Ричард Троваттен

Откуда приехал: Копенгаген

Кем работает: Глава стратегического развития проектов в Dream Industries

«Я уже второй раз в Москве. Пять лет назад я работал здесь в датском посольстве и познакомился с «Теориями и практиками», которые тогда только появились. По возвращении я даже некоторое время вел «Теории и практики» в Копенгагене. Второй раз я приехал в Москву на учебу в институт «Стрелка». Я тогда собирался уезжать на работу в Нью-Йорк, как вдруг за три недели до отъезда мне пришло напоминание об интервью в «Стрелке» — я когда-то подал туда заявку и совершенно забыл об этом. Неожиданно они приняли меня, и я в итоге выбрал Москву. В свой первый приезд я влюбился в этот город: здесь ты никогда не знаешь, что произойдет дальше, и понял, что просто не могу отказаться от учебы здесь, а работа всегда подождет. После окончания «Стрелки» ребята из «Теорий и практик» предложили мне остаться тут, работать над двумя их новыми образовательными проектами — Exchang.es и Third Place. Exchang.es — это инструмент, который позволяет организовывать встречи самого разного рода: лекции, воркшопы, мастер-классы, а Third Place — это проект, который мы сейчас переделываем и который позволит найти место для таких встреч. То есть я могу организовать воркшоп, пригласив людей и продумав формат оплаты через Exchang.es и зарезервировав для него место через Third Place.

Конечно, в Москве куча проблем, порой идешь по городу и удивляешься их количеству. Но это мне и нравится: здесь не работает множество вещей, зато у тебя есть возможность придумать какое-то крутое решение. Я почти не скучаю по Дании: там все работает так хорошо, что тебе даже хочется что-нибудь сломать. Люди довольны своей работой, у каждого есть свое четкое представление о будущем, но именно поэтому там сложно что-то поменять. В Москве все более свободно, здесь у тебя больше стимулов, чтобы начать что-то с нуля. Возможно, это эгоистично, но Москва мне нравится из-за тех людей, которые меня окружают, и из-за тех возможностей, которые она мне дает. При этом я понимаю, что Москву нельзя назвать городом возможностей для всех. Это двойственность Москвы, с которой я все время сталкиваюсь.

Мне очень повезло, что у меня есть русские друзья: без них я не смог бы даже оплатить коммунальные счета, поскольку я ленюсь и почти не учу русский. Самая большая проблема для меня в Москве — найти что-то. Если у меня развалятся штаны, я даже не знаю, где купить новые. Зимой я хотел купить себе куртку — такую старомодную, какие носят люди на улицах, — но каждый раз, когда я спрашивал кого-нибудь, где ее купить, меня отправляли в какой-нибудь хипстерский магазин.

Пять лет назад в Москве ощущался какой-то особый дух, цайтгайст: все время происходило что-то новое, и было непонятно, чем закончится тот или иной проект — будь то «Теории и практики» или какой-нибудь журнал, в котором работали мои друзья. Это было весело, а теперь этот дух отчасти исчез. Чудо закончилось — ты видишь, куда теперь зашли все эти идеи и проекты. Но сейчас, мне кажется, больше людей стало заниматься своим делом. Это меняет жизнь в Москве к лучшему, когда люди чувствуют связь с городом, — например, когда они открывают тут свои кафе или магазины.

Мне очень нравятся новые места — тот же парк Горького. Это же безумие, вся эта смесь из сотен людей, хипстеров, фолк-танцоров, игроков в какие-то игры. И при этом очень крутая модель: людям дали заниматься, чем они хотят, дали немного контроля — и внезапно у парка в несколько раз больше посетителей, чем раньше. Это уникальная вещь, ни у кого не заимствованная. На всех урбанистических форумах в Москве обсуждают, у кого бы что позаимствовать: лавки из Германии, урны из Бельгии или велодорожки из Голландии. Меня это раздражает: куда интереснее, когда Москва делает что-то свое и когда люди вовлечены в то, что им действительно интересно.

Да, я слышал мнение, что такие места власть якобы дает людям, чтобы они не возмущались из-за неравноправия или коррупции. Но мне кажется, что как только в одном месте людям дают сделать что-то свое, как только им дают повлиять на что-то и прислушиваются к их мнению, они начинают требовать этого и во всех остальных сферах. Это неизбежно так работает. Поэтому, если такова отвлекающая стратегия Кремля, она очень плоха.

Я не очень хорошо разбираюсь в российской политике, но у меня нет друзей, которые бы считали, что законы против геев хороши или что религия должна занимать столь важное место в стране, а Навальный должен сидеть в тюрьме. Я понимаю, что есть люди, которые поддерживают все это, но я с такими не знаком. По большей части эти законы кажутся мне идеями трусливых политиков, преследующими свои кратковременные интересы. Но мне точно так же не нравится, когда мои друзья в Дании выходят протестовать против Путина — они вообще не понимают, что здесь происходит. В первую очередь, они не понимают, что эти протесты оказывают обратный эффект: их нелепость используют местные политики, спрашивая людей — неужели вы хотите быть заодно вот с ними?

Я ходил на митинг в поддержку Навального, который был прямо под окнами моего офиса. Я читал несколько постов в его англоязычном блоге, и идея борьбы с нейтралитетом, идея, что каждый обязан сейчас занять позицию, мне кажется очень сильной. Мне хотелось посмотреть, как люди реагируют на то, что с ним происходит. Мне понравилась акция — люди просто выражали свое несогласие, без агрессии. Был сильный момент, когда минут на десять толпа перекрыла Тверскую. Это очень необычное ощущение: глядеть на Кремль, стоя посреди Тверской. При этом полиция вела себя очень корректно — в Копенгагене я видел протесты куда хуже, со слезоточивым газом, например.

Я не могу вспомнить, что ужасного со мной происходило в Москве, но как-то я попал в неприятный переплет в Волгограде. Я был там с друзьями, но все они остались вечером в гостинице, а я хотел тусоваться. Я вышел на набережную и нашел какой-то шатер, в котором люди выглядели очень пьяными. Я решил, что это необычное место, зашел туда, взял пиво и сел в углу, чтобы записать какие-то впечатления от прошедшего дня в блокнот. Вдруг я поднял глаза и понял, что все на меня смотрят. Только тогда я заметил, что все люди в баре в форме. И тут я понял, что оказался в каком-то военном баре, а сам при этом одет в длинное черное пальто, сижу и что-то пишу в углу, да еще и говорю по-английски. В этот момент несколько людей вышло на улицу, стали что-то кричать и стучать по стеклу за моей спиной, кто-то вытащил нож. Следующие двадцать минут я провел в разговорах, пытаясь убедить людей в баре, что я спортивный журналист из Дании. Там, конечно же, обнаружился фанат какого-то датского рестлера, и мне пришлось притворяться, что я не только знаю, о ком речь, но даже писал о нем. В итоге меня чудом спасли и довезли меня до гостиницы два каких-то очень пьяных офицера. Впрочем, кажется, они хотели от меня денег.

Мне нравятся люди в Москве, их характер. В Дании очень просто познакомиться с кем-то, но потом ты наталкиваешься на стену: люди не хотят пускать тебя в свою жизнь. В Москве все проще: ты наталкиваешься на эту стену сразу. Если у тебя нет ничего общего с человеком, вам не о чем говорить. Но зато потом, когда ты преодолеваешь эту стену, люди начинают тебе доверять и сразу становятся очень открытыми, зовут тебя в гости к родителям. В Дании все дружат с теми же людьми, с которыми учились еще в школе, а у меня мало общего с моими одноклассниками, поэтому мне куда больше нравится встречаться с новыми людьми. Москвичи же проще принимают новых людей в свою жизнь, здесь у тебя все время появляются новые друзья.

В Москве тяжелей всего переносить зиму — пять месяцев холода и темноты. Зимой меня спасает отпуск и баня. Мне очень нравятся русские бани: люди там выглядят дерьмово — в том смысле, что они там такие, как и в жизни. Это совершенно безумное сочетание: тут сидит бизнесмен, здесь какой-то дедушка, там бегают дети. Это не датские оздоровительные спа, где все распределено по возрастам. Здесь все очень по-человечески».