— Я когда письмо от вас получил, подумал попервой, что это спам. Что за невыносимое название?
— Почему невыносимое?
— Вы произнесите вслух «Протвор».
— Что, много букв «р»? Видите ли, я долго не выговаривала букву «р», так что теперь мне это дело очень нравится.
— Что в «Глобусе», что теперь — у вас одни и те же авторы. Зачем тогда вся эта история?
— Снять коммерческое давление. Я хозяевам «Глобуса» сразу говорила, что для галереи пять лет — вот срок, после которого она начнет себя окупать. Но у нас не любят — или не могут — загадывать так надолго.
— То есть это не галерея. Что тогда?
— Нечто среднее между квартирными выставками и салоном. Я не смогла найти в русском языке эквивалент. «Выставочное пространство» — очень ходульно, но как еще? Точно не галерея. Проще так называть — что я всех приглашаю к себе в гости.
— Но вы еще и деньги даете. Не только на материалы, но и вообще кое-кто оказывается у вас на содержании.
— На поддержании — так в родильных домах это называется. C детства видела: поддерживать художников — это нормальное явление. Нет никакой организации, которая выдавала бы деньги — за будущие заслуги или прошлые, неважно. Есть просто личные средства людей, которые верят в тех или иных художников. Я верю. Это моя забота. Если я не буду — со своими возможностями, — то кто тогда? И это на самом деле не очень большие деньги, это не Джефф Кунс. Просто Трушевский (в прошлом году Илья Трушевский претендовал на премию Государственного центра современного искусства в номинации «Лучший молодой художник». — Прим. ред.) от безденежья и отчаяния хотел податься в галерею «Триумф» (богатая московская галерея, чье название, похоже, становится символом искусства неглубокого, зато очень эффектного. — Прим. ред.). Вот я ему и сказала, давай лучше я тебе денег дам — а ты мне потом выставку… Но, собственно, и последняя выставка в «Глобусе» — где мы иллюстрировали-комментировали «Ярость» — была профинансирована мною. (В книге Андрея Хааса «Ярость» изображаются перипетии вокруг современного искусства и художников и описаны несколько несуществующих произведений, которые к выходу книги были созданы въяве московскими, петербургскими и киевскими художниками по предложению куратора М.Новиковой. — Прим. ред.) Там же не только холст-масло — купить пианино, чтобы потом распилить его, стоило все-таки каких-то денег; много у кого не было средств, а идеи, что бы такое сделать, были — но «Глобус» сразу сказал, что он этим не интересуется, ну и…
— Художников много. Как выбирать?
— Критерий — мой вкус, другого быть не может. Мой вкус, мои впечатления, мое желание работать. Зато честно.
— Если не коммерческий смысл, то на что вы рассчитываете?
— Лично я мало на что рассчитываю. Не рассчитываю на какие-либо прямые с этого дивиденды. Единственно — на удовлетворение. Искусство, по-моему, должно вызывать эмоции. Неважно какие, это уже другое дело. Если вызывает, то меня это трогает. Поэтому меня, естественно, занимают прежде всего молодые авторы. Потому что мы одно поколение и мне проще в этом разобраться. Я абсолютно не разбираюсь в 60–70-х, 80-е знаю лучше, в 90-е вполне сознательно следила за процессом.
— Вы тогда должны были заметить, что нынешнее поколение художников не имеет, как бы это сказать, старших братьев. Если новая генерация художников вырастает за пять лет примерно — так опыт показывает, — то у тех, кого вы зовете своим поколением, нет предшественников. Отсюда проблема — отсутствие общего лица. Не то чтобы общего стиля, а… Ну вот как если бы в лесу встретились партизаны — каждый одет во что горазд, — вот так и эти. Идущие вместе. Cобственной предыстории не знают — и, кажется, знать не хотят.
— Не знают, но уважают. Книги «Корпорация счастья» (еще одна книга Андрея Хааса, где описывалось зарождение рейв-движения в Петербурге. — Прим. ред.) и «Ярость» им, например, нравятся. Кстати, cтаршему поколению, реальным очевидцам, как раз не очень нравятся.
— История показывает, что в русском искусстве можно пробиваться только группой. Одиночки могут рассчитывать максимум на мученический венец, только коллективный проект производит какие-то результаты. Вам приходится дело иметь с кем, с анархоиндивидуалистами?
— Идеи, мне кажется, не нужно разделять. Мы же воздух не делим, правда? Этим можно заняться с яблоком, квартирой, сушей, но не с идеями. Да, ребят по большей части связывают внешние обстоятельства — как вот в «Сквоте непокоренных» (мастерские на техническом этаже бывшего оборонного завода на углу проспектов Непокоренных и Гражданского. — Прим. ред.), где собрались очень разные люди, которые могут ужиться лишь при условии невыяснения идеологических, эстетических и прочих установок. В принципе, они не особенно-то и хотят быть вместе. Это, наверное, похоже на то, что вообще с обществом сейчас происходит. Но мне как куратору так даже проще. Я не люблю групповые выставки. Это интересно, это с кураторской точки зрения мощнее, но это и гораздо сложнее. Труда больше, а эффекта часто меньше. Работать индивидуально куда как приятнее.
— Но они и как индивидуальности часто не алё. Я после академического образования главную прелесть находил — наблюдать живых художников. Во время учебы имеешь-то дело главным образом с мертвыми. И вот этот кайф непередаваемый, когда перед тобой — художник. К Кулику, например, приходишь знакомиться — со всеми предубеждениями относительно его деятельности, — а через четверть часа ловишь себя на мысли: да, художник. Вот с вашими клиентами нет такого.
— Может, это ваши ожидания завышены? Я-то вижу и заинтересованность, и вовлеченность. Я помню, ездила в Москву к граффитисту Мише Мосту — и так боялась, что разочаруюсь: что взять с граффитиста, да? А у него оказалось идей масса, мыслит проектно — трезвый молодой человек.
— Но они все равно… рядовые какие-то. Максимум младший офицерский состав. А им всем двадцать пять или за двадцать пять, скоро тридцать.
— Ну что за милитаризм! Вам генералов нужно? Я же говорю — дайте пять лет, будут генералы.