«Всем кажется, что их коллекции стоят миллионы долларов и эти миллионы нужно скорее вложить» Оксана Лаврентьева о том, что не так с русскими дизайнерами

— Когда вы брались за Терехова, вы чего хотели? Вывести его международный рынок? Сделать из этого бизнес? Как вы себе это видели?

— Я сама не знала, чего я хочу. До декабря прошлого года всем занимались профессиональные нанятые люди, а я не была включена во все процессы полностью. Но в какой-то момент я решила, что хочу всем заниматься сама, потому что у меня есть свое видение, и главное — у меня появилось понимание, как и в какую сторону это лучше всего развивать.

— А вы сразу поняли, что из Терехова можно сделать коммерческую марку?

— Я действительно считаю, что Саша делает очень коммерческий продукт. И это хорошо. Меня все пугали тем, что моя затея обречена на провал, потому что у Терехова нет своего лица, он безликий. А мне кажется, что лицо есть и это как раз Сашина фишка: ты можешь купить его платье, надеть его через 10 лет и оно не будет выглядеть старомодно. Я лично все время что-то отрезаю от вещей других марок, потому что меня раздражает излишний дизайн — то, за что у нас как раз деньги часто и берут. Думаю, что все сталкивались с ситуацией, когда можно очень долго искать просто черную футболку или просто черную юбку, черный свитер. У нас проблема с самыми базовыми вещами. И Саша идеально делает такие вещи тоже.

— Вы собираетесь выходить на западный ­рынок?

— Знаете, это интересная история. Раньше я была уверена, что обязательно нужно идти на Запад, чтобы нас там знали, чтобы видели, какие мы талантливые и сколько всего мы можем. Но моя подруга, консультант McKinsey, задала мне вопрос: «Зачем тебе это нужно?» И я стала думать: а правда, зачем? Она показала мне цифры и сказала: «Все деньги у вас здесь. И по крайней мере в ближайшее время ситуация не изменится». Значит, и продвижением нужно заниматься здесь, а не там. Россия — это огромный рынок, который может потребить очень много, и для начала нужно сосредоточиться именно на нем. Идея, что нужно как можно быстрее идти на Запад, исходит исключительно из тщеславия.

Платья Александра Терехова

— Думаю, что Терехову хотелось бы участвовать в мировых неделях моды…

— Хотелось бы для чего?

— Для того чтобы быть встроенным в мировую индустрию.

— Во-первых, Саша не так тщеславен. Во-вторых, я лично за мировые недели моды и за то, чтобы продаваться на Западе. Но также я за то, чтобы очень хорошо укрепить то, что мы имеем здесь. И выходить туда только в тот момент, когда твой уровень будет соответствующим. Ошибка всех местных дизайнеров, что они идут на Запад, когда еще ничего толком не добились здесь. Мировые имена зарабатывают славу десятилетиями. А у нас сегодня ты дизайнер, а завтра ты уже на Парижской неделе моды. Показ на Западе сто­ит 200–300 тысяч евро. Представьте, какой у твоей компании должен быть оборот, чтобы ты имел возможность делать показ за такие деньги. Ведь, кроме этого, тебе еще нужно содержать офис, закупать ткани.

— Либо оборот большой, либо преданный спонсор.

— Можно, конечно, сделать показ на Западе на спонсорские деньги, чтобы потом какому-­нибудь клиенту из регионов продать платье за 50 тысяч евро, сказав, что у тебя показы в Париже. Этот клиент должен быть человеком, который ничего не знает о модном мире. Иначе он будет знать, что, вообще-то, за 50 тысяч евро можно и Dior Couture заказать.

— Получается, что поездки на недели моды — это не бизнес-составляющая твоего дела, а просто светский раут?

— Чаще всего именно так. Зачем ехать на Неделю моды? Чтобы к тебе пришли журналисты и байеры. Предположим, русский дизайнер на спонсорские деньги едет в Париж или Милан. Предположим, что к нему даже приходят байеры из крутых магазинов и делают заказ, но дальше мы сталкиваемся с тем, что он просто не способен этот заказ произвести в нужных объемах. А если каким-то чудом и способен произвести, то уж точно не способен поставить в срок. Пока ты отсюда закажешь ткань, пока она придет, пока ты отошьешь — никогда ты не сможешь втиснуться в мировые сроки, до тех пор пока не будешь шить за границей. А производить там можно начать только тогда, когда у тебя будет такой объем продаж, что это будет выгодно. Иначе ты просто будешь производить в убыток себе.

— Вы говорите — шить за границей, а где? В Китае?

— Нет, почему обязательно в Китае. В стра­нах Балтии, например, отлично. Там сейчас шьет­ся Hugo Boss. Там другие таможенные правила, и можно легко поставлять свой товар в Европу. А отсюда, чтобы отправить три шубы в Гонконг, нужно собрать двадцатисантиметровую стопку ­бумаг. Например, ты должен предоставить документ, что добыл шкурки, из которых сшита шуба, не браконьерским путем. Если ты возишь свою коллекцию в чемоданах или за взятки — это другая история. Но мы работаем вбелую. И потом — ну сколько ты провезешь в чемодане? Или можете себе представить, что лондонский Harvey Nichols взял на реализацию товар, провезенный через таможню в чемодане? Я сильно сомневаюсь.

— Лет десять назад все только и говорили, что о молодых и подающих надежды русских дизайнерах, но ничего из них так и не выросло, кажется. Сейчас появились новые молодые дизайнеры, которые снова подают надежды. Вам как кажется, у них больше или меньше шансов?

— Думаю, больше. Но без поддержки инвестора ни один русский дизайнер ничего не добьется толком, и мировые примеры говорят о том же самом. Ко мне приходили почти все наши дизайнеры, но беда в том, что договориться с ними практически невозможно. Всем кажется, что их коллекции стоят уже миллионы долларов и эти миллионы нужно в них как можно скорее вложить, брендом они будут владеть сами, а от вас требуются только деньги. Это очень нереалистичное представление и об индустрии, и о том, что вокруг происходит на самом деле.

— А с многими дизайнерами работают инвес­торы, которые воспринимают это как бизнес?

— Ни с кем. Я это точно могу сказать.

— Почему? Мало таких людей, как вы? Или дизайнерам удобнее работать, когда они понимают, что деньги можно не возвращать?

— У нас есть дизайнеры, которые делают то, что они любят, но у тех людей, которые стоят за ними, нет цели сделать из этого бизнес. Они либо просто помочь хотят, либо постоять с богемой рядом.

— Так, а почему профессиональные инвесторы неохотно идут в моду?

— Потому что здесь сплошные проблемы. ­Даже нанять сотрудника. Вы не представляете, ­какие люди приходили к нам с самого начала. На вопрос, почему вы захотели работать в нашей компании, все как один отвечали: «Я так моду люблю». Моду все любят. Ничего в ней не понимают, но так любят. У меня в пиар-отделе сейчас работают девочки, которые пришли и сказали: «Мы готовы здесь мыть полы несколько месяцев». Я их взяла, и я ими дико довольна. Пото­му что очень мало кто идет сюда пахать.

— Но это в России может существовать как бизнес? Деньги приносить?

— У нас это бизнес. То, что это жизнеспособная история, которая может приносить деньги, — это сто процентов.

— Почему же тогда люди бизнеса этого ­боятся?

— Потому что если те же самые деньги положить в банк, то риски будут меньше, а прибыль примерно такой же. Завтра Саша решит, что он хочет переехать на Бали, и вся история закончится. Ты зависим от другого человека, у тебя нет гарантий: пойдет — не пойдет. Фактически мода — это то, что нельзя посчитать.

— У вас уже есть имя, ваши платья, как вы говорите, разлетаются как горячие пирожки, а значит, посчитать как-то да можно.

— А сколько брендов мы знаем, которые были и их уже нет? И не только в России. Это рискованная история, которой нужно гореть, иначе не стоит и начинать.

— Для русского дизайнера Терехов довольно дорогой. Откуда такие цены берутся?

— Мы используем дорогие ткани. И потом — вы нигде не купите хорошее вечернее платье за сто тысяч рублей. Ни в одном бренде. Вечернее платье — это всегда от ста пятидесяти тысяч. А у нас платья стоят по 70–80 тысяч. Возможно, это дорого для русских дизайнеров, но это точно не дорого на фоне серьезных брендов.

— А многие из тех, у кого есть сто тысяч на платье, готовы их потратить на Терехова, а не на Dior, например?

— Вечерних платьев мы продаем больше всего. Потому что они идеально сидят, в них нет лишних деталей. У нас есть модели, которые мы только и делаем, что дошиваем.

— Я где-то читала историю о том, как Рена­та Литвинова у вас купила платье на открытие ММКФ и потом пришлось обзванивать некоторых клиенток, чтобы они не пришли в таких же.

 — Ренате мы никогда в жизни за деньги ничего продавать не будем. Таким людям все должно доставаться в подарок. Просто, когда она шла на ММКФ, у нас уже было несколько клиенток, которые заказали такие же платья. Мы им позвонили и попросили их слезно не надевать его, чтобы не было double dress.

— Вы часто просите светских персонажей появляться в ваших платьях на светских мероприятиях? Такая реклама сейчас работает?

— Мы не то чтобы просим, а скорее дарим свои платья какому-то кругу лиц, с которыми мы дружим, которых мы выбрали, а они выбрали нас, и которые, как нам кажется, отвечают нашим ценностям. Это Светлана Бондарчук, Рената Литвинова, Ингеборга Дапкунайте, Надя Михалкова, Мирослава Дума, Ксения Собчак. Конечно, я всегда рада, когда они надевают наши вещи. А насколько это работает? Ну вот, например, после того как Вера Брежнева надела на какое-то мероприятие наше зеленое платье, оно превратилось в хит. Все приходят и говорят: «Хочу платье как у Веры Брежневой».

— Как вам кажется, есть надежда, что в ближайшее время русская индустрия все-таки шагнет вперед?

— Пока нет. Должно наладиться производство тканей и работа фабрик, а это не может произойти завтра. И даже через десять лет не может. Для этого должны пройти века.

alexanderterekhov.com