«Я считаю, на Абае в эти дни были лучшие люди России» Кто организует московский оккупай

Ассамблея: Изабель Магкоева

«Мы три дня ходили по бульварам, и люди ничем не занимались, не дискутировали, не высказывали своего мнения. Я просто стала говорить: «Давайте проведем ассамблею», собрала кружок, стала объяснять, как это работает. Что такое ассамблея? В ассамблее участвует каждый, каждый имеет право голоса. В ассамблее достигается консенсус, ситуация, когда 60 процентов — за, 40 — против, а решение все равно принимается, невозможна. Ну и меня сразу стали обвинять в расколе, говорить, что я нашистский провокатор. Но тем не менее какая-то маленькая ассамблея у нас собралась. Я была очень расстроена, потому что меня очень мало кто поддерживал, но подумала: «Нет, я буду это делать дальше». И в тот же день я написала всем, кто мог бы мне помочь, и 10-го мы уже смогли провести более или менее нормальную ­ассамблею. Конечно, нужен модератор, который должен останавливать тех, кто много говорит, следить за временем и так далее. Я вот очень плохой модератор, все время забываюсь, начинаю говорить от себя. Нужны нейтральные люди, а их найти сложно. Таких, кто сможет следить за дисциплиной. Потому что всегда есть и какие-то фрики, которые могут встать и начать читать стихи, с этим тоже как-то нужно справляться. Это непростая работа. Но лидеров быть не должно. Поэтому у нас есть проблемы с медиа, потому что ВИПы начинают говорить от лица ассамблеи, что нам категорически не нравится, но и медиа хотят видеть лидеров, какие-то конкретные лица. У нас есть три базовые группы: кухня, охрана, инфоцентр. Это такой материальный фундамент. Потом на ассамблее было еще несколько групп сформировано — агитация, творческая, бюджетная, правовая. Каждая группа повторяет формат ассамблеи, все высказываются, достигается консенсус. Очень важно, чтобы это работало на всех уровнях».

Информационная группа: Артем Темиров

«Я занимаюсь тем, что пытаюсь создать сеть активистов в городе, которая помогала бы агитационной группе распространять листовки. Потому что в агитационной группе эти листовки пишут, верстают, но они не могут и распространять их тоже. И просто разбрасывать их по улице не имеет смысла, их нужно раздавать и разговаривать с людьми — ежедневно вечером, хотя бы час или два. Есть агитационная группа и информационная группа. Агитационная группа занимается тем, что пишет тексты для листовок, придумыва­ет стикеры и так далее. В группе человек шесть-восемь активных, которые пишут тексты, верстают, ездят в типографию. Есть человек тридцать, которые не принимают активного участия, иногда что-то комментируют. Кто-то выкладывает текст, и если в группе говорят, что текст нейтральный, то есть он не выглядит как листовка от какой-то одной партии, а как текст от всего протестного движения, то включается человек, который готов сделать ­дизайн, сверстать. Потом кто-то поедет в типо­графию. Пока это работает очень хорошо. И нет никаких координаторов, лидеров, все работает как в сетевом сообществе. А информационная группа долгое время функционировала плохо — и сейчас еще плохо. Вот сейчас начали появлять­ся новые люди, которые стали брать на себя ответственность за какие-то задачи».

Инфоцентр: Елена

«У инфоцентра было несколько функций — стенд для объявлений о найденных вещах, о работе кухни, о каких-то организационных вопросах. Были у нас смешные объявления вроде: «Ищу мужа». Писали о потерянных и найденных вещах. Второй стенд — расписание лекций. Каждый человек мог подойти и сообщить о лекции, которую он хочет прочесть. Единственное, что мы пресекали, — националистические лекции. Это противо­речит всему в принципе движению. А так были люди по экономической части, по экологической, про антифашизм рассказывали. Потом кто-то принес генератор, проектор для фильмов, на одной из полян каждый вечер играли в «Мафию», шахматные турниры были. Мы составляли рас­писание всего этого. Объясняли людям, что мусорить нельзя. Подходили добровольцы, спрашивали, где нужна помощь. Мы их распределяли. Были, конечно, какие-то засланные люди. Постоянно тусовались около инфоцентра и кухни, делая вид, что они свои, подсказывали что-то, тявкали, вынюхивали и вели подрывную деятельность. Инфоцентр работал с утра до ночи. Мы ложились спать на несколько часов. Каждый вечер мы объявляли, что у нас есть такое-то количество спальников, их разбирали, а утром снова сдавали нам или на кухню».

Финансы: Сергей Печенев

«Девятого, когда все началось, на кассе были какие-то другие люди. Деньги предложил собирать у памятника героям Плевны еще Навальный: на пледы, на вещи, на пиццу. Тогда были собраны первые 400000 рублей. А на оккупае люди организовывались уже сами — прекрасные ребята и девушки, которые все делали на энтузиазме, за свои деньги, за идею. Я считаю, на Абае в эти дни были лучшие люди России. Серьезно. Дело не в том, что они какие-то безгрешные и идеальные, но они создали атмосферу неповторимую.

Вначале с деньгами была неприятная история. За кассу в первые дни отвечал некий Алексей. Никто его и не знал. В итоге он собрал деньги и растворился во мраке. Сколько он денег украл — неизвестно. И так как это один из самых важных вопросов, я решил предложить свою помощь. Нельзя, чтобы в лагере деньги испарялись, это ­деморализует очень. Люди ведь от чистого сердца приносили и деньги, и пледы, лейки, лопаты, чтобы газон посеять, даже кастрюли с готовой едой. Это было просто нечто.

Была такая коробка картонная с прорезью, и мы коллегиально решили ее поставить возле столовой. И граждане, которые приходили, оставляли пожертвования, кто сколько хотел. Могу сказать, что были большие и даже очень большие взносы. По несколько десятков тысяч. Не важно, крупные суммы или нет, но это был поток. В столовой знали, что за коробкой нужно следить, потому что она стояла на самом видном месте. И, когда было видно, что она наполняется, нам сигнализировали, мы вскрывали ее на глазах у всех, пересчитывали деньги, и я записывал в специальный блокнот — до сих у меня лежит — время, дату и сколько пришло. Потом в конце дня все это суммировалось и высчитывалось, сколько получилось за день. По-разному, конечно, собирали. Но вот когда была прогулка с писателями, было тысяч 300–400. В основном деньги шли на обустройство лагеря: на уборные, одежду для ребят, для охраны лагеря, на лекарства и аптечку. Все ведь приехали кто с чем — никаких спальников.

Сказать, что все хорошо работало, было бы слишком самонадеянно. Это был первый опыт, хотя перед разгоном он начал постепенно пре­вращаться в систему. Но можно было много чего улучшить: снизить расходы на еду, например. Мы, конечно, наладили уже поставки из «Ашана» и «Метро», потому что это выходило гораздо дешевле, чем в окрестных магазинах. Мы следили за отчетностью. Выделялись деньги, потом человек привозил чеки, мы все сверяли. Так что все начало выкристаллизовываться. Лозунг «Мы здесь власть» был претворен в жизнь. Не то что все покричали и разбежались, начала выстраиваться структура. И порядок был образцовый, ­потому что люди хотели, чтобы было все чисто и аккуратно. Мы бы, я думаю, еще там и газон разбили, и потом люди приходили бы смотреть, как надо делать, как надо поддерживать чистоту в парке, как надо разбивать газоны. Мы уже травы целый мешок привезли, но посадить нам ее никто не дал».

Кухня: Сергей

«Без еды в лагере никак. Я, как пришел, сразу пе­реговорил со всеми и начал помогать. И, в общем, с 9 мая за кухню отвечал я. Все устроили стерильно, все стали ходить в перчатках, пользовались одноразовой посудой. Еще и ложечек потом стало не хватать, очень быстро разбирали. Продукты, которые нужно мыть, мыли питьевой водой, приносили пятилитровые канистры. Закупались в «Ашане» и «Перекрестке», ездили своим ходом, всегда сумок по десять полных привозили. В бадьях при­носили гречку, макароны, супы, их варили на квартирах, молочные продукты, бутерброды, колбасу, сыр, блинчики, чай, кофе, варенье, гамбургеры, чизбургеры, картошку фри — короче, лагерь существовал! Как порежем продукты, сразу раскладывали по пакетикам, потом отдавали. Не разрешали, чтобы кто-то посторонний просто лазил в еду. Сначала были недовольны, но культура воспита­ния человека со временем пришла к тому, что все поняли. Ведь мало ли где человек ходит — в метро, деньги трогает, палочку какую-нибудь может подцепить. Мы думали поставить мини-плиту через генератор, но не успели, еще хотели огонь разводить, но я сказал, что это точно нельзя, мы ведь правильно воспитаны. Еще кафе рядом, которые солидарны и поддерживают, давали кипятить во­ду и иногда готовить, не буду называть, какие именно. Даже люди проходящие и рядом живущие начали помогать, кто материально, кто приносил еду. По радиовещанию про лагерь начали говорить! Все стали понимать, что без лагеря никуда — ребята, держитесь, вы наша надежда, хоть вы и молодые. При этом лагерь еще кормит, поит, если надо, оденет, если надо, искупает. В баню людей водили! Квартиру еще снимали рядом, чтобы люди приводили себя в порядок, постирали вещи. Проблем с деньгами почти не было, из пожертвований каждый день на еду — завтрак, обед, ужин — уходит 5000–6000 рублей, воды нужно 150 литров. Тем, кто не ест мясо и рыбу, мы выделяли по 500–1000 рублей в день, и они закупались. Для меня важно, чтобы ни один человек не был голодным. Подходит: «Есть что-нибудь есть?» Я: «Конечно, есть!» Как отказать? Пришли вот в день писателей более тридцати тысяч человек — мы всех до одного накормили.

Безопасность: Денис и Аким

«В первый день заехали на Чистые почти случайно, просто ребята позвонили и сказали: «Приезжай, посмотри». После тренировки и приехали. В первые дни было очень много творческих людей, мы с учителями общались. Там собирались герои, настоящие патриоты. Мы, когда пришли, спросили: «Ребята, чем можно помочь?» Ну они и ответили: «Посмотрите там по безопасности, чтобы пьяных не было». Не вопрос. А дальше сформировалась служба безопасности. Посменно дежурили мы, особенно ночью. Днем-то опасности меньше. В лагере все находили общий язык. С националистами мы были в службе безопасности. И ничего. Они, кстати, ходили на лекции, семинары, и это им на пользу пошло. Пьяным мы просто объясняли: «Ребята, у нас тут политическая акция, на территории лагеря сухой закон. Нас могут разогнать из-за этого. Отойдите, если не сложно, метров на 20–30». Многие соглашались, а у многих такая была позиция: «Я здесь бухал, папа бухал и сын мой будет бухать». И это страшно. Хотя были разные случаи. Пришли как-то пьяные ребята, зашли за периметр огражденный, мы им говорим: «Сюда нельзя». Спрашивают: «Почему нельзя? Что вы здесь делаете?» Мы объяснили. И тогда они пошли домой и вернулись с шестью термосами кипятка.

Провокации в лагере, конечно, бывали. Но мы после Болотной, Сахарова, Пушкинской их почерк нашистский отлично видим. Можно понять, когда человек пьяный, а когда у него по­ведение наигранное. С Денисом там случился ­неприятный инцидент — бутылкой по голове ­исподтишка дали. Люди себя очень вызывающе вели, он предупредил. Полтора-два часа страшных уламываний, ситуация стала выходить из-под контроля, они стали бросаться с кулаками. А потом из-за спины ударили бутылкой по голове. Что мы делали? Старались сдавать их нашей родной милиции. Но это было сложно, приходилось даже добиваться. Приводить к ним людей просто. Понятно, что они находили тысячу всяких причин этого не делать. Ну, с другой стороны, не хочется всю милицию ругать, там очень много порядочных людей. Они просто выполняют приказ. А так, когда мы с ними лично общались, они сами говорили: «Если так дальше будет продолжаться, мы сами к вам присоединимся». Хочется к власти обратиться: «Ребята, ловите преступников, а там собрались божьи одуванчики».