«Письмо было, но его украли» Служители церкви о послании против активисток Pussy Riot

Владимир Вигилянский, руководитель пресс-службы Патриарха Московского и всея Руси

«Я знаю многие отделы православной церкви, и ни через один такое письмо не проходило. Никакого указания мы не давали. Это инициатива московских священников. Не знаю каких. Я не разбирался. Это письмо спровоцировано тем, что сейчас появилось «восторженное» отношение к акции этой группы со стороны политиков и людей, имеющих отношение к культуре. Представители храмов говорят, что ездили за письмом к патриарху? Ну да вы что! Какая позиция у церкви может быть по поводу наказания? Это не наше дело. К письму на сайте патриархии мы тоже не имеем отношения (в опубликованном там документе имеются фразы «считаем эту «акцию» преступлением, которое должно быть осуждено по всей строгости закона», «нынешняя ситуация — это проверка на жизнеспособность нашего народа, если Россия стерпит произошедшее, значит, ее можно брать голыми руками». —  Прим.ред.). Это все общественные организации».

Что говорят об этом в московских храмах

Храм Космы и Дамиана в Шубине

Александр Сторчак, помощник настоятеля: «Похерили мы этот призыв от патриархии. Настоятель прочитал, чтобы почувствовать дух прихожан. В итоге подписались три человека из трехсот. Мы убедились, что у храма есть определенное лицо. Православие — это большой корабль, мы не баптисты и не католики, чтобы папа римский велел перестать есть — и все перестали есть. У нас такого нет, какой поп, такой и приход.

Я, честно говоря, текст обращения краем уха только слышал. Реакция такая — церковь подставляют и втягивают в несвойственные ей игры. Вся эта шумиха совсем нездоровая. Понятно, что у девиц крыша поехала. Им бы поухаживать в хосписе за больными или дать другую общественную работу, чтобы мозги пришли в порядок. Эта история начинает бросать тень на православную церковь. Вчера в трапезной батюшки настоятелю по ушам ездили за это письмо. Сдуру подняли этот вопрос. Но потом прозвучала здравая мысль. Чем скорее все  заглохнет, тем лучше. Эту волну пустила не церковь, а темные силы. Шум, гам, тарарам — дымовая завеса, чтобы скрыть важное. Бросили кость, чтобы отвлечь улицу от недовольства выборами. Все это не дело церкви. Подписи-не подписи, столкновение лбами, вывод энергии в политических целях. Это двухходовка. Потом будет так: если церковь позволяет себе такую жесткость, то почему бы светским не быть такими же? Это перейдет и на демонстрантов: раньше их сажали в автозаки, а теперь будут закатывать в асфальт».

Храм Софии Премудрости Божией в Средних Садовниках

Филарет, служитель храма: «Когда письмо зачитывали, я стоял снаружи с народом. Насколько я понимаю, его циркулярно спустили: то есть патриархия централизованно направила. Так бывает, передают или распоряжения, или обращения, которые нужно зачитать. Если настоятель считает совершенно неприемлемым что-то зачитывать, может не делать этого, хотя «благословляется зачитать» — это как приказ. Я сам обращение решил не подписывать, хотя видел, что подписей десять там стояло. У меня ко всему этому отношение немного другое. Хулиганство есть хулиганство, но к церкви эту акцию относить странно. Они могли устроить ее в любом месте, просто храм Христа Спасителя ассоциируется с властью и государством.

Задаваться целью их засадить, мне кажется, просто неприлично. Каждый человек для себя решает сам — оскорбили, не оскорбили. Но текст у песни кощунственный. По идее, по закону все равны. Христианин или не христианин, высокопоставленный или нет. А раздувать лишнего кажется нечистым. Нужно ли это патриархии? Сначала пресс-секретарь отмежевывался от всего этого. Батюшка у нас сказал, пусть письмо лежит до субботы, чтобы народ подписался, потом все отдадим».

Храм Успения Пресвятой Богородицы

Ольга, помощница настоятеля: «То, что у нас зачитывалось это письмо — ложь. Письмо было, но его украли. Батюшка сказал: кто считает нужным ознакомиться и подписать —  пожалуйста, вот лежит на свечном ящике. Свобода выбора. Сам батюшка его не подписывал. Письмо получено от отца благочинного. Есть такая система получения разных писем. А подписи нужно было отвезти в прокуратуру. Но у нас ситуация разрешилась сама собой. Я про то, что письмо украли.

Я не знаю, зачем это все нужно. На самом деле то, что батюшка поставил вопрос так, чтобы каждый мог сам решить, подписывать или нет, — это самое правильное. Спросите меня, как я отношусь к выступлению этих девушек. С отвращением. Это мерзко. Что может нормальный человек по этому поводу испытывать? И то, что они еще журналистов собрали, эту Елену Костюченко позвали. Я постоянный читатель «Новой газеты», но к ней у меня специфическое отношение. Я не понимаю, почему я должна знать, какой она ориентации. Все это одно с другим повязано. Но писем бы я никаких не подписала. Не нужно их сажать на 7 лет. Пускай подметают или еще что-нибудь общественно полезное делают. Это прикольно все, как теперь говорят. Постмодернизм».