Ужин у Тиффани
В Москве открылся «GQ-бар» — самое светское место в городе. Обозреватели «Афиши» попытались напиться там с друзьями
21.00. За столом: Светлана Кесоян, ресторанный критик «Афиши», Игорь Компаниец, редактор отдела культуры журнала Glamour, Ольга Уткина и Роман Волобуев, обозреватели «Афиши».
Волобуев: Cтранно — а тут совсем не астрономические цены.
Кесоян: Во-первых, вы держите меню вверх ногами. Во-вторых, это страница с сигаретами.
Компаниец: Обратите внимание, «Парламент» — 45 рублей. Как в «Перекрестке». Это для Москвы довольно революционный ход. В Англии так. Приходишь в самый дорогой клуб, а сигареты там стоят тех же денег, что и в палатке через дорогу. Это очень правильно, у нас так раньше никто не делал.
Уткина: А мы как дураки сигареты в ларьке купили.
Кесоян: Вы бы еще выпивку с собой принесли.
Волобуев: Так и надо, по-моему. Форма социального протеста: пронести в сумке выпивку и ещё громко спросить у официанта, действует ли здесь карта «Малина». Представляете, какие очки на «Малине» накапливались бы после одного похода сюда. Можно было бы полгода во «Фрайдисе» завтракать бесплатно.
Уткина (шепотом): Ох, мамочки, смотрите-смотрите — какой, только не оборачивайтесь…
Все оборачиваются на только что вошедшего человека лет тридцати — набриолиненного, в распахнутой на груди рубашке, с сигарой и, кажется, с бриллиантом в ухе.
Уткина: Ну что вы делаете, это невежливо! Я вот чего не понимаю. Я все время смотрю на таких людей и думаю — а чем они занимаются? Чем в принципе такой человек может заниматься?
Кесоян: А ничем. Это ведь самое интересное — существуют какие-то вещи, про которые мы уверены, что их только в кино можно увидеть. Например, люди, которые такие замечательные рубашки носят. А ты приходишь сюда и видишь, что это не кино, а реальность. Это как в Ницце в прибойной волне вдруг увидеть загорелого, поджарого пенсионера в леопардовых стрингах. Сразу понимаешь, что жизнь, как бы это сказать… Многообразней, чем мы привыкли думать.
Входит Сергей Улыбабов, совладелец рекламного агентства Milk.
Улыбабов: Вот вы где. Я на входе, честно говоря, даже помялся. Такие дяди заходили. Я подумал — меня точно не пустят. Может, лучше уж сразу кинуть им в окно бутылку с зажигательной смесью и убежать.
Кесоян: Ну да, ты посмотри на себя, у тебя ботинки не крокодиловые, джинсы не D&G — по всем параметрам, короче, не прошел.
Компаниец: Грустно все это. Девушка, будьте добры, два пива.
22.00. За столом: те же и Светлана Редькина, студентка. Выпито: 3 кружки Newcastle Brown Ale, 250 грамм Jameson, 3 ром-колы, 1 «Кровавая Мэри».
Компаниец: Вообще-то, если они хотели тут устроить дух настоящего GQ — такого мужского бескомпромиссного места, — надо было не эти полированные штуки ставить, а привезти из Англии старые деревянные столы, годами заливаемые пивом, — такие битые, с круглыми пятнами от бокалов.
Улыбабов: Ты сейчас говоришь про суть, а наш GQ — он про форму. Какие столы, ты чего.
Кесоян: Просто для справки: эти столы, которые наш юный друг хочет заменить на битые, делал Ральф Лорен.
Уткина: А вам тут вообще нравится?
Волобуев и Компаниец (хором): Нам — да!
Редькина: А я вот не думаю, что пришла бы сюда еще раз по своей воле. Люди какие-то невеселые. Кроме нашего стола, никого нормального нет. Я если куда-то иду — то без намерений. А сюда люди ходят с намерениями — телку снять, или чтоб кто ужином покормил, или еще чего похлеще. То есть люди тут по большей части не кайфуют, а сидят по делу. Рынок какой-то.
Уткина: Я вот чего не понимаю. Почему у девушек, которые у стойки сидят, из-под штанов не торчат трусы?
Компаниец: Да R’n’B не модно уже. Надо уже подороже выглядеть. Эта вся дешевка отошла давно.
Волобуев: Знаете, я не верю, что главное предназначение этого замечательного заведения — быть местом для съема. Ты приходишь, чтоб поесть и поговорить. А любые знакомства — это такая приятная случайность. Люди, у которых большие зарплаты, — они же тоже люди. У них же какая-то нормальная жизнь есть днем, они наверняка там и знакомятся. Вот этого, как, знаете, у Дега, — джентльмены в цилиндрах разглядывают барышень — этого, по-моему, вообще не бывает, это антибуржуазная выдумка какая-то.
Кесоян: Это вы жизни не знаете. Будете смотреть внимательно — увидите. Приходят два идеально наманикюренных человека и садятся лицом друг к другу. Берут какой-нибудь, не знаю, бурбон. И сканируют. Даже не особенно разговаривают. А лицом друг к другу, чтоб один видел дверь, а другой — другой конец заведения. И так весь вечер.
Волобуев: Кошмар.
Уткина: А вы заметили, что мы тут одни? Где все? Где знаменитости?
Компаниец: На биеннале, видимо.
Улыбабов: А это мракобесие не закончилось еще? Современное искусство! Музей Гуггенхайма все эти годы закупал современное искусство, а теперь его уже некуда складировать — и они его сжигают. Сжигают современное искусство!
Входят Юлия Выдолоб, редактор «Афиши», и Сергей Пахомов, современный художник.
Волобуев: Вот мы сейчас разберемся. Сергей, объясните нам, пожалуйста. Вплоть до конца XIX века искусство, даже светское, было в первую очередь способом обращения человека к Богу. А вы, Сергей, — вы к кому обращаетесь?
Пахомов: Здравствуйте. Я, знаете, занимаюсь сугубо нарративными вещами. (Пересаживается.)
Волобуев: Но к кому вы обращаетесь?!
Кесоян: К тебе. Это ты, прости, с одной «Кровавой Мэри» так возбудился?
Волобуев: Просто меня волнует этот вопрос. «Мэри», кстати, не фонтан. То есть нормальная, крепкая, сельдерей вот торчит… Черт, Редькина, вы съели мой сельдерей?.. Я что хотел сказать: «Мэри» тут — 420 рублей. За 420 рублей хотелось бы чего-то большего. Вот в «30/7» она примерно столько же стоит — но там она такая… Пьешь — и перед тобой вся жизнь проносится.
Выдолоб: Ну тут же другой совершенно принцип. Здесь цены не индикатор какого-то заоблачного качества, они гарантируют, что будет в целом вкусно и тебе не разбавят алкоголь, но в первую очередь они выполняют функцию фейсконтроля. Ты точно знаешь, что сюда не придут пить люди другого социального статуса.
Уткина: А мы вот — пришли!
Компаниец: И на нас странно смотрят.
Волобуев: И я не чувствую, что у меня вырос социальный статус. Я чувствую, что у меня забрали 420 рублей.
Компаниец: Роман, выход в данной ситуации, мне кажется, один…
Волобуев и Компаниец (хором): Девушка! Два «Лонг-Айленда»!
Кесоян: Обратите внимание, кстати, сколько человек персонала одновременно находятся в небольшом, в общем-то, пространстве за барной стойкой.
Компаниец: Человек двадцать, по-моему. Да, персонал действительно работает невероятно слаженно. Пепельница меняется сама собой, пока сигарету несешь. И тут — как в современном театре: артистов сильно больше, чем публики.
Официантка: Четыре «Лонг-Айленда», пожалуйста.
Волобуев (шепотом): Как четыре?
Компаниец: Роман, ну это как раз логично. Мы же вдвоем кричали.
23.00. За столом: те же. Выпито: 8 «Лонг-Айлендов», 3 ром-колы, 1 яблочный мартини, 1 клубничный мохито, 300 грамм водки «Русский стандарт», 2 чашки кофе, бутылка воды Voss.
Компаниец: Справа модели… И слева модели…
Кесоян: Не хочется вас расстраивать, но это телевизор с Fashion TV.
Компаниец: Все равно приятно. Можно головы не поворачивать.
Уткина: Где же знаменитости? Давайте звонить знаменитостям! Компаниец, ну что же вы?! Рома, позвоните Тине!
Волобуев: Знаете, мне именно сейчас очень не хочется развеивать этот лестный для меня миф, что у меня якобы действительно есть телефон Тины.
Выдолоб: Вы, кстати, заметили, что у нас наконец появилось то, что называют name celebrity? Когда ты называешь имя без фамилии — и все понимают, о ком речь. Наоми. Том и Николь. Скарлетт. Тина.
Компаниец: А в соседнем зале ест Анзор Канкулов.
Все (хором): Он не селебрити!
Волобуев: По-моему, Анзор — любимец богов. Мало того что он, кажется, первый в мире мужчина, которого назначили главным редактором Harper’s Bazaar. Моя подруга Алена Лыбченко, ну вы знаете Алену, она написала колонку про обстоятельства его назначения. Можете себе представить, что там было. И что бы вы думали? Колонка писалась за час до сдачи номера в типографию, и в последний момент бац — у Алены виснет компьютер, резервной копии нет, колонка не выходит. Представляете, насколько судьба хранит человека?
Компаниец: Вы правы. Из всех нас он один имеет не только финансовое, но и моральное право тут находиться.
Кесоян: Смотрите, нам к бакарди миндаля принесли. Пустячок, а приятно.
Редькина: Это я по дороге в палатке купила.
Волобуев: Послушайте, пока мы еще чуть-чуть соображаем, может, мне кто-то все-таки объяснит полезную социальную функцию этого места?
Выдолоб: Я могу. Вообще, «GQ-бар» — это такая недоделанная «Дорсия» из «Американского психопата». Но поскольку здесь не Америка 80-х — точнее, здесь еще не совсем Америка 80-х, — сюда именно сейчас и имеет смысл идти. Если все вот так пойдет, то скоро в ресторан du jour придется звонить за месяц и проходить на входе фейсконтроль. А пока можно просто прийти как в кино и заплатить 180 рублей за колу. То есть ситуация в чем-то даже демократичная. Хочешь изучать городскую антропологию — пожалуйста.
Волобуев: То есть это зоопарк? Мы с тобой пришли на зверей посмотреть? Это какое-то страшное высокомерие получается — с обеих сторон. Они наверняка презирают нас, мы тут сидим и делаем вид, что мы лучше их и наш интерес к ним — антропологический. Это же не так. Это обычная интеллигентская поза. Мы же наверняка в глубине души хотим быть как они.
Выдолоб: Я не хочу.
Волобуев: А я — даже не знаю.
Шум, входит толпа людей — в том числе знакомых.
Уже не разобрать кто: Нам сказали, что у вас тут наливают.
Волобуев: Друзья, мне страшно неловко это говорить, но у нас только что деньги закончились. Девушка, а посчитайте нам, пожалуйста.
Уткина: Стойте-стойте, девушка — а у вас действует карта «Малина»?