Клан сопрано
Анна Нетребко и Роландо Вильясон в Зале Чайковского
«Кукла, выходи», — зовет из-за двери в мариинскую гримерку достойно одетый мужчина — папа оперной дивы Анны Нетребко. Дежурящая тут же пожилая пара американских меломанов, не первый год шляющаяся по всему свету за певицей (нормальное времяпрепровождение западных пенсионеров), восторженно тревожится: «What is kukla?» И после долгих обсуждений сходятся на варианте Barbie.
Первый вопрос, который приходит мне после того как kukla наконец открывает дверь, это про наличие у нее имиджмейкера. «Нет и не будет, — жизнь приучила примадонну отвечать на вопросы решительно и отредактировано. — Я сама прекрасно знаю, что мне идет, а что нет. Но я очень счастлива нашей — как сказать? — collaboration…» — «Сотрудничеством». — «Сотрудничеством, спасибо, с Escada, которая предоставляет мне одежду на мои концерты и иногда даже на приемы, вечера. Замечательные платья, красивее не бывает».
В своей прошлой жизни Анна Нетребко была мисс Краснодар, а потом многообещающей воспитанницей Академии молодых певцов Мариинского театра. Примерно три года назад она спела Донну Анну в зальцбургском «Дон Жуане» под управлением Николауса Арнонкура (а не отца родного, Валерия Гергиева, что добавляло взрослости этому событию). И стала с немыслимой скоростью превращаться в уникальное явление, которое одновременно украшает собой обложки какого-нибудь Vanity Fair и очень качественно выступает на главных сценах мира. Причем везде вызывая такую эйфорию (огромные рекламные щиты с ней можно видеть на первом же полустанке за пределами нашей страны), что может без ущерба для репутации отказаться от сольного концерта в Карнеги-холле под предлогом неготовности.
Поскольку под дверью гримерки я сижу уже два дня, а разговаривать примадонна не расположена, напоминаю ей о нашей предыдущей встрече перед той самой, сделавшей ее знаменитой Донной Анной в Зальцбурге. «У вас тогда волосы короткие были», — оказывается, помнит. «Да, и рыжие. Ну и что самое утомительное в жизни такой звезды, какой вы за это время стали?» — «Работа после спектакля, — говорит она. — Хочется закрыть свою комнату и никого не видеть. А приходится выходить, быть милой, приятной, идти на прием и говорить о том, какой это был замечательный или незамечательный спектакль».
В прошлом году Нетребко получила Госпремию из рук Путина. Фотография с президентом лежит на ее довольно легкомысленном персональном сайте — на ней хорошо видны скандально открытые босоножки, о которых, как рассказывали очевидцы, судачили даже дальнобойщики, наблюдавшие теленовости в каком-то придорожном кафе. «Так жарко же было, — удивляется моему удивлению лауреатка. — Меня поругали — по этикету Кремля не положено без чулок, а я говорю: вы что, 30 градусов, лето».
Помимо пения оперных арий в специально отведенных для этого местах, Анна снимает их для MTV при посредничестве клипмейкера Мадонны Винсента Петерсона. Собственно, с этих броских изделий, повсеместно продающихся на DVD, и началась ее народная слава. На вопрос, что сложнее, спеть роль или сняться в клипе, равнодушно отвечает: «Ну это разное. Конечно, петь в опере непросто, иначе все бы были оперными певцами. Но это могут единицы. А в клипах сниматься — это больше талант такой: любит тебя камера или нет. Больше там ничего не надо. Может, в жизни даже не посмотришь на человека, но когда видишь его в кадре, то происходит какая-то магия. И если это есть у артиста, то все, значит, ему повезло».
В Мариинском театре Нетребко пела в «Богеме» вместе с мексиканским тенором Роландо Вильясоном. Это была их первая совместная «Богема», а что еще приятней для стоявшего за пультом маэстро Гергиева — ее удалось устроить за три недели до московского концерта самого модного сейчас в мире оперного дуэта. В активе Вильясона уже несколько страстных любовных историй, которые получаются на сцене так натурально, что тенору буквально в каждом интервью приходится заботливо рассказывать о жене-психологе и двух очаровательных крошках. Главным лейблом звездного дуэта пока является вердиевская «Травиата». «Травиат» записывают, а уж тем более ставят по белу свету несчетное количество, и только ту, что эти двое спели минувшим летом в Зальцбурге, дают в прямой трансляции по телевидению и адаптируют для скачивания из интернета через мобильный телефон.
В своей прошлой жизни Роландо Вильясон (знатоки диалектов настаивают на транскрипции Вильясон) мечтал о карьере сначала священника, потом клоуна, а потом на конкурсе Пласидо Доминго Operalia получил главный приз за лучшее исполнении сарсуэл. Примерно год назад он повстречался с Нетребко в лос-анджелесской постановке «Ромео и Джульетты» Гуно, после чего немецкая компания Deutsche Grammophon, уже обладающая эксклюзивными правами на певицу, решила, что одна красивая женщина — хорошо, а вместе со знойным мужчиной — лучше. Так проект One-Woman-Show трансформировался в проект со стойким журналистским именем Das traumpaar (что на русский можно перевести как «мечта, а не парочка»), а дуэт 34-летней кубанской сопрано и 33-летнего латиноамериканского тенора стал бить стадионные рекорды трех теноров. В Зал Чайковского, скажем, они приезжают примерно с тем же репертуаром из опер Верди, Гуно и Массне, что недавно был в Цюрихе на стадионном концерте «Итальянская ночь». «Я уже много раз на стадионе пела, — говорит Нетребко. — Первый раз совсем тяжело. 8, 10, 15 тысяч зрителей, которые сидят очень далеко. Естественно, на такой зал тебе нужно давать в десять раз больше энергии и голоса, несмотря на микрофон. Это очень непростые концерты. Но они приносят радость, когда я вижу, как я медленно, но верно побеждаю эту публику, которая сначала приходит и скептически думает: «Ну-ну, давай, посмотрим на тебя». И многие из них никогда не слышали живьем классическую музыку. И под конец они вставали, это были стоячие овации».