Медицина в Москве Ольга Голодец о московских школах, больницах и детских садах

— Как правило, любой человек считает чиновника своим личным врагом, по меньшей мере — инопланетянином.

— Да, общество противопоставляет себя власти, и пока мы не научимся объединяться для принятия решений, для контроля за реализацией определенных механизмов, гражданское общество не появится.

— Звучит прекрасно, но вы можете привести конкретный пример общественного контроля и сотрудничества с властью?

— Да, конечно. Вот, например, Морозовская больница, которая долгое время была одним из самых проблемных объектов. У нас много сложных больниц, но Морозовская была просто в ужасном состоянии: грязь, неправильно организованные медицинские процессы. При этом там хорошая академическая база, работают прекрасные доктора, но сама система была плохо контролируемой и создавала абсолютно дискомфортные условия. С марта прошлого года в больнице заработал новый попечительский совет, сменился управленческий состав. Сегодня Морозовская — совершенно другая больница. Попечители подошли к своим функциям ответственно. Перестали ограничивать себя сбором благотворительных средств, стали контролировать то, что происходит внутри. Ситуация, естественно, заметно улучшилась.

— И что, в каждой школе и каждой больнице должен быть создан попечительский совет, а иначе система работать не будет?

— Обязательно. Если в каждой школе или детском саду нет попечительского совета, то его невозможно развивать.

— У меня двое детей, старшая дочь ходит в школу, а младшая — в детский сад. Ни там ни там попечительского совета нет.

— Родители должны были собраться и создать. Насколько мне известно, у нас в городе нет ни одной школы, где не было бы попечительского или управляющего совета.

— Я впервые об этом слышу. Разве эти люди не должны быть публичными? Разве о них не должны знать все родители без исключения?

— Если родители не знают о том, что в их школе есть такой совет, то это вопрос к родителям.

— Хорошо, вам докладывают о том, что попечительские советы есть в каждой школе. Они работают или не работают? Как там контролируют школьные финансы, кто-нибудь проверял?

— Проверка функций управляющего совета не входит в наши обязанности, но этот совет должен отчитываться перед родителями.

— А что мы, родители, можем требовать от этого совета?

— Проверки финансовых потоков например. Сейчас, при новой системе финансирования школ, мы требуем, чтобы решения о выплате стимулирующих надбавок педагогам принимались совместно директором, управляющим советом и родителями.

— Вы 10 лет работали в «Норильском никеле», а сейчас занимаетесь вопросами здравоохранения, образования и всей социальной сферы в Москве. Вы были рады, когда вас назначили на эту должность?

— Наверное, я к этой должности шла всю жизнь. Я закончила экономический факультет МГУ по специальности «экономика народонаселения». С 1998 года работала в угольной отрасли, занималась вопросами социальной политики в трудные времена реформы — шахты закрывались, и нужно было создавать новые рабочие места. После этой работы меня пригласили в «Норильский никель», и в течение десяти лет я работала заместителем директора по персоналу. Мы плотно работали с социальной сферой, занимались жильем, поддержкой переселения на материк. И был еще удивительный период в моей биографии: год я работала заместителем губернатора Таймырского автономного округа по социальным вопросам. Тогда я поняла, что это мое. Я вижу механизмы, результаты, общую картину, я понимаю, в какую сторону надо двигаться, чтобы достичь позитивного результата. А когда меня попросили вернуться в «Норильский никель», и от этого я отказаться не могла, то мне было очень жалко уходить.

— Почему?

— На Таймыре мы сделали серьезный шаг по развитию системы подготовки педагогов, которые занимаются с детьми. Там много было проблем с обучением детишек, с адаптацией ребят из традиционных национальных семей к некочевой жизни. Они совершенно из другой системы, с определенным укладом жизни. Ненецким детям вообще тяжело выживать — вы их покормите огурцом, и они могут тут же заболеть. При этом их нужно как-то адаптировать к российской среде.

— То есть давать огурец по кусочкам?

— Огурцы им лучше не давать, и юг им противопоказан. Мы отправляли ребят из маленьких поселков и сел Сындасско и Хатанги в Санкт-Петербург, который по климату хорошо им подходит. Знакомили их с другой жизнью. Знаете, люди, которые живут на Таймыре, по житейской мудрости удивительны. Несмотря на то что продолжают вести кочевой образ жизни, они очень внимательны к детям и говорят: «Вот сын у меня будет аргишить, то есть кочевать. А девочка у меня очень талантливая, вы посмотрите на нее, Ольга Юрьевна, она же в институте должна учиться!» Мне кажется, за тот недолгий срок, пока я работала заместителем губернатора, нам удалось сделать для таймырских детей и для взрослых очень много. Строили школы, больницы, заложили основу для создания серьезной социальной инфраструктуры — и мне за нее не стыдно.

— Но сейчас вы работаете в Москве, и можете ли вы быть такой же хорошей для местных детей, как для детей на Таймыре?

— Моя задача не в том, чтобы всем понравиться, а в том, чтобы выстроить эффективную систему для людей, которым необходимы качественные услуги здравоохранения и образования, для людей, которые нуждаются в социальной защите. В Москве много проблем, которые требуют скорейшего решения: необходим ремонт больницам, школам, домам престарелых, детским домам. Нужно запускать механизмы, и, если вы видите, мы, например, очень серьезно движемся по изменению системы образования. Вы же их видите?

— Если честно, я вижу только панику родителей по поводу ЕГЭ и страх перед введением ряда платных предметов.

— Откуда пошла тема платных занятий? Информация о том, как будут финансироваться школы, вывешена на нашем сайте. Никакого сокращения не будет, только рост. Например, на дополнительное образование было 6,8 миллиарда рублей в год, стало — 7,3 миллиарда, и все время по нарастающей. Основная часть наших налогов идет на здравоохранение и образование, деньги расписаны до 2016 года — не на завтра, не на послезавтра, а на перспективу. Реформа увязана со всеми школьными новациями: с оборудованием, с информатизацией, с тем, что в школу должны привозить компьютеры для учеников первого класса, потому что мы перешли на новые стандарты образования. Например, в каждой школе должны быть интерактивные доски.

— Их в большинстве случаев нет.

— К первому сентября увидите. Но вы поймите, суть школьной реформы не в интерактивных досках.

— А в чем?

— В качестве московского образования. Ребенок должен быть постоянно мотивирован, ему должно быть интересно ходить в школу, и занятия должны давать конкретные результаты. Не должно быть уроков музыки, которые после 298 часов занятий ни к чему не приводят, ребенок не поет, не играет.

— И пусть не поет.

— Тогда он не должен тратить на эти уроки свое время.

— А если у него слуха нет и голоса, а сидеть на уроках нравится?

— Любого ребенка можно научить музыкальной грамоте. Не бывает детей, которые не умеют петь, этого просто не может быть! У нас в детском садике все поют, а в школе перестают. Мы сами ребенка загоняем в такую систему, в которой он начинает стесняться петь.

— А как, простите, школьная реформа может повлиять на детский менталитет?

— Очень просто. Во многих странах дети и поют, и музицируют. У австрийцев все поют, у чехов практически все играют на музыкальных инструментах. Вопрос в том, чтобы программа была разумной, начиналась еще с четырехлетнего возраста. Ведь в детском садике никто не стесняется польку танцевать.

— А в десятом классе ее уже вряд ли кто станцует, я поняла.

— У нас недавно был молодежный совет, и ребята сказали: «Жалко, что нас не научили танцевать». Если до четвертого класса вы сделаете обучение музыке и танцам непрерывными, то это останется в вашей памяти, как езда на велосипеде. То же самое с плаванием, со всеми предметами. Этот возраст, с детского сада по четвертый класс, — золотое время.

— Да, дивный новый мир, который, вероятно, возможен только в центральных школах. Но какая-нибудь школа в Капотне, где дети пьют бутират, рамки металлические на входе стоят, как она войдет в эту музыкальную утопию?

— Спокойно войдет, и так должно быть в каждой школе. Вы понимаете, можно закрыть на все глаза, сказать, что у нас все плохо, и больше школами не заниматься. Вы знаете, наверное, что в прошлом году московская школа №874 не прошла аттестацию. Коллеги мне сказали: «Да что вы, у нас много таких школ, которые завалят аттестацию». Соглашаться с тем, что некоторые дети ходят в школу и не получают никакого образования, — попросту нечестно по отношению к нашим детям. Мы, налогоплательщики, потратили свои деньги, но при этом наши дети не всегда достигают ожидаемого результата. Необходимо действовать системно. Выстроили рейтинг школ. На первом месте — школа №1535, на втором месте — школа №57, на третьем — школа №2. Этот рейтинг обозначил список абсолютных лидеров, их 85, список середняков и список слабых школ. При этом мы оценивали только результаты по учебе, не субъективные факторы. Когда все школы выстроились по одной формуле, стало понятно, что школы, о которых бытует мнение, что они хорошие, заняли верхние позиции. А школы, которые не пользовались популярностью, оказались на последних позициях рейтинга. Слабым школам предложили создать программу развития, во многих поменяли директора. Следующей стадией оценки школ была запись в первый класс. Родители — вне зависимости от того, в каком районе прописаны дети, — смогли записать своего ребенка туда, куда хотели. На сегодняшний день записано 77 тысяч учеников, и мы учли пожелания всех: хотели в школу №57 или в школу Казарновского (Сергей Казарновский — директор центра образования №686. — Прим. ред.) — пожалуйста. Соответственно, те школы, в которые записалось больше всего первоклассников, получили новые возможности для развития и дополнительные помещения. Восемьдесят две школы города Москвы не набрали ни одного полного первого класса.

— Эта запись — разовый эксперимент? Или так теперь будет всегда?

— Так теперь будет всегда.

— Хорошо, со школьниками вы разобрались, а планируете ли вы развивать инфраструктуру для людей пожилого возраста?

— На сегодняшний день в каждом районе есть центры социального обслуживания, есть три госпиталя для ветеранов войн, но этого, конечно, недостаточно. Есть интернаты для людей старшего поколения, но Москве нужно дополнительно создавать места для пожилых. Программой предусмотрено создание дополнительных 400 мест в ближайшие три года. Помимо этого инвесторы готовят предложения по созданию негосударственной сети пространств для пожилых людей — надеюсь, в Москве такая инфраструктура появится. Знаете, когда мы пришли, очередь в детские сады достигала сорока тысяч человек, а сейчас этой очереди нет.

— Как это нет, простите? Мой младший ребенок стоит на очереди в детский сад, нам дали место в группе кратковременного пребывания, но мне известно, что продвинуться в очереди или перевести в обычную группу можно за взятку.

— Назовите мне номер детского сада.

— Слушайте, ну я же не Павлик Морозов.

— Как только я прошу родителей назвать номер детского сада, куда ребенка принимают за взятку, они наотрез отказываются. Достаточно наказать хотя бы одного заведующего, чтобы ситуация изменилась. И это называется строительством гражданского общества: мы должны быть нетерпимы к таким вещам! Если кто-то вымогает взятки, об этом надо говорить, а пока мы будем молчать, ситуация не изменится.

— Насколько я знаю, у вас с недавних пор работает Софья Троценко, бывший директор «Винзавода».

— Да, она отвечает за развитие дополнительного образования, которое сейчас разбросано по разным блокам: часть в Департаменте культуры, часть в Департаменте образования, часть в Департаменте спорта. Мы не будем их консолидировать, но собираемся сделать систему, в которой понятно, как все кружки и секции работают, и мы бы знали, каким образом вложенные деньги работают на каждого ребенка.

— А почему Софья Троценко, извините за вопрос? В конце концов, «Винзавод» не очень похож на кружковую зону для детей.

— Дополнительное образование касается и взрослых: ветеранов например. И нам очень важно привнести в структуру власти новый взгляд на то, как должно учреждение жить и работать. Необходимо, чтобы в нашу структуру пришло новое поколение. Мы должны сделать шаг к тому, чтобы было и современно, и интересно. И для этого нужны такие люди, как Софья. И для этого совершенно не обязательно обладать опытом работы в хоре ветеранов или во дворце пионеров.