Миф универсал

В Москву приезжает с гастролями «Дерево» — российский театр, прописанный в Дрездене, лауреат Эдинбургского и Авиньонского фестивалей. Спектакли «Дерева» — адская смесь из пантомимы, комедии дель арте, йоги, цигуна, тай-цзы и танцев народов мира. «Афиша» поговорила с руководителем театра Антоном Адасинским

— Почему вы ходите лысым?

— Просто лысым быть очень удобно. Дети лысыми рождаются. Гагарин в космос тоже лысым летал, а когда по Красной площади потом шел, у него парик был. Давайте я вам к разговору о лысинах смешную историю про Славу Полунина расскажу. В момент чернобыльского взрыва мы с Полуниным и со всеми «Лицедеями» снимали в Киеве фильм про пожарников. Клоунский, конечно, фильм. На следующий день после того, как Слава узнал про аварию, он вдруг явился в гостиницу совершенно лысым — ему кто-то сказал, что радиация копится в волосах. Более того, он сидел в номере и никуда не выходил. Я говорю: «Пошли гулять — вся радиация на стенах оседает». Он говорит: «А мне сказали, что нужно сидеть дома, повесить мокрую занавеску и пить красное вино — стакан в день». Я говорю: «Да нет же, только что по радио передали, что пить нужно молоко и все время гулять». В общем, вытащил его. Идем по улице, солнце жарит. А Полунин идет в черном пиджаке и лысый. Чувствую, что-то ему не дает покоя. «Ну что еще не так?» — спрашиваю. И тут он начинает шептать мне на ухо: «Слушай, когда ты первый раз побрился, у тебя не было ощущения, что из воротника член торчит?»

— Всякий раз, когда хотят объяснить, что такое «Дерево», говорят: «Это русский буто». Для большинства, честно говоря, это ничего не значит.

— Буто — это результат эмоционального, душевного бунта, который случился в Японии в конце 50-х годов прошлого века. Революция произошла силами студии Asbestos, которой руководил Тацуми Хидзиката. Танцор этой студии Кадзуо Оно ездил по всему Токио в телеге и сосал молоко у свиньи. Другой танцовщик, совершенно голый, сжавшись до синевы, часами висел в баскетбольной сетке в центре города, а мальчишки бросали в него гнилыми яблоками. Еще один человек прыгал с высоты в реку, в которой воды было всего несколько сантиметров, а дальше — камни; он ломал себе кости. Не думаю, чтобы все эти люди подразумевали под своими акциями сценические трюки. Задача у них была другая. Они ломали рамки культуры, понимая, что культура загибается в существующих границах, а без культуры страна — не страна. Нужен был новый миф, чтобы люди вернулись к творчеству, а не занимались повторением уже написанных сказок. В буто все работы авторские. У них никто никому ничего не ставит. А в последние пятнадцать лет слово «буто» — едва ли не самое модное в Европе. Во всех странах открываются новые компании, проводятся семинары и фестивали буто, приезжают японские педагоги.

— Как выглядит современный буто? Все так же вниз головой прыгают?

— Снова историю расскажу. Для меня до сих пор остается загадкой, как это случилось, но нас пригласили на 50-летие студии Asbestos со спектаклем «Острова в океане». Шли мы туда, как в масонскую ложу, — дрожали, готовились. Входим — а там бал: гигантский зал, лампы дневного света, пятиметровый подиум, как для показа мод. Сидит человек двести народу, фотокамеры, грохот, шум. Потом какой-то человек объявил, по поводу чего все собрались, и тут же начались выступления. Сначала какой-то парень в рубашке минут пять орал в микрофон — что орал, непонятно, но вены у него чуть не лопались. Потом вышел другой человек — с бородой и в очень дорогом национальном костюме — и медленно шел на зал те же пять минут. Третий вышел в подтяжках и широких штанах и начал танцевать. Ему не понравилось, что он делает, он перешел на другой конец сцены и начал еще раз — у него пошло. На наших глазах люди по очереди выходили из зала на сцену — и без всяких медитаций и концентраций уходили в другие миры. Это был танец, который не имеет никакого отношения к нашему представлению о танце. Одна девочка вообще просто сидела на краю сцены и смотрела на зал. Кто-то был более тренирован, кто-то менее, но это очевидно не было реализацией персональных амбиций. И искренность была полная.

— Люди из Asbestos признали вас своими?

— Нас видел Кадзуо Оно и сказал: «Это буто». Мы удивились, потому что он смотрел нашего «Всадника», а там есть и сюжет, и пантомима, и много костюмов, и даже песни. Мы в тот момент не то что такого комплимента не ждали, мы вообще ничего о буто не знали. То есть слово такое слышали, и какие-то фотографии я у Славы Полунина на стенке видел. Но мало ли какие люди на свете работают.

— Рассказывают, что во время многомесячных репетиций вы живете только на хлебе и воде. Так?

— Точнее будет сказать — на рисе и воде.

— Это голодовка по убеждению, вроде религиозного поста?

— Совершенно нет. Просто тело во время работы, видимо, как-то перестраивается. Я вижу еду и не воспринимаю ее как еду. Это касается всех спектаклей, кроме спектакля «Однажды». С «Островами в океане» сложнее всего. Когда готовлюсь к «Кетцалю» (один из спектаклей, которые «Дерево» покажет в Москве. — Прим. ред.), мне хочется что-то пожевать, но не то, что здесь считается едой: может, корни какие-то.

— А ваша поездка в Мексику, где будто бы и был задуман «Кетцаль», — миф или реальность?

— Абсолютная реальность. Два года назад нам захотелось поехать в Мексику — и мы туда поехали. Там нашей актрисе Лене Яровой приснился сон: разноцветная индейская пирамида. Проснувшись, она сделала черно-белую фотографию такой пирамиды и раскрасила ее. Показала рисунок нам: лица людей, лепестки, початки кукурузы — все было очень ярких, праздничных оттенков. Потом я заснул в самолете по дороге домой, а когда открыл глаза в аэропорту во Франкфурте, мне стало физически плохо. Я не видел ярких платьев, ленточек вообще никаких не было. По улицам ехали черно-белые машины, кое-где мелькали бежевые такси — и все! Я тут же пошел в магазин, купил себе желтую рубашку, кришнаитские брюки, желтые кеды — и так ходил целую неделю. А потом я надел трико и начал делать спектакль «Кетцаль».

— Пересказывать спектакли «Дерева» невозможно. Что бы вы сами предпочли рассказать о «Кетцале», чтобы люди решили, идти на него или нет?

— Я бы так сказал: если театр «Дерево» — это город, то «Кетцаль» в нем — городской сумасшедший. Слово «спектакль» с ним не сочетается. Я обычно говорю: «Мы сегодня играем в «Кетцаль». Это сложная игра, правила которой меняются каждый раз, например, в зависимости от количества участников, как в преферансе. Или мы можем перераспределить между актерами части игры. Игре «Кетцаль» очень много лет, поэтому правила ее помнят неточно, как, например, правила лапты. Но мы стараемся играть по максимально древним правилам — вытаскивать их из снов, из древних книг. А родилась эта идея спектакля как игры очень просто. В Шотландии есть местная достопримечательность — пять вертикальных древних камней, которым семь тысяч лет. Это то ли остатки старой деревни, то ли захоронения, то ли ритуальные камни — разные есть версии. К камням автобусами везут японских туристов. Когда я эти камни увидел, то поначалу, честно говоря, ничего не почувствовал. А потом автобусы уехали и остались только два шотландских мальчика. Они носились вокруг камней, играя в прятки. И я подумал: может, так и надо обращаться с мифами?