Ответы. Давид Саркисян, куратор

Давид Саркисян руководит Музеем архитектуры им. А.В.Щусева с 2000 года. За это время бывшая усадьба Талызиных превратилась в одну из важных выставочных площадок Москвы. Теперь здесь расположены и мастерская Александра Бродского, и арх-бюро Юрия Григоряна. В апреле в музее состоялся круглый стол, во время которого было написано открытое письмо московским властям о сносе «Москвы». За месяц под ним подписались больше тысячи человек. Только что в газете «Известия» был опубликован ответ-опровержение. Под ним стоит 28 подписей – в том числе Ольги Свибловой и Петра Фоменко.

– Сначала в Москве все ездили с белыми платочками, теперь все подписывают ваше письмо. В этом городе, кажется, давно не было таких акций протеста.

– Письмо уже подписали больше тысячи человек, и подписи все текут и текут. В почте музея письма от архитекторов, переводчиков, физиков, менеджеров, рекламных работников. Многие, я знаю, просто как камень с души сняли.

– Читали ответ в «Известиях»?

– Мне лично он понравился. Их тезисы фактически совпадают с нашими: и там призыв к диалогу, несколько жалобный. Но только как можно постройку храма Христа Спасителя называть реставрацией? Меня сильно удивляют те представители культуры, которые подписались под подобными утверждениями. Храм Христа Спасителя – это же парадокс, эксцесс, с которого и начались несчастья. Он по материалам настолько неправилен – это пример худшей реставрации объектов. В Англии если у человека, скажем, сгорел дом, дом исторического происхождения, – я знаю такой случай – он может его либо восстановить, используя технологии того времени, либо не имеет права вообще ничего на этом месте строить.

– Вас удивили какие-то имена в списке авторов?

– Наверное, нет. Это же понятно, что у них не было другого выхода.

– То есть, как в советские времена?

– Да, конечно. Для пользы дела я бы даже не называл имен инициаторов нашего письма. Могут и стрельнуть – речь идет о таких больших деньгах и таких больших интересах. И, кстати, обратите внимание, какое количество театральных деятелей среди наших оппонентов – все театры зависят от города. Меня скорее удивило другое – что Дом Пашкова, как указано в письме, передан на баланс города. Как-то я прогуливался у Дома Пашкова с одним большим московским чиновником – очень крупная фигура, не хочу называть имя. Он говорит: «Вот до какого состояния федералы довели Дом Пашкова, говорил же я, отдайте его нам – мы бы в нем казино сделали». Главная беда, мне кажется, вот в чем – над архитектурой упущен надзор верховной власти. Она дала все на откуп на места, а на местах власть, включая и Москву тоже, малокультурная. В России всегда на самом верху решалось, какая будет архитектура. И только после нашей капиталистической революции государство напрочь перестало заниматься вопросами культуры – и архитектуры в частности. Потом, во всех остальных городах есть такая сила, как главный архитектор…

– В Москве же есть главный архитектор – Кузьмин.

– Да, но он ничего не решает – он сам же об этом говорит в интервью. Строительство невозможного дома в начале Арбата он остановить не смог. А Лужков – он, конечно, очень хороший хозяйственник, но после него останется серия музеев, вызывающих смех у всего мира, и несколько десятков зданий в важнейших точках Москвы, которые нельзя показать ни одному культурному человеку, – например, филиал Большого театра. Чуть ли не все послы мне лично говорили: что за ужас такой? Кстати, кроме того что мы потеряли «Военторг», «Москву» и Манеж, еще мы потеряли огромное количество того, что не видим, – я говорю об интерьерах. У меня был шок, когда я узнал, что интерьеры ресторана «Прага» погублены. Я там организовывал съемки фильма «Anna Karamazoff», я их хорошо помню. А теперь в «Праге» евроремонт. Даже непонятно, что лучше – когда есть деньги или когда нет. Когда в Питере не было денег, он благородно погибал, как Венеция. А сейчас смотришь на перспективу фасадов вдоль Фонтанки, а там уже какой-то пузырь вздулся, в московском духе.

– Почти всем известным российским архитекторам около сорока. А что происходит со студентами?

– Когда-то за работами наших студентов следил весь мир. Студент Иван Леонидов сделал два проекта – и весь мир до сих пор на него молится. Идеи Леонидова позаимствовали все – и Корбюзье, и Оскар Немейер. Его однокурсница Лидия Комарова в 98 лет сломала шейку бедра; мы решили платить за сиделку. Она говорит: «Давид, не волнуйся, тебе не придется долго платить». Я говорю: «Цыц, молчать, мы устроим вам пышное столетие». И действительно, сделали торт в форме того дома, который она спроектировала как дипломница. Этот дом, можно сказать, построили в Нью-Йорке – это прототип Музея Гуггенхайма. Не могу сказать, что сейчас кто-то из студентов может что-то подобное, но они пытаются. Есть, конечно, люди, которые хоть коммерческим строительством и занимаются, но это уже не дома для новых русских. А знаете историю про Брынцалова? Как он себе дом выбирал? Приносят проект. Он говорит: не нравится, недостаточно богато. Опять приносят. То же самое говорит. Опять приносят. Он говорит: теперь нравится, но недостаточно богато.