«Даже если полицейские ведут себя грубо, мы не даем сдачи» Директор «Гринпис» о том, зачем залезать на нефтяные вышки

— «Гринпис» и многие другие экологические активисты известны прежде всего благодаря шумихе: то они приковывают себя к воротам АЭС, то преследуют танкеры… Людям часто кажется, что все это делается только ради шума.

— Одна из главных задач «Гринписа» — быть свидетелями экологических преступлений. Мы идем к конкретному месту, документируем происходящее, устраиваем акции протеста. Без нас общество может просто не узнать о проблеме. Такими акциями экологи пытаются вызвать реакцию у всего мира — чтобы всем вместе предотвратить катастрофу. У нас есть три судна, но они не для романтических прогулок: на этих кораблях мы можем отправиться в такие места, где обычный человек вряд ли побывает, — например, в Арктику. Люди только от нас могут узнать, что собираются делать корпорации на этих территориях. Это не какие-то веселые глупости, как может показаться. Протестующие на самом деле сильно рискуют — их всегда могут арестовать. Но один из наших принципов — мы никогда не сбегаем с акции, мы всегда остаемся до конца и несем полную ответственность за свои действия.

— А лично вам приходилось попадать в такие ситуации?

— Ну вот в прошлом году я участвовал в акции против шотландской нефтедобывающей компании Cairn Energy в Гренландии. Залез с товарищем на их нефтяную вышку, чтобы привлечь внимание к проблеме глубоководного бурения в Арктике. У компании нет четкого плана действий на случай разлива нефти, а ведь в арктических условиях ликвидировать аварию будет крайне сложно. В итоге мы были депортированы из страны на год, и даже не смогли присутствовать на суде, чтобы выступить в свою защиту и объяснить, почему мы нарушили закон. При этом конкретного обвинения нам так и не предъявили — просто заявили, что мы вторглись на частную территорию. «Зеленые» продолжают традицию акций гражданского протеста, которую начали действительно великие люди — Махатма Ганди, Мартин Лютер Кинг, Нельсон Мандела и другие. И когда про «Гринпис» говорят, что наши акции слишком радикальные, — вспомните, ведь то же самое говорили про Манделу, Кинга и Ганди. А теперь они стали национальными героями, им памятники ставят.

— Кинг и Ганди придерживались философии ненасилия. Для вас есть какие-то этические границы, на какие действия «Гринпис» никогда не пойдет?

— Очень важный вопрос. Мы не просто так называемся Greenpeace — именно «green» и «peace» можно считать нашими этическими границами. В том, что мы делаем, не должно быть никакого насилия, все наши акции подчеркнуто мирные. Даже если полицейские ведут себя жестко и грубо, мы никогда не даем сдачи. Все наши поступки должны быть абсолютно прозрачными, без каких-то двусмысленностей. И, как я говорил, мы не сбегаем: если мы нарушили закон, мы готовы ответить.

— Наверное, такая тактика работает в западных странах, где суд и СМИ не так сильно зависят от государства и бизнеса. У нас — вспомните историю с Химкинским лесом — мирный лагерь активистов никого не интересовал. Даже когда боевики в масках избили экологов, власти и полиция отмалчивались. Но после того, как леваки выбили стекла в Химкинской администрации, власти были вынуждены отреагировать на проблему.

— Так было всегда — если активисты, защитники природы используют насилие, то это настоящий подарок для властей. Они используют это для своей пропаганды, выставляя нас и наши идеи опасными для общества. И при этом потеряется сама суть нашего послания миру — потому что внимание аудитории будет сконцентрировано на драках и прочих подобных вещах. Люди просто перестанут поддерживать вас, они не будут делиться средствами с теми, кто исповедует насилие (Greenpeace принципиально существует только на частные пожертвования. — Прим. ред.). Поэтому даже с тактической точки зрения мирные методы работают лучше. Но я не призываю быть пассивными, наоборот — мирный не значит слабый. Именно сильные люди выбирают путь ненасилия. Я готов отдать жизнь за свои убеждения, готов пойти в тюрьму — ненасилие является частью этих идеалов. История показывает, что оно в конечном счете побеждает.

— В каких странах сейчас сложнее всего экологическим активистам бороться за сохранение природы? Где на их требования вообще не обращают внимания?

— Похоже, что после теракта 11 сентября нам везде стало сложнее работать. Пространство демократических свобод сильно сжалось и для экоактивистов. Великобритания и США считаются идеалами демократии, но протестующим они серьезно усложнили жизнь. Вы столкнетесь там со слежкой, сбором информации о гражданах — и множеством других антидемократических мер… Но, с другой стороны, быстрое развитие технологий помогает активистам. Взгляните на арабский регион — это развивающиеся страны, где, однако, стали возможны изменения. Развитие интернет-СМИ и социальных сетей дало возможность людям организоваться, озвучить свои требования и добиться перемен. Так что сложности для активистов есть во всех странах, но и возможностей везде стало больше.

— Вы упомянули социальные сети — и действительно, сейчас тысячи людей подписывают разнообразные онлайн-петиции, занимаются перепостом сообщений в твиттере и фейсбуке. Но большинство этим и ограничиваются, они не готовы к реальным действиям…

— Да, появился даже специальный термин — кликтивизм, от глагола to click. А еще онлайн-активизм называют slacktivism — вялый, расслабленный, ненапряжный активизм. Вообще, тут все зависит от контекста — если ты занимаешься кликтивизмом в Сирии, то ты все равно серьезно рискуешь жизнью. Но, конечно, я согласен, что онлайн-активизм лишает нас важного посыла, когда люди собираются вместе и выступают как единая сила. Такую мощь дает только физическое присутствие многих и многих активистов. Вспомните, в Египте фейсбук использовался для организации протестного движения, твиттер направлял активистов, а Youtube показывал, что вообще происходит. При этом у интернет-активистов ничего бы не получилось, если бы люди не вышли на площадь Тахрир. У социальных сетей есть одно важное достоинство — они конкурируют с обычными СМИ, которые во многом обслуживают интересы корпораций, а не общества. Поэтому кликтивизм так важен для стран, где правительство контролирует обычные медиа.

— Как же подтолкнуть людей к выходу на площадь? В лагере экологов в Химкинском лесу почти не было местных жителей — химчане жарили шашлыки по соседству и пожимали плечами: «Что мы можем сделать? Все уже решено».

— Прежде всего, мы должны рассказать о проблеме как можно большему количеству людей. Чтобы привлечь их внимание, информация должна быть доступной, понятной. Может быть, в вашем примере местные жители вообще не знали, что на месте леса собираются построить дорогу. Нужно было заняться их просвещением. Во-вторых, нужно предусмотреть разные варианты участия для желающих. Не все готовы грудью останавливать технику, не все хотят оказаться в тюрьме. Надо узнать, кто что умеет, какие у них навыки и таланты — и распределить задания. Кто-то может заниматься юридической работой, кто-то будет координировать действия активистов, кто-то займется логистикой, подвозом автобусов… Важно, чтобы люди чувствовали — они помогают друг другу и полноценно участвуют в борьбе. Конечно, очень важен лидер. Тот, кто будет лицом протеста, кто будет вдохновлять остальных. Лидер должен сам верить в успех предприятия — и передать эту чувство остальных. Ведь люди очень быстро разочаровываются в себе. «Мы попробуем, но ведь против нас — правительство, Газпром, что мы можем с ними сделать», — лидер должен зажигать сердца остальных.

— В России и других развивающихся странах экологи часто терпят поражение по другой причине. Люди прекрасно знают об ущербе для природы, но их больше заботит собственный уровень жизни. Экологическая ответственность воспринимается как причуда богатых — а простым людям нужно выжить, вредные производства дают им работу. Вот например, Байкальский целлюлозно-бумажный комбинат: фабрика загрязняет Байкал, но насколько этично говорить людям: «Вас уволят, зато мы спасем озеро?»

— Знаете, я вообще-то из Африки, там у людей такая же логика. И наши экоактивисты тоже не могли доходчиво объяснить людям, что их благосостояние напрямую зависит от окружающей среды. Факты говорят, что бедные люди в перспективе становятся еще беднее из-за проблем с экологией. И люди умирают прямо сейчас — из-за загрязнения окружающей среды, из-за природных катаклизмов, вызванных изменением климата. Вот какую цену им приходится платить. И даже если у страны много ресурсов — как нефть и газ в России — вы сами видите, что прибыль от них получают элита и бизнес, а на долю простых людей достается ущерб. Что касается потери работы: вообще, Greenpeace во всем мире поддерживается крупнейшими профсоюзами, которые помогают нам урегулировать подобные ситуации. Они понимают, что загрязнение окружающей среды ударяет прежде всего по самим рабочим, поэтому поддерживают переход на «зеленую экономику». Профсоюзы сами подбирают другую работу для людей, занятых на вредном производстве.

— К сожалению, у нас нет крупных независимых профсоюзов, а во многих городах нет никакой другой работы для тысяч рабочих, кроме той, что вредит окружающей среде.

— Это действительно сложная ситуация. Мой совет — объяснить людям, что экологические ценности важнее производства. Вот работа для хороших политиков и грамотных активистов. Рабочие должны понять, что загрязнение озера — настоящее преступление против их же здоровья, против будущего их детей. Байкал — национальное достояние страны, никакой завод не стоит его уничтожения. Поэтому нужно убедить людей самим отказаться от такой работы, найти себе новое занятие. И одновременно требовать от властей создания новых рабочих мест.

— В ходе поездки в Россию вы встречались с министром природных ресурсов. О чем вы разговаривали?

— Мы как раз обсудили вопрос перехода на альтернативные источники энергии — насколько это реально. Высказали ему свое мнение, передали экспертные исследования и предложения. Кроме того, поговорили об угрозах, которые несет миру бесконтрольное потребление и загрязнение. Он меня слушал, но не знаю, услышал ли.

— В одних странах вас арестовывают и депортируют, а в других вы встречаетесь с министром: чиновники принимают вас всерьез?

— Скажу больше — во многих странах получается совместить оба занятия. В США мы можем встретиться с президентом Обамой, а на следующий день нас арестуют полицейские во время акции. Все в порядке, у нашей деятельности много сторон. Это и научная работа, и уличные акции, и диалог с ответственными лицами. В Индонезии у нас прошла очень продуктивная встреча с президентом — хотя там под арестом находятся в том числе и экологические активисты.

— Вас самого не смущает, что вам приходится встречаться с теми же людьми, которые могут арестовать вас и ваших товарищей? Нет ощущения, что вы разговариваете с улыбающимися людоедами?

— Люди часто говорят — ну зачем ты тратишь свое время, что-то доказываешь этим плохим парням. Но я уверен — если ты действительно веришь в свою позицию, ты даже злейшему врагу можешь доказать, что ты прав. Я верю, что могу придти на любое собрание — и объяснить каждому свою точку зрения. Даже если ее не примут сразу, то задумаются. Кроме того, такими встречами я помогаю своим коллегам в разных странах. Например, у вас в России какие-то чиновники могут не относиться серьезно к «Гринпису», к экологам вообще. Но теперь они видят, что «Гринпис» общается с правительством на высшем уровне, — и им придется считаться с «зелеными».