Ответы. Илья Хржановский, кинорежиссер

«4» – дебютный фильм Ильи Хржановского – только что взял главный приз Роттердамского кинофестиваля, а перед этим оказался на полке: Минкульт отказался выдать ему прокатное удостоверение. Официальной причине отказа (несоответствие реального метража заявленному) никто не верил. Говорили, что «4» запретили, потому что он антипутинский и порнографический. Это не было в полной мере правдой, но на подпольном показе картины несколько месяцев назад критика все равно устроила картине овацию, а обозревателям «Афиши» стало дурно.

– Я несколько раз поймал себя на том, что отвожу глаза от экрана. Вам это часто, наверное, говорят?

– Да нет, чего там отводить? В картине ничего такого нет – за исключением той сцены, мне по ее поводу уже все высказали, где на полминуты появляется голая грудь старушки. В двухчасовом фильме. Ну конечно, если человек геронтофоб какой-то…

– А когда курицу едят на крупных планах – отвратительно…

– А что такого? Курицу едят? У них жирные руки? Зайдите в американские бары, где едят куриные крылышки. И никакой реакции это не вызывает.

– В любом случае ваш фильм враждебен зрителю. Какой ответной реакции вы ждете?

– У меня нет задачи сделать так, чтобы зрителю было неудобно, но и нет задачи его обслуживать. Поверьте, процентов 80 того жесткого, что там было, я вырезал, а большую часть вообще не снял.

– Фильм выйдет в России?

– Да, в апреле или в мае.

– Так считается же, что его положили на полку.

– С полки сняли. Подержали чуть-чуть и сняли.

– А как вообще эта история развивалась? Говорили, что чуть ли не в Кремле возмутились.

– Я в Кремле бывал только как экскурсант, рассматривающий Царь-колокол и Царь-пушку; возмутились там или нет, не знаю. В какой-то момент действительно было письмо, что, мол, фильм не может быть принят в таком виде…

– Минкульт?

– Да, Федеральная служба кинематографии. Дальше были сделаны какие-то замечания…

– Вырезать слова, что жена президента много пьет?

– Нет, ну это же смешно. Мне кажется, до этого еще… Понимаете, в чем ужас: снизу нагнетается невменяемость, которая доходит до верха. Мне хочется верить, что на самом деле нет никакой цензуры – но есть некая инерция. Появляются люди, которые считают, что именно они должны защитить Россию от меня, например, страшного человека. Почему они должны ее защитить? Почему я на нее нападаю? Для меня это загадка.

– А что все-таки просили изменить?

– Просили, чтобы из картины была вырезаны ненормативная лексика и ряд «сопутствующих ей изображений».

– Так ничего не осталось бы…

– Ну я мог бы немой фильм сделать.

– Как все прошло в Роттердаме?

– Дали два приза. Первый – «Золотой кактус», приз за художественную бескомпромиссность. Его только в этом году начали вручать – это делает компания, которая продюсировала фильмы Тео ван Гога, недавно убитого режиссера. А второй – это основная премия, «Тигр». Его дают трем фильмам из семнадцати участвующих. Получил итальянский фильм, испанский и «4».

– Что-то изменилось?

– Все. Я за эти дни уже получил приглашения от порядка 30 фестивалей со всех концов света, от Сиэтла и Нью-Йорка – вплоть до фестиваля в Уганде.

– Скажите, а где вы нашли трех сестер-близняшек?

– Они все погодки, но близняшки только две. Изначально я с ними познакомился в стриптиз-клубе, где они работали.

– Все три?

– На тот момент две. Но мне было все равно – стриптиз-клуб, или птицефабрика, или институт философии. Нужен был определенный типаж.

– Вы что, подошли в клубе к ним и сказали: здрасте, я режиссер Хржановский?

– Нет, я сначала в интернете посмотрел много актрис, потом много неактрис и в результате на сайте одного стрип-клуба наш линейный продюсер нашла девочек. Мы поехали в клуб, потом встретились, попробовали…

– А где взяли таких старушек? Не в интернете же.

– Нет, мне знакомый показал фотографии, где были эти старушки, я поехал в деревню. Шутилово, огромное село, с одной стороны Арзамас-16, с другой – Мордовия. Это все святые места… Мы живем в городе, и город обязывает к определенному этикету: мы все время в гостях, все время должны себя держать в руках. А деревня – это более открытое место. Там все как бы дома. И у людей другая степень и стеснения, и открытости, они более честные.

– А как вы их снимали?

– С ними, как с другими. Актер – это кто? Это человек, который верит в предлагаемые обстоятельства. Я вот говорю, что пачка сигарет – это не пачка, а радио, не знаю, или бомба. И он верит.

– Ну вы же им не рассказывали, что они играют в фильме о клонировании по сценарию Сорокина?

– То, что сценарий – Сорокина, интересует только киноведов. А люди в деревне знали, что Костя Мурзенко – это Марат, и у него умерла жена Зоя. Это они знали, и они абсолютно верили. Им совершенно не хотелось знать, что Костя – это не Марат, а Костя, а Зои нет в природе.