перейти на мобильную версию сайта
да
нет

«По сути мы все равно панки» Как Faces & Laces стал большим городским фестивалем

В субботу на набережной парка Горького открывается седьмой по счету фестиваль уличной культуры — Faces & Laces, который с каждым годом становится все больше и масштабнее. «Афиша» выяснила у идеолога Faces & Laces Дмитрия Оскеса, как маленькая выставка трансформировалась в огромный конструктор из музыки, одежды, скейтбординга и стрит-арта.

архив

— У Faces & Laces был пролог — выставка в галерее на Неглинной, которая называлась «Original Fake». Это был такой своеобразный смотр достижений московского стрит-арта того времени. Почему она не продолжилась?

— Она была в 2005 году и задумывалась как документация граффити и стрит-арт-среды того времени, чисто кураторский проект. Мы позвали художников, которые нам показались актуальными на тот момент, и задокументировали то, что они делали. К тому моменту я был достаточно активен как художник, принимал участие в групповых выставках на Западе, и «Original Fake» была нацелена исключительно на художественный контент и не предполагала продолжения — мы просто хотели зафиксировать тот момент.

— Как это переродилось в «Faces & Laces»?

— В начале 2000-х я залез с головой в граффити и сразу начал обращать внимание, что художники, которые мне нравятся, делают что-то с разными брендами и сами работают над собой как над брендом. И меня всегда эта мультижанровость очень волновала. Я много путешествовал, был в студиях художников и понимал, с каким трудом они добиваются успеха, — потому что в граффити сделать это супертяжело. Из тысяч успеха достигли десятки — и именно за счет этого мультиподхода. Поэтому в какой-то момент (через полтора года после «Original Fake») я захотел сделать проект, который подвел бы художника к сотрудничеству с брендами. Для любой субкультуры важно то, как ее представители выглядят, очень важна айдентика. Граффити-культура в России того времени не была исключением — люди выглядели по-другому. Я хотел попытаться как-то соединить, грубо говоря, моду, спорт, культурную составляющую и то уличное искусство, которое было на тот момент. И первая «Faces & Laces» прошла в той же галерее на Неглинной в феврале 2007-го. Она была достаточно самодельной и междусобойной, но у нас и не было претензий делать что-то глобальное.

Выставка была закручена вокруг кроссовок, которые были основным моментом этой самой айдентики. Задача стояла такая, что художники работали не с доступными им медиа — холстами, стенами и т.д., а с предоставленными им бланковыми кроссовками от брендов, которые в нас поверили. Московские уличные художники разрисовали для «Faces & Laces» кроссовки — и на 2 года это стало нашей отличительной чертой.

— Ты все время говоришь «мы». Изначально ты занимался этим не один?

— Конечно. Со мной сразу был мой коллега Леша Аксенов, который до сих пор работает над F&L. Мы с ним были в одной граффити-команде и вместе занимались коммерческой деятельностью, разрабатывали рекламные решения для брендов (так, кстати, познакомились с Nike) и F&L тоже придумывали вместе. Вообще в первой выставке был не столько наш труд, сколько труд участников, которые поняли наше предложение и попытались донести свои мысли до аудитории.

— Для какой аудитории первая выставка была сделана? Кому вы хотели все это показать?

— Со зрителями — это всегда вопрос. Во мне граффити воспитало жесткое ощущение к окружающей среде, я понял, что все художники — жесткие эгоисты, они достигают только свои цели и о зрителях не думают. Сделал работу — а поймет или не поймет зритель, это не его вопрос. Я придерживаюсь этой позиции, но делаю шаг назад в том смысле, что, если аудитория проявляет инициативу, я готов объяснять им свою мотивацию. И на первой выставке основной аудиторией были наши друзья и знакомые, но у нас и не было задачи привлекать новых людей, она появилась чуть позже.

Честно говоря, мы не планировали после первой «Faces & Laces» делать что-то подобное. Но вопрос от наших друзей и потенциальных участников «Когда будет продолжение?» появлялся постоянно. И мы стали делать вторую выставку — уже больше, с большим количеством участников и стендов, — потому что первая все-таки опять же была документацией момента. И столкнулись с тем, что очень трудно найти пространство. Мы стали придерживаться такой концепции, что новое место для выставки должно быть каждый год, хотя сейчас мы от этого отошли по ряду причин. У нас была задача удивить аудиторию, показать ей новое место, и тогда, в 2008 году, неожиданным образом появились Провиантские склады.

— Как вы с вашей буйной выставкой оказались в здании пыльного и никому не известного музея на Провиантских?

— Тут все просто: музей сдавал в аренду свои пространства, и стоял только вопрос денег, но каким-то чудом мы этот бюджет собрали и площадку организовали. Как мы все там провели — для меня большая загадка: проход на площадку был возможен только через КПП и с паспортом, даже нас — для того чтобы посмотреть место и придумать, как там все организовать, — пускали только так, это же был полувоенный объект. 

В то время совпало много событий: тенденции, бренды, хайп вокруг нишевых проектов и выставка попали в один момент. Была мода на ню-рейв со своей аудиторией, была субкультурная аудитория, и все они пришли. Мне хотелось дать всему этому нечто большее, чем просто предметы на подиуме, и мы стали думать о музыкальной программе, о западном контенте и начали привозить тех людей, которые создают тенденции, — художников. Это оказалось очень сложно.

 

 

«У нас никогда не стояло цели и задачи привлечь массы людей на наш проект. Приходят те, кто знает, о чем мы, — и слава богу»

 

 

— А что делает известный художник на таком мероприятии? Читает лекцию и участвует в воркшопе?

— Изначально — да, а сейчас бренды привозят художников, с которыми они сотрудничают, и те либо делают что-то живьем, либо готовят какую-то экспозицию. Тогда же мы их просто сюда привозили и давали возможность сделать то, что они хотели бы сделать, — но через призму пребывания в России со всем отсюда вытекающим. И из года в год художники у нас делают что-то специально для F&L.

 — После Провиантских складов вы делали выставки в павильоне «Космос» на ВДНХ и заброшенном здании прямо напротив ГУМа, в Ветошном переулке. Это удивительно — как у вас получалось влезать в такие места еще до того, как правительство Москвы попробовало повернуться лицом к культурным инициативам молодежи?

 — Это исключительно упорство нашей команды. Публика у нас молодая, капризная, импульсивная и порой агрессивная — и мы всегда искали площадку, которая была бы к этому готова, всех бы вместила, была безопасна и технически отвечала запросам. Провиантские склады изначально исходили из личностного отношения. Мы очень переживаем за то, что творится с Москвой: вечная разруха, разрушение памятников архитектуры, обилие рекламы и все то, к чему мы сейчас уже привыкли. Попав на склады, мы поняли, что наша аудитория вообще не знает, что такие места в городе есть. Потом мы захотели сделать выставку на ВВЦ — в том числе для того, чтобы привлечь туда людей и сказать им: «Ребята, вот есть такое место, это наше культурное наследие, и оно, к сожалению, разрушается». Понятно, что повлиять на этот процесс сложно, но пусть люди хоть увидят это место. Выставка в павильоне «Космос» была очень тяжелой, не знаю, как мы вообще там выжили; ВВЦ — это отдельная от всего структура околокриминального характера, абсолютно не зависящая от города и не соблюдающая никакие договоренности. После «Космоса» нам было ничего не страшно.

Что касается Ветошного, то он на тот момент не был известен вообще никому — я сам не знал про это место. А оказалось, что есть целый комплекс зданий, которые сдаются в аренду под разные события, и там проводятся презентации. С одной стороны, это центр Москвы, и с фасада здание более-менее аккуратно выглядит, но внутри — полная разруха. И мы показали людям центр Москвы; окна, которые выходят не на Ветошный переулок, а вглубь двора, открывали разруху в 10 метрах от Кремля. Там было такое ощущение, что находишься в заброшенной промзоне: все разрушено, бегают собаки, стоят будка охранника и синие туалетные кабинки, кучи мусора, заколоченные здания по Ильинке. Ты смотришь на это и понимаешь — вот он, центр Москвы. И когда мы открыли окна в ту сторону, участники и посетители вскрывали себе мозг от увиденного. Но после второго года в Ветошном мы выросли и из него.

— И переехали, как и многие другие, в парк Горького.

— Да, и интерес был взаимным. Мы, понимая, что в любое помещение больше не влезем, искали открытую площадку, и как-то так получилось, что парк одновременно с этим предложил нам обосноваться у них. И выходит, что прошлый год стал переломным.

— Вы поняли, что стали большим городским фестивалем?

— Да, но это осознание странно произошло. С одной стороны — проект небольшой, но то внимание, которое мы получили, несмотря на ошибки и проблемы, оно было удивительным. Я не могу считать, что мы суперглобальное событие, потому что по сути мы все равно панки. И парку надо сказать спасибо за доверие. У нас очень альтернативный проект, с порой вызывающим и агрессивным контентом, а нас позвали в место, куда люди приезжают отдыхать, культурно проводить время. Не каждая площадка была готова нас пускать, наши люди все-таки в оппозиции к окружающей действительности. Это все поразительно, конечно, в парке выглядит. Сюрреалистично.

— Получается так, что посетитель парка Горького приезжает туда погулять с детьми и видит что-то, где очень много разной музыки, которая отовсюду шумит, где много галдящей молодежи, что-то показывают, но непонятно — что. Вы хотели бы объяснить этому человеку, что такое Faces & Laces?

— Безусловно, да. С другой стороны, у нас никогда не стояло цели и задачи привлечь массы людей на наш проект. Приходят те, кто знает, о чем мы, — и слава богу. Мы не сильно стремимся привлечь новых людей. Но рассказывать стоит — потому что непрофильная аудитория тоже может заинтересоваться тем, что они на F&L увидят. Вообще, не надо думать, что наша аудитория состоит из одинаковых людей: это совершенно разные люди — хотя бы потому, что проекты, которые у нас выставляются, тоже делают разные люди. Безусловно, рассказывать нужно, и мы делаем такие попытки, но дело в том, что… Порой внимание медиа к нам достаточно своеобразное. Вообще я не очень люблю с ними общаться, потому что опыт общения еще в мои художественные времена показывает, что часто факты искажаются и подаются так, как выгодно изданию, а не так, как выгодно тебе. И с F&L все то же самое. В итоге мы, кстати, сами решили сделать сайт и пробуем рассказывать с помощью него о наших участниках и о том, что нам интересно, в течение года самостоятельно. 

Опять же — мы дружелюбно ко всем относимся, поэтому у нас бесплатный вход. Мы за бесплатное распространение информации. 

— Если говорить о профильной аудитории, то, как я понимаю, основная претензия арт-среды к F&L — это то, что искусства на нем становится все меньше, а одежды — все больше. 

— Да мы и не стремились никогда показывать стрит-арт в чистом виде, а хотели перемешивать его — к тому же я вообще не считаю, что стрит-арт должен быть массовым. Сейчас мы пришли к тому, что привезли всех топовых художников, которых хотели. А их не так много в мире. С каждым годом это становится сложнее, и сейчас выставочный проект почти ушел с площадки — это новшество этого года. Но мы специально под это открыли галерейный проект «Синтез и интеграция» на месяц, куда привезли восемнадцать художников: и хардкор-граффитчики из Берлина, и графические дизайнеры, и стрит-арт-художники, и люди-бренды, и многие другие. И эта история остается андеграундной и узкопрофильной — потому что широкая аудитория к этому пока не готова. Это понятно и интересно только тем, кто знает художников из граффити и стрит-арт-среды, которые добились коммерческого успеха. 

— Почему такие проекты не делают московские галереи?  

— Максимально к этому приблизился «Гараж» со своей выставкой «New York Minute» — очень крутой, но все равно это пока далеко. У местных галерей нет опыта и понимания относительно этой ниши, но есть стереотипы о граффити и стрит-арте, победить которые очень сложно, — проще привезти художников самому. 

— То есть даже тот же «Гараж» не готов организовать у себя стрит-арт-выставку?

— Я думаю, что они готовы, но «Гараж» для нас — слишком большая институция со своими правилами и законами. Вообще, это единственный российский проект, который я очень уважаю, но минус в том, что мы сами еще не доросли до того, чтобы делать выставку такого масштаба. Это очень большие ответственность и объем работы, она должна готовиться года полтора — а пока мы вернулись к 2007 году и делаем галерейный проект. 

— Как за семь лет существования «Faces & Laces» изменилась ваша аудитория?

— Скачок в развитии произошел сумасшедший, но оценить это довольно сложно. Появилось очень много того, чего в городе не было. Вот что ты хочешь — это есть. Есть интернет, информация, выставки, про музыку я вообще не говорю. Что мне нравится, так это то, что, несмотря на влияние со стороны, Москва все равно очень особенный город. У нас есть свое лицо — и это очень круто.

— Что это за лицо?

— Дать определение этому сложно, но могу сказать, что все проекты околоуличной культуры, которые здесь присутствуют, — они все очень крутые. Коллаборации художников с брендами, магазины, да даже наш Faces & Laces — такого в мире нет, где есть и стрит-арт, и спорт, и одежда, и музыка. На Западе либо современное искусство, либо мероприятие для брендов и байеров, либо скейтбординг. Тот же магазин Fott — их знают там, о них постоянно пишут в блогах.

— Это правда, что кроссовки с «Faces & Laces» были украдены китайскими пиратами?

— Это супержесть! Весной позапрошлого года выяснилась следующая история: в 2008 году у нас на «F&L» выставлялись кастомизированные кроссовки, свою инсталляцию сделали художники Nootk и Luka. Они сделали пару Nike Dunk, оформив их на тему мушкетеров и Средневековья. Очень крутой был проект. Мы всю выставку фотографируем, эти кроссовки побывали во всех фотоотчетах. Проходит какое-то время, и Вова Nootk мне сообщает, что кто-то продает в «ВКонтакте» кроссовки, основанные на нашем кастоме, и присылает мне ссылку. И действительно, какой-то чувак продает Nike с очень криво адаптированной графикой, которая была на «F&L». В единственном экземпляре. То есть китайцы взяли фотографию, отрисовали по ней картинку и стали выпускать поддельные «данки» — и они до сих пор выпускаются каждый год и продаются и в «ВКонтакте», и на китайских рынках; если туда поехать, можно повсюду их там увидеть. Круто, что китайцы увидели эту фотографию, — это же надо было копать, смотреть, искать. Мне кажется, для художника это точно успех — как и для нас. 

 

Фестиваль Faces & Laces пройдет 10-11 августа в парке Горького. Вход бесплатный. Подробное расписание его мероприятий можно посмотреть здесь.

Ошибка в тексте
Отправить