«Пока ночь не разлучит» Фильм Хлебникова про день в московском ресторане

Просторный зал дорогого московского ресто­рана гудит, как голова после пьянки. Среди ­хрустальных канделябров и бархатных портьер серые пиджаки решают вопросы, девушки в ро­зовом говорят, что гжель на унитазе — признак хорошего вкуса, французы, одуревшие от русской водки, готовятся спеть. Музыкант Сергей Шнуров и журналист Максим Семеляк ведут себя как обычно. Официанты разносят икру, поросят, водку, шампанское. И вдруг что-то взрывается. Московское благообразие лопается, как жаба, в которую закачали воздух. Официант бьет коллегу по морде. Девушка хватает подругу за волосы. Женщины катаются по полу, мужчины дубасят всех без разбору. Видео, которое в этот момент снимают на мобильники работники кухни, смело могло бы появиться в топе «Рутьюба» с заголовком: «Шок. Пьяный Шнуров вырубил арфистку».

— «Стоп, стоп», — кричит голос в громко­говоритель. Растрепанные фигуры постепенно выходят из адреналиновой горячки. Девушки поправляют волосы, мужчины одергивают пид­жаки. Посреди ресторанного зала появляется Борис Хлебников: «Не нужно устраивать цирк. Все должно быть свирепо, но естественно».

Вот уже шестую ночь подряд Борис снимает в ресторане The Most свой новый фильм «Пока ночь не разлучит». Предыстория такова: пять лет назад корреспонденты «Большого города» расселись по разным углам ресторана «Пушкин», притворились обыкновенными посетителями и законспектировали разговоры, которые велись вокруг. После публикации материала «Вкусные разговоры» многие злословили, будто журналисты половину диалогов выдумали. Но в «Пушкине» и впрямь есть на кого посмотреть. То какой-нибудь актер швырнет в официанта стерлядью, то упившийся бизнесмен заплачет, лежа на столе. Главное, что корреспондентам удалось, — удивительно точно описать московские настроения и нравы нулевых. «Эта история была очень остроумная и важная. Это был такой Ноев ковчег деловой жизни Москвы. Жирной, странной, ма­ло знакомой нам. И от этого ковчега возникало невероятное ощущение переполненности. Казалось, что в один момент он просто возьмет и лопнет», — рассказывает Хлебников.

Еще до того как в Москве наступил очистительный кризис, Хлебников со сценаристом Александром Родионовым превратили «Вкусные разговоры» в сценарий. Ввели в повествование двух официантов (их играют Яценко и Сытый), которые скрепили разномастную мозаику в сюжет. «Мой герой — он такой хитрый еба, — излагает Яценко, одетый в зеленый сюртук, — с утра у него намечается секс, но потом с каждым часом все обломнее становится. У второго официанта тоже чего-то с женой не складывается». Яценко, как и все его персонажи, характерно запинается и хмурит лоб: «Ну и в какой-то момент все это выплескивается наружу».

На площадке профессиональные каскадеры учат актеров, как правильно рвать рубашки. Техники подпиливают ножки столов. Агния Куз­нецова остервенело лупит кого-то полотенцем. Актрисы Алиса Хазанова и Клавдия Коршунова мутузят друг друга на поролоне, специально разложенном на полу. Рядом Дарья Екамасова (Хрюша из «Свободного плавания») душит девушку в фиолетовом. Та кряхтит: «Короче, давай так, я падаю, хватаю тебя за ногу, ты меня бьешь». «И потом типа я тоже падаю на тебя». Девушки кувыркаются и визжат от восторга. У той, что в фиолетовом, на спине вытатуировано: «Светить. И никаких гвоздей».

«Все немного истосковались по нормальной работе», — объясняет продюсер Елена Степанищева. После того как сценарий Хлебникова и Родионова почти пять лет пылился в столе (ни одна серьезная студия не хотела браться за сомнительный с точки зрения вложений проект), именно Лена придумала, как сделать так, чтобы это кино все-таки было снято. «Мы придумали процентную историю. Это устроено следующим образом: бюджет фильма — всего 100 тысяч долларов. Только наличные деньги, которые тратятся на самое не­обходимое: аренду ресторана, покупку грима и кос­тюмов, за которыми мы, кстати, ездили в Милан на распродажи. Технику набрали по друзьям. А актерам вместо гонораров предложили процент от прибыли». В этом фильме заняты, кажется, все лица нового российского кинематографа плюс Оксана Фандера, Алена Долецкая, спортивный журналист Василий Уткин и, опять же, Шнуров и Семеляк. Несмотря на то что процент пред­лагали не в каких-нибудь «Яйцах судьбы-4», а в крошечной истории про день из жизни московского ресторана, не отказался вообще никто. «Для того чтобы превратить проценты актеров в весомую сумму, не нужно зарабатывать миллион долларов, нужно окупить 100000, которые мы потратили, и добавить еще немного, — объясняет нехитрую экономику Лена.— Конечно, актеры понимают, что рискуют. Но и все равно идут».

Борис Хлебников завороженно смотрит в монитор на групповую драку. С каждым дуб­лем движения актеров становятся все увереннее, а лица — разъяреннее. Сериальному актеру Лагашкину начищают рыло по-настоящему. «Боря, — тревожно окликают режиссера, — да останови же их, они же сейчас переубивают друг друга». Хлебников кричит: «Стоп-стоп, ­снято».
«Первая мысль, которая у меня возникла, когда я прочел этот текст, — нужно заканчивать фильм дракой. Причем дракой не злой, а избавляющей от напряжения». «Меня никогда по лицу не били. Я боюсь», — тонким и испуганным го­лосом обращается высокая блондинка в черном платье к постановщику трюков. Женщина играет арфистку. «Главное — не бойтесь. Отыграйте удар и падайте на спину, там маты, больно не будет». Через несколько минут певец Сергей Шнуров, расталкивая плечами дерущихся, наконец достигает цели. С разъяренным лицом он наваливается на арфистку. Женщина с визгом падает со стула. Арфа летит за ней.

«На самом деле это история про Москву. Про купечество. Это ведь очень купеческий и нелепый город. Все ругают Лужкова, а на самом деле Москва такой была всегда — лоснящаяся, любящая богатство и избыток, — Борис Хлебников задумчиво ходит по площадке. — И за эти пять лет ничего не изменилось. «Красный Октябрь»? Это смешно. Какие это, к черту, из­менения? Это игра в жирную стильность. Ни­какого отношения к тому, что город изменился, это не имеет. Не изменился он пока. Ни к луч­шему, ни к худшему».