Другие берега
В феврале Московский молодежный театр покажет «Берег утопии» Стоппарда студентам
Легче всего про «Берег утопии» рассказывать в именах и цифрах. Охватывает 35 лет российской и европейской истории. Длится 9 часов (с перерывами между частями и того больше). К февралю уже почти семь тысяч человек провели целый уикенд в обществе Тургенева и Белинского, Гервега, Бакунина, Герцена и Огарева, их жен, детей, воспитателей детей и любовниц. В феврале РАМТ показывает трилогию в двенадцатый раз — специально для студентов, по билетам за полцены, за что студенты должны поклониться РАМТу в ножки (наивно думать, что студенты читали «Былое и думы», не говоря уже о Фихте и Канте, — и что найдется для них столь же значительный факультатив по истории и философии, не говоря уж о человековедении). Но мало кому известен сюжет, на равных вплетающийся в русскую трилогию британского классика, — сюжет ее постановщика Алексея Бородина. Человека, у которого — у семьи которого — был свой личный «берег утопии». Оттого, наверное, истории людей вымершей породы исполнены в монументальном рамтовском спектакле почти интимным переживанием.
Бородину довелось вырасти в русской интеллигентной семье, в то время как эти семьи в России уничтожались. Дед его — из воронежских молокан, в поисках применения энергии и предприимчивости оказавшийся на Дальнем Востоке. Отец учился в Праге, поселился в китайском Шанхае, где построил дом, родил сына и завел химическое производство. Сын Алексей родился у Владимира Бородина в 41-м. Представьте себе на минуту это детство. Отец — владелец фабрики Olma Chemicals, яхтсмен и заядлый охотник; красавица мать и три сестры. Дома — семеро слуг-китайцев, садовник, прачка, гувернантка. Вне дома — русская школа и Советский клуб. Над кроватью шанхайского пионера вывешен плакат «Мальчик останавливает поезд красным галстуком». В клубе — новые книги и премьеры советских фильмов. Бородин вспоминает, какое впечатление на него произвела картина «Суворовцы»: он наотрез отказался ехать домой на рикше.
После маоистской революции иностранный капитал и сами иностранцы покидают Китай. Русские тоже уезжают: кто в Америку, кто в Канаду, но большинство — в Советский Союз. «Как некий Солнечный город, Советская сторона маячит в отдалении, зовет, манит. Она бросает свои лучи на почву доверчивого и все более глубокого желания к ней приблизиться, назвать эту страну своей», — напишет Бородин пятьдесят лет спустя. Репатрианты, друзья семьи, оказавшись на родине, не пишут писем, но взрослые не чувствуют опасности и верят в утопию истово, как дети: Владимир Бородин ликвидирует завод.
Далее — путешествие через Чимкент и Одессу в центр страны; подмосковное Пущино, истончающийся привычный домашний уклад, болезнь отца, потеря вещей, окружавших детей с младенчества, смерть бабушки, отца, матери…
Выброшенные на берег, Бородины все же сумели сохранить семью. Судите сами: Бородин ставил «Берег утопии»; племянник Александр финансировал постановку, сестра Наташа (Наталия Николаева, на фотографии рядом с братом) — продюсировала спектакль и предварявшие его кинофестиваль Стоппарда, публикацию трилогии, образовательный проект.
По счастью, Бородины вернулись на родину в 54-м, после смерти Сталина, а не в 49-м, например, когда первая волна репатриантов хлынула в Солнечную страну. Иначе ждали б их другие берега.