Летняя школа Английской архитектурной ассоциации Воображаемые заборы, площади-воронки, кинотеатры без стен и другие проекты

В «Стрелку» приехали преподаватели знаменитой школы Архитектурной ассоциации Лондона — альма-матер Рема Колхаса и Захи Хадид. Архитектурная ассоциация (АА) — передовик современной архитектурной мысли, в ней препарируются привычные представления об архитектуре и урбанизме, тестируются новые идеи и создаются новые смыслы. Архитектурная ассоциация практикует выездные летние школы по всему миру, в этом году она обосновалась в Москве. Мегаполис рассматривается школой как лаборатория для тестирования архитектурных идей, и в этом смысле Москва — идеальная площадка: здешняя реальность — это сгусток парадоксов, находящийся в постоянном движении.

Образовательная практика АА достаточно неординарна для Москвы; в отличие от местного традиционного подхода, оставляющего процесс создания архитектуры где-то за кадром, методология АА отсылает скорее к экспериментам ВХУТЕМАСа. Для них важен процесс исследования и постоянные отсылки к широкому кругу архитектурных критиков и мыслителей, а также демонстрация динамики проектирования, где инструментами служат диаграммы, карты и серии прототипов.

Работа по созданию финального предложения начинается вовсе не с определения его параметров, как это происходит в практике МАРХИ. Первая часть воркшопа посвящена выявлению одной городской проблемы, волнующей студента, и выбору московского здания или района, лучше всего иллюстрирующего эту проблему. Затем ставится задача создать образ-провокацию, который бы раскрывал проблематику и служил вдохновением в дальнейшем поиске решения. Вторая часть воркшопа описывает отношения формы и функции здания и приводит к созданию архитектурного прототипа, представленного на выходе наряду с каталогом исследований, демонстрирующим процесс работы в течение недели. В Москве, несмотря на короткий срок для исследования и разработки проекта, студентами были обозначены важные городские проблемы как повод для дальнейшего обсуждения.

Мария Федорченко

преподаватель

«Главное отличие архитектурного образования в АА заключается в том, что проектное предложение здесь основано на процессе исследования, мы не отделяем историю и теорию архитектуры от проектирования. Второе — мы презентуем процесс работы в качестве финального продукта. То есть на выходе демонстрируется не только здание, но и рассказ о том, какая архитектурная теория повлияла на исследование и в конечном счете привела к тому или иному выводу. 

Сильная сторона русских студентов — они очень хорошо подготовлены с точки зрения графических навыков и пространственного мышления, а слабая касается знания истории и теории архитектуры и способности работать с теоретическими концепциями. На Западе в образовании постоянно используются ссылки на теоретиков, а это целый пласт мыслителей, о которых в России даже не слышали. Да и модель преподавания сильно отличается. К примеру, студенты все время нас спрашивали: «Что бы вы хотели, чтобы мы сделали?», а мы отвечали: «В этом-то и дело — мы хотим вас научить генерировать идеи и потом их защищать, а не давать указания, что и как делать».

Юджин Хан

преподаватель

«Архитектурная ассоциация старается быть интернациональной школой внутри западного контекста, она объединяет подходы к архитектуре разных стран. Я очень рад стремлению русских студентов к укреплению российской или московской специфики, потому что нет смысла импортировать западную архитектуру на российскую почву. Обмен с Западом необходим, но одновременно этот обмен может укрепить локальную архитектуру, и это абсолютно современный подход. Российский исторический контекст очевидно глубок, но ему не хватает диалога и обмена идеями, и поэтому такие воркшопы полезны для всех».

Янг Ю, Кембридж: «Для меня как для иностранки, впервые приехавшей в Москву, «Красный Октябрь» — очень интересное место для посещения. Здесь происходит много событий, выставок, здесь присутствуют все элементы креативного кластера, но нет внутреннего механизма, способного связать эту активность с памятью места. Преобразованные фабрики, лишенные своей изначальной внутренней структуры, остаются безразличными и к прошлому, и к настоящему — снаружи сложно определить, что происходит внутри. Недостаточно поместить галереи внутрь здания, необходим активный процесс производства культуры и искусства. Поэтому я бы хотела вернуть элементы производственного процесса шоколадной фабрики, потому что это то, что эмоционально связывает людей с этой территорией. Я предлагаю создать систему производства искусства и культуры, пропуская посетителей через серию образовательных программ и культурных процессов, по аналогии с системой производства шоколада».

Елена Серопян, Москва: «Меня интересует, что именно в здании делает его характер уникальным и как эту уникальность сохранить, ведь проблема заброшенных зданий может быть решена посредством перепрограммирования функции здания. Мы ежедневно видим примеры изменения функции — это и Дом Пашкова, и Манеж, при этом многие московские постройки не используются и не реставрируются из-за устаревшей функции. Для своей работы я взяла пустующие московские кинотеатры, потому что их внутреннее пространство, довольно обширное, может быть легко трансформировано под другие задачи — например, выставочные проекты. Я убрала стены первого этажа, чтобы сделать акцент на массивном, нависающем объеме здания, характерном для архитектуры кинотеатров 1960-х годов. А как напоминание о первоначальной функции стены здания могут использоваться в вечернее время для демонстрации кинофильмов».

Фаина Тягай, Елена Фадеева, Москва: «Мы исследовали феномен забора как физической и психологической границы. Для нас эта история началась за городом, где тебя постоянно окружают заборы соседей. Это мало соответствует концепции загородного дома, когда все, что ты видишь в дачном поселке, — это коридоры из заборов. Даже территория кладбища состоит из заборов, огораживающих пространство. Поскольку забор является довольно мощным инструментом, формирующим городскую среду, мы исследовали его потенциал, смоделировав воображаемые заборы в нескольких частях города, чтобы представить себе различные сценарии использования этого структурного элемента.

В городе поражает количество пустых пространств, огражденных заборами и тем самым приобретающих легальный статус — например, около кинотеатра «Художественный» заброшенная стройка за забором, и людям не приходит в голову, что ее там быть не должно, и они воспринимают забор как данность. Заборы различаются по типологии, существует и своя иерархия заборов. Мы работали и с невидимыми преградами: поскольку магистрали в Москве воспринимаются как барьеры и формируют естественную преграду, мы решили разделить город стенами, проходящими по основным шоссе».

Екатерина Тищенко, Москва: «Я занимаюсь темой идентичности городов в рамках докторской диссертации, и в этом воркшопе я хотела проверить методику на Москве, с учетом специфики города. В Москве, как и в любом крупном мегаполисе, происходит наслаивание архитектурных систем, которым становится сложно сосуществовать друг с другом, потому что на исторический контекст накладываются новые сооружения. С одной стороны, мы не можем продолжать жить по тем правилам, которые были актуальны много лет назад, — у нас поменялась и транспортная инфраструктура, и виды деятельности. С другой стороны, каждый слой — это сложная система, представляющая часть истории, и к этому надо относиться с уважением. Конечно, ответ на вопрос идентичности мегаполиса невозможно найти в рамках недельного воркшопа, но за это время можно понять, насколько это сложная структура. Результат — не какой-то готовый проект, а развитие новых методик, стратегий, которые могли бы быть применены в дальнейшем».

Анастасия Герасимова, Уфа: «Я приехала в Москву и сразу отправилась к дому Наркомфина, увидела на балконе каких-то художников, и они пустили меня внутрь. Меня поразило как состояние дома, так и внутренняя атмосфера. Параллельно я читала «Junk Space» Рема Колхаса и подумала о том, что у нас свой особый Soviet Junk Space, потому что Москва заполнена полуразрушенными зданиями советских лет, и это создает пространство забытых памятников, которые либо сносятся, либо реконструируются, утрачивая атмосферу, либо постепенно разрушаются. В своей работе я искала другие пути сохранения атмосферы и особых черт здания — где-то важен фасад, где-то интересная функция. На сохранение наследия нужно смотреть шире, ведь физический аспект — только часть сохранения. Например, в здании Наркомфина ключевая вещь — это социальная функция, которую я предлагаю усилить. Блок столовой, коридор для совместного времяпрепровождения — архитектор Гинзбург рассматривал это здание как переход от индивидуального жилья к коммунальному, что позволило бы позже перейти от совместного жилья к совместному труду. Этот подход за счет объединения жилья и работы можно успешно использовать и сейчас для какого-то определенного сообщества, например сообщества архитекторов».

Алексей Карлинский, Саратов: «В Саратове много площадей, и все они функционируют как общественные пространства. В Москве меня поразило отсутствие возможности задержаться и провести время на площади — все свободное место либо отдано под транспортную развязку, либо используется как паркинг. Тем временем параллельно существует другая система общественных пространств — это метрополитен. Если сравнить количество площадей и скверов в Москве с количеством станций метро, получится схожая цифра, к тому же многие площади территориально накладываются на станции метро. И когда постсоветские площади перестают функционировать как места общественной жизни, происходит «сползание» активности вниз, под землю, в пространство метрополитена. Поэтому я предложил использовать эту метафору буквально и создать такую «площадь-воронку» между поверхностью земли и метро в качестве нового типа общественного пространства».