеи не ценят. Я пока не зарабатываю больших денег, поэтому терять нечего. А вернуться я всегда могу.

Ордынку так и не открывают, мы пускаемся юлить по переулкам.

– С нами еще была подруга с собакой, а у собаки ногти разрисованы, она тоже шла в гости, но потом передумала. Хочешь жвачку?

Я зачем-то рассказываю Леону, что я из «Афиши», – визажист начинает хлопать в ладоши и хохотать так, что у меня закладывает уши. В языке у него блестит сережка.

– Это специально все было? Ну вы даете. Ваша Елена Егерева уже про меня писала. Я ее красил для одной съемки. Она была с черными глазами, это были мои первые опыты черного глаза и фэнтезийного макияжа.

Я вспоминаю фотографию размалеванной Егеревой с канделябром в руке.

– Она написала, что визажист Леон Клема прихватил ее новую тушь; передайте ей, что тушь она сама в студии оставила. Как же ты меня развела, даже настроение поднялось. Я тебя обожаю, ты такая хитрая.

Мы обмениваемся телефонами – на случай, если мне понадобится черный глаз.

– Все, зай, пока, – Леон целует меня в щеку и убегает, прихватив Семи. – Только водишь ты медленно.

– Это чтобы Леонтьева не потерять, – оправдываюсь я, но Леон меня уже не слышит.

Девушки инкогнито
Останавливаюсь возле клуба «Апшу»: очень хочется в туалет. Вижу друзей, которые как-то слишком сосредоточенно и молчаливо для двух часов ночи играют в «Эрудита». Блондин у барной стойки предлагает шоферские сто грамм, но мне пора. Таксисты кучкуются около клуба «Че», я встаю в очередь. Впереди пытается пристроиться мужчина на белой «ладе» – я его не пускаю. Кивком он спрашивает меня: «Ты в очереди?» – и удивленно улыбается в ответ на мой кивок. Две голосующие девушки отчего-то не садятся ни в одну из машин впереди меня. Подходит моя очередь.

– Доброе утро.
– Хотим домой.
– Куда?
– Таганская, 50 рублей.
– Садитесь.
– Наш человек, – радуются девушки.

За пять минут от Лубянки до Таганки успеваю выяснить, что в «Че» было весело: диджей напился и ставил «Траву у дома», что девушки – сестры, что младшая устраивает корпоративные вечеринки, ужас как устает от чужих праздников и ходит в клубы, чтобы забыться. Старшая же редко куда ходит, клубы ей надоели:

– Там скучно и бессмысленно, мне 25 лет, я слишком взрослая для этого.

Когда к нам подруливает Леонтьев, девушки не на шутку пугаются.

– Тут скрытых камер не было? Нас не снимали? Нас нельзя. Мы персоны нон грата, – одна из них прячет лицо в платок. – Ну пока, приятно было познакомиться, мы сразу поняли, что никакой вы не таксист.

Аня
В окно стучится полная женщина лет тридцати с двумя большими пакетами из супермаркета Spar.

– До метро довезете?

– Довезу, только метро закрыто.

– Тогда к маме, – говорит она и замолкает, будто я не могу не знать, где живет ее мама.

– Так где мама?

– На «Авиамоторной» – это прямо.

Когда я сама ловлю машину, то всю дорогу молча смотрю в окно, а на вопросы водителей отвечаю односложно. Но сегодня я болтливый таксист.

– А вы откуда так поздно?

– Я от мужа ушла, – совершенно спокойно отвечает женщина. Кажется, она даже улыбается.

– А что случилось?

– Да ничего, просто равнодушие. Я вообще часто от него ухожу, но на этой улице машину ночью поймать невозможно. Я похожу-похожу и возвращаюсь. А он даже не замечает моего отсутствия.

– Если б не я, вы бы вернулись?

– В общем, да, но мне с вами повезло, – женщина вдруг начинает смеяться. – А у вас есть дети? – вдруг спрашивает она, увидев в машине мыльные пузыри.

– Нет, это мои.

Звонит мобильный, в трубке – голос младшего брата: «Ты волшебница, ты нам так подняла настроение, это как чудо в пасхальную ночь. Спасибо». Не понимаю, с какого перепугу мой брат называет меня волшебницей в четыре часа утра, молчу. «Алло, это Леон», – представляется брат.

Наташа и Лена
Жуем с Леонтьевым сосиски на Пятницкой. Из блестящего кафе «Глясе» выходит молодой человек в костюме и девушка в блестящих плаще и сапогах, они садятся в блестящий «мерседес» с номером 999 (99). К клубу «Рок Вегас» громко подъезжает стая байкеров. В мою же машину садятся две крошечные девушки ангельского вида – им на Чистые пруды.

– Мы специально к вам сели, потому что девушка, а то обычно попадается какой-нибудь чурбан. Они совсем водить не умеют, и машины у них разваливаются.

– А вы откуда?

– На пасхальной службе были, на Ордынке. А вы чего такая нарядная – специально на работу?

Мне казалось, что слово «нарядная» никто, кроме моей бабушки, давно не употребляет (та, правда, всегда упрекает меня в том, что я ненарядная). Нас обгоняет «вольво» с дипломатическими номерами, внутри – веселье: гремит музыка, африканцы в белом обнимают крашеных блондинок, все машут мне рукой. Когда торможу возле нужного дома, девушки просят выключить мотор.

– Разбудим, у нас окна открыты: очень сильно топят. Мы в коммуналке живем. Там всем Алексеевна заведует, она как бы держательница. Ей 71 год, она до сих пор физику в школе преподает.

Наташа, Валера и Женя
На кольце вижу двух девушек, возле них тормозит «мерседес». Когда он трогается, подъезжаю я. Девушки переглядываются, я им подмигиваю. Они открывают дверь и объясняют:

– Мы не такси ловим, мы работаем.

– Я тоже.

У клуба «Маяк» на Большой Никитской стоят трое.

– Друзей до Таганки довезете? – говорит парень в оранжевой куртке.

– Довезу, а вы к друзьям на Таганку не хотите? – у меня слабость ко всему оранжевому.

– Какой же хороший день сегодня, – радуется человек в оранжевом. – Были в церкви, потом в «Маяке», потом просто хотели до дома доехать, а тут вы – такой подарок. Вы не актриса?

– Нет, а вы не актер?

– Я звукорежиссер. А вообще, мне с таксистами везет. В Рождество меня подвез человек, который оказался философом, мы потом еще два часа в машине возле моего дома разговаривали о смысле жизни.

– Вы правильно сделали, что с нами Женю позвали, – вступает в разговор девушка, – мы его уже час уговаривали в гости поехать, а он отказывался. Вы же тоже пойдете к нам чай пить? У нас хороший чай, с жасмином.

Витя и Керам
На набережной мой «пежо» обливают поливальные машины – от этого открывается второе дыхание. У Третьяковского проезда голосует странная парочка – блондин с пирсингом в носу, языке, ушах, губах, щеках и бровях и брюнет в черном костюме.

– Вы откуда?

– Ну не с кладбища же, – говорит брюнет.

– Ну и не из церкви же.

– Не из церкви, из клуба Jet Set: там был концерт группы Black Box, кажется, они из Германии.

– Извините за дурацкий вопрос, – обращаюсь к блондину, – зачем же вы так себя?

– Мне просто так комфортно очень, я сам себе весь пирсинг делал, у меня есть медицинское образование, ну еще и театральное тоже.

– Ему комфортно, а нам нет, – ворчит брюнет. – Он меня всегда царапает, когда я в клубе ему что-то на ухо кричу, у него же там одни колючки.

– А как вы целуетесь? А спите?

– Целуюсь хорошо, а на ночь все снимаю. Сейчас еще шрамирование себе делаю, – блондин показывает на сбритую и зашитую бровь. – Тут кожа порезана, скоро из нее косички можно будет заплетать.

– Давайте познакомимся, – говорит брюнет, – это Витя, певец, музыкант, композитор, артист, Клопен из мюзикла «Нотр-Дам», а я повар, рутулец, очень дефицитная национальность из Дагестана, – меня зовут Керам.

– Как, простите?

– Ке-рам, от слова «керамика».

Высаживаю друзей у «Сухаревской».

– Ой, смотрите, крыса, ой какая серая, – кричит Витя. Обернувшись, вижу свою прозрачную сумку, которая со всеми моими деньгами, ключами и документами валялась все это время на заднем сиденье. На ней много кто сидел, но никто не тронул.

Лиля, Лада и Таня
Дежурим у клуба First на Софийской набережной – там идет вечеринка в честь закрытия Недели моды в Москве. Леонтьев с сутенерским видом прогуливается возле моего «пежо», чтобы никто без очереди не пролез.

– Тут во дворе церковь, – рассказывает Леонтьев, – я там работал мойщиком окон. Одно окно – один рубль.

Из клуба выходят две длинноволосые блондинки и мулатка с воздушным шариком, на вид им лет восемнадцать, все тщательно накрашены. Девушки сразу направляются ко мне.

– Нам на Тверскую, в «Этаж», знаете?

Я не сразу замечаю, что к моему «пежо» жмется серебристый пузатый BMW. Девушки начинают хихикать и говорить, как правильно они сделали, уехав от этих чеченцев. В BMW опускаются тонированные стекла: ухажеры посылают нам ослепительные улыбки. После этого они долго едут вровень со мной, потом пытаются прижать меня к тротуару, потом обгоняют и притормаживают, потом пристраиваются в хвосте. Настроение у девушек портится. Посреди Большого Каменного моста я резко торможу прямо в среднем ряду – BMW останавливается рядом. Так мы стоим минут семь. Я пытаюсь думать о том, как же все-таки красив собор Василия Блаженного. Ухажеры трогаются с места первыми. Начинается дождь.

Девушки переводят дух и принимаются рассказывать, как за одну ночь они побывали в «Кабаре», – «там весело», потом их не пустили в «Зиму» – «первый раз в жизни куда-то не пустили», а в First им не понравилось – «десять человек танцуют под плохую музыку».

– А что за мужчины в этих местах? – интересуюсь я.

– В «Кабаре» – бандиты и иностранцы, на которых вешаются проститутки, – рассказывает мулатка Лиля. – В «Зиме» мужчины ухоженные и холеные, они наверняка часами себе пилят и полируют ногти. Я таких за мужчин не считаю, фу.

– Зачем ты так категорично, зай, – говорит Лада. – Мне больше всего такие нравятся, это хорошо, когда мужчины следят за собой. Правда, когда они ноги бреют, мне не нравится: ноги у мужчины должны быть кривыми и волосатыми.

Лена, Лена и Аня
У клуба «Дача» на Яузском бульваре вижу попу своей подруги Лены – Лена залезает в «пятерку». Начинаю истошно сигналить – из машины вылезает Ленина голова, а за ней еще две девушки. Лена – шеф-редактор дневных новостей на третьем канале, другая Лена – их ведущая, Аня – подруга второй Лены. У Лены-редактора вчера был день рождения.

– Не помню ни как сегодня в прямой эфир выходили, ни кто тексты писал – но как-то вышли, и, говорят, неплохо. А ты чего это разъезжаешь? Ты не пьяная, случайно?

– Да нет, просто отличная ночь была, – сама того не замечая, перехожу на крик. – Познакомилась с рутульцем и тунисцем, оторвалась от погони, встретила Леона Клема, видела Александра Волошина, побывала в Аннино – а могла ведь все проспать.