«Москва 24» Как устроен новый городской телеканал изнутри

Первые минуты кажется, что ты попал в американский сериал. Длинные коридоры заполнены десятками бегающих людей. Техники протягивают кабели и тащат осветительные приборы, ведущий орет на гримершу, уборщица драит пол в студии прямого эфира, режиссеры толпят­ся в аппаратной. Одна искра, и все взорвется. «Я хочу узнать, кого мне убить. Прямо сейчас, — стальным голосом произносит женщина в деловом костюме, наклонившись к окошку выдачи пропусков. — Почему девушку уже второй день подряд не пускают в здание в четыре утра?» Над окошком висит табличка, где огромными буквами написано: «Если вы не можете найти свое имя в списках, звоните по телефону». «Вы мне свой домашний оставьте, а я вам в четыре утра наберу, когда у меня проблемы возникнут», — отчеканивает она. В коридоре одна девушка кричит другой: «Все четко на этот раз пропишем, и все заработает, вот увидишь». Вторая, услышав эти слова, закатывает глаза. В ньюс-руме — комнате, где собраны все работники новостей, — люди не бегают разве что по стенам. «Нам пока мебель не всю завезли, — объясняет девушка-администратор, — вот все и носятся туда-сюда». На телеканалах из американских сериалов хаос — это возможность показать, как отлажены на самом деле телевизионные механизмы. Здесь хаос — это просто хаос.

Про обновленную «Столицу» говорили несколько месяцев, и интонация у этих разговоров была самой разной. От «еще одна площадка под выборы» до «у Москвы наконец-то появится нормальный городской канал». Последнее воспринималось как безусловное благо, но после этого следовал вопрос: а что вообще такое для Москвы «нормальный городской канал»? И если заказчиком выступает московское правительство, то захочет ли оно слышать на своем канале, что экология в Москве плохая, а аренда почему-то высокая? Где про это говорить, как не на городском канале? Канал New York 1, на который отчасти ориентировались руководители «Москвы 24», рассказывает про жизнь пяти городских округов. На Манхэттене достраивают новые небоскребы, в Бруклине пекут отличные пончики. Да-да. В Бибирево и Чертаново тоже жизнь. Но всем же понятно, что картинка из московского ЖЭКа будет отличаться от нью-йоркской и сделать интересную ежедневную программу про московские окраины можно, только если сами московские окраины будут меняться.

«Хотелось, чтобы у людей, которые будут смотреть этот канал, возникало ощущение, что его делали такие же люди. А не какие-то инопланетяне, ко­торые живут непонятно чем», — рассказывает главный режиссер «Москвы 24» Дмитрий Грачев, сидя в салатовом кресле в главной студии. Этот стул, как и студию, придумал он сам. Грачеву тридцать лет, и сейчас параллельно с запуском канала он работает вторым режиссером на «Сталинграде» Бондарчука. Через слово в его рассказе появляются определения «современный» и «продвинутый». Студию прямого эфира, где мы беседуем, пока ве­дущие читают новости в прямом эфире, он называет «социальной баней»: «Мы специально придумали это пространство как многофункциональное. Сделали такую звукоизоляцию, что наша с вами речь не мешает ведущим выходить в эфир». Вслед за телеканалом «Дождь», от аналогий с ко­торым здесь все, кроме Грачева, вежливо открещиваются, и американским CNN (такие сравнения идут лучше) студию решили делать открытой, чтобы зритель видел не только тех, кто читает новости, но и тех, кто их готовит. Скользя по студии, камера ненароком должна будет выхватывать то редактора с листками, то гримершу с пудрой. Этот прием на телевидении давно известен — чем больше ты показываешь зрителю изнанку процесса, тем больше он верит самим участникам. Как еще оживлять городские новости, если не так?

«Открытие театрального сезона, футбольный матч, музыкальный фестиваль, заседание Госдумы. Это все для нас», — объясняет генеральный продюсер канала Евгений Бекасов, прохаживаясь по двору, где вовсю идет ремонт. «А если жители вышли на пикет, чтобы их дом не сносили, а их избили — это ваша тема?» — спрашиваю я. «Да. Наша», — после долгой паузы говорит он. И через пару ­се­кунд спрашивает: «Вы это к тому, что «Москва 24» — это провластная структура? Но на данный момент у нас нет запретных тем. Мы можем рассказать и о Триумфальной площади 31-го числа, но только с той точки зрения, что там будут дороги перекрыты».

Я клоню совсем не к этому. Я не жду того, что ведущие городского канала, который делается на го­сударственные деньги, вдруг выйдут в эфир и за­орут: «Долой кровавый режим! Свободу Ходорковскому!» Я уважаю позицию начальников, которые честно признаются, что они не про политику, а про город. То, что политика и город вещи одного порядка, — другой разговор. И я как телезритель с радостью буду смотреть канал, на котором пы­таются разобраться, что нужно ­сделать, чтобы этот город был чуть больше похож на нормальный. «Мы хотим видеть живой, ре­альный город», — рассказывает директор канала Игорь Шестаков. Мы сидим в его кабинете, и Шестаков то и дело косится на экран телевизора, по которому без звука идут новости. «Вот посмотрите, — указывает он на появившуюся на экране дорожную развязку, — мне в те края нужно ехать в химчистку, и я вижу, что там свободно. От этого есть ощу­щение жизни». Все, что он говорит, — это очень и очень правильно: «Вот подняли скандал с этой плиткой. И конечно, это наша задача — взять кусок асфальта и кусок плитки, нагреть их до температуры 50 градусов и сравнить, что будет. Показать шестнадцать компаний, которые занимаются ук­ладкой, и все. Не будет никаких разговоров про жену Собянина». Возникает только один во­прос — когда все это начнется? Сюжет про плитку не помешал бы и сейчас. Тема, говоря телевизионным языком, совсем не протухла.

На самом деле «Москва 24» работает в тестовом режиме, даже руководство признается, что им нужно еще полгода, чтобы все наладить. Разговоры, которые здесь ведутся, все больше про будущее. И это нормально. Можно и подождать. Есть только одно но. Пока новости «Москвы 24» не сильно отличаются от федеральных: матч Россия — Ирландия, крушение Як-42, погода и очень много рассказов о пробках, которые даже на государственном уровне получили статус проблемы. Ходят слухи, что острые темы, в разряд которых попадает примерно все, от той же плитки до городского воздуха, по крайней мере пока стараются обходить стороной. И это вряд ли стоит объяснять железной рукой Кремля, строгостью Собянина или осторожностью Шестакова. Большая часть людей, которые делают новости, пришли сюда с ВГТРК. Из огромного государственного холдинга, где годами люди жили совсем в других системах координат. Там про плитку говорят, когда надо, а когда не надо — молчат. И вопрос на самом деле только в том, захотят ли они хотя бы время от времени говорить: «Уважаемый мэр Собянин, у нас тут одна проблема. Нужно решить». Или ограничатся улыбками и верным слоганом российского теле­видения нулевых: «Что будет дальше, покажет время».