Разворот. Золотой век

Теперь совершенно непонятно, какое событие считать началом самой благостной эпохи в истории российского тенниса. И совершенно неважно. Золотой век наступает не с боем часов. Не с воплем толпы, празднующей триумф кумира. И грандиозная сентябрьская победа Марата Сафина в финале US Open над Питом Сампрасом, и его же, сафинское, быстрое, последовавшее всего через неделю после победы в Нью-Йорке, воцарение на первой строчке мирового рейтинга, и победа Евгения Кафельникова на Олимпийских играх в Сиднее, и совпавшие по времени со всеми этими событиями изумительные успехи Елены Дементьевой – все это золотой век российского тенниса. Только его начало.

Что значит жить в золотой век? Это значит – осознавать себя счастливейшей теннисной нацией. Что значит быть счастливым? Это значит – выбирать. До 2000 года у российского теннисного болельщика не было выбора. Он был заложником Кафельникова и Курниковой – первых русских звезд в теннисе и, как казалось, надолго единственных. Мы блуждали, чертыхаясь, в потемках кафельниковской души, пытаясь понять, почему же он так часто не оправдывает наших ожиданий. Мы пытались любить Анину косу так, как любит ее весь мир, но вместо признаний любви из наших глоток вырывались глухие ругательства. Мы пытались любить наших теннисных кумиров, но больше получалось ненавидеть, потому что трудно любить, осознавая, что ты должен любить затем, что любить больше некого. В этой ситуации невольного брака фантазия сама начинает дорисовывать рога и копыта тем, за кем мы так долго и вынужденно неотрывно следим. Но вот случился сентябрь – рога и копыта отвалились. Теперь каждый волен выбирать, что ему ближе: неотразимое кукольное обаяние Курниковой или спокойная грация Дементьевой, этой русской Хингис; почти автоматическая мощь самого фотогеничного игрока мира Сафина или непредсказуемый, почти целиком замешенный на интуиции теннис угрюмого Кафельникова. Они очень разные, они дают зрителю возможность выбирать и примеривать то, что ему ближе в конкретный момент времени.

Прежде, все 10 лет истории Кубка Кремля, мы остро переживали провинциальность этого турнира. Звезды с охотой соглашались ехать в Москву только в первые два года, пока Запад с любопытством смотрел на Россию, раскоряченную между прошлым и будущим, с ее Мавзолеем и километровыми очередями в «Макдоналдс». Как только главный ритуальный аттракцион закрыли, а километровый макдоналдсовский хвост отпал сам собой, этот интерес закончился. Кубок Кремля стал тихим, милым, необязательным событием на неделю, без предисловий и без последствий. Он был бы таким и в этом году, если бы не произошло то, что произошло в сентябре. В Москву не приедут ни Хингис, ни сестры Уильямс, ни Сампрас, ни Агасси. Но от этого не грустно и не скучно. Зато будут Кафельников, Сафин, Дементьева и Курникова. Провинциальное стало универсальным. Россия теперь если и не вмещает в себя весь блеск и богатство теннисного мира, то, по крайней мере, стала едва ли не самой живописной его частью.