Омер Хашим

Откуда приехал: Хартум

Кем работает: безработный

«Я из Судана, там я состоял в общественной организации, занимающейся благотворительностью и проблемами ущемленных граждан. Мы создавали местные организации, с помощью которых пытались, например, помочь простым людям поступить в школу или университет. Конечно, правительство было против нашей деятельности, потому что не хотело, чтобы бедные получали образование и требовали равных гражданских прав. Меня исключили из университета, арестовывали сотню раз и в конце концов сказали, что в следующий раз просто по-тихому убьют. Тогда я начал ходить по посольствам разных западных стран в надежде уехать из Судана. Нигде мне не дали такой возможности, кроме российского посольства: я получил туристическую визу на 30 дней через агентство. Так что можно сказать, что в Москву я попал по случайности.

Я приехал сюда осенью прошлого года — это было очень тяжко, в первую очередь из-за погоды. Я сразу попал в -10 °С, хотя до этого ни разу не был в месте, где было бы холоднее, чем +10 °С, я первый раз увидел снег. Но настоящим шоком для меня было то, что тут никто не говорит по-английски. Я жил в Египте пять лет и думал, что в Москве, как и там, его все знают. Люди на улице кое-как подсказали мне, что надо поехать в Университет дружбы народов: дескать, там можно встретить много африканцев. Но большинство из них, как оказалось, из стран — бывших французских колоний, и они тоже не знают английского, ни одного суданца мне так и не удалось встретить.

Целый месяц ел только курицу, потому что в магазине она лежала ближе всего на прилавке, я просто показывал ее продавщице и покупал. Ну а когда я хотел чего-то другого, забивал слово в Google, переводил, списывал его на бумажку и приходил с ней.

Сначала я жил в хостеле Napoleon на «Китай-городе» — почти месяц — и встретил там очень дружелюбных людей самых разных национальностей, многие из которых путешествуют по миру своим ходом. Владельцы хостела тоже были ужасно милы: один русский, а другой — британец, он провел для нас специальный тур по окрестностям — мы обошли район Китай-города, были на Красной площади.

Потом я обратился в миграционную службу, подал документы на получение статуса беженца и разрешения остаться в стране. Процесс подачи документов был довольно сложным — постоянно были трудности с переводчиками, они попросту не везде есть. И еще, мне как-то назначили собеседование в ФМС, я пришел туда к указанному времени, а они говорят: «Мы уже закрываемся, никого больше сегодня собеседовать не будем, идите, идите отсюда!» Я говорю: «Как так? Тогда назначьте другое собеседование! Что же мне — все время так ходить туда-сюда?»

Я обратился в организацию — Управление ООН по делам беженцев, представительство которой есть в Москве. Они помогли мне перевести документы и выдали куртку, чтобы я не мерз: у них есть склад, где висит множество одежды и ты можешь взять себе что-то, если найдешь свой размер. Мне достался бушлат — такой, как мне объяснили, носили военные в советское время.

Больше всего в той организации мне понравилось то, что там к каждому человеку очень индивидуальное отношение. Месяц назад я уже почти бомжевал, а они помогли мне найти жилье: поселили у себя, искали по друзьям для меня ночлег. Пару дней назад я переехал на «Винзавод» и сейчас живу у ребят из движения «Партизанинг». А до этого жил у веганов, они кормили меня едой, которую сами готовили, но я, к сожалению, не запомнил никаких названий блюд.

Я знаю, что ребята, у которых я живу, — какие-то творческие люди, но я не очень в курсе того, чем они занимаются. Например, они делают наклейки о пробках на дорогах, пытаются дать людям понять, что на машине они тратят больше времени и лучше ходить пешком, — мне кажется, это правильная идея. По сравнению с Египтом, конечно, в России нет особых транспортных проблем — там пробки 24 часа в сутки, это одна из самых загруженных стран. Там все просто сумасшедшие: те, кто на машинах, считают людьми только себя, а тех, кто идет по улицам, расценивают как животных. Здесь, когда ты переходишь дорогу, машины останавливаются — там тебя переедут не моргнув глазом.

Что касается работы, то с этим все сложно. Вообще, по протоколу ООН беженец имеет право получить работу, как только подаст документы на получение политического убежища, но в России, по всей видимости, это не так — существует какой-то внутренний закон, который запрещает иммигрантам работать до тех пор, пока они не получили официального статуса беженца. Поэтому единственное, на что я могу рассчитывать, — это случайный заработок, только то, что могут позволить делать человеку без регистрации. Потому что найм такого человека для работодателя — это правовая опасность. К тому же я не знаю языка — это дополнительная сложность. Насколько я знаю, никаких специальных курсов русского для иммигрантов в Москве не существует. 

Что касается людей — я не очень много общался с кем бы то ни было до нынешнего времени: когда я пытался обращаться к людям на улице, некоторые отвечали мне с помощью жестов, потому что не понимали языка, а другие просто проходили мимо, как будто вообще не замечая меня. По улице я в основном хожу в дневное время суток и по большим улицам. Я подозреваю, что мне небезопасно ходить по маленьким улочкам: там могут встретиться пьяные, с которыми могут выйти неприятности. Мне иногда кричат на улицах: «Эй, черный!» — и все в таком духе. Но, если их просто игнорировать, будешь в безопасности, ничего не произойдет: с какими-то реальными сложностями подобного рода мне не приходилось сталкиваться.

Не знаю, буду ли я себя чувствовать в безопасности, когда получу статус беженца. Но люди в моей ситуации не выбирают, где им находиться, — это просто единственный вариант, который у тебя есть, и ты под него подстраиваешься, мы привыкли к этому. Если завтра режим в моей стране изменится, я тут же вернусь в Судан, потому что там моя родина и мои друзья. А если бы кто-то из моих друзей решил бы иммигрировать в Россию, я бы ни за что ему этого не посоветовал — не уверен, что они бы тут справились.

Я изучал социологию в Каирском университете, поэтому кое-что понимаю в том, как взаимодействовать даже со сложными людьми, но про русских могу сказать, что они очень замкнуты на себе и внутри своей нации, но, мне кажется, здешнему обществу надо просто больше времени, чтобы стать более открытым, чтобы научиться принимать иностранцев. Они не привыкли к ним, а многие, возможно, вообще ни разу не говорили с темнокожим человеком».