Ответы. Азия Ардженто, актриса

Азия Ардженто – актриса, режиссер, писатель, дочь итальянского режиссера, гения ужасов Дарио Ардженто. Только что она снялась вместе с Вином Дизелем в «ХХХ». Ее последняя работа – роль следователя во французском триллере «Красная сирена» Оливье Мегатона, ученика Люка Бессона. Премьера фильма – 19 декабря.

– Где вы сейчас находитесь?   

– Дома, в Венеции.   

– Но я звоню в Лос-Анджелес.

– Венеция, штат Калифорния.

– Что вы видите перед собой?

– Мою боксерскую грушу. Еще море за окном и каналы. День превосходный, теплый. Мою собаку на балконе, это чихуахуа. Все.

– Вы боксируете каждый день?

– Да, каждый день. Но сейчас я в основном занимаюсь кунг-фу. У меня пока только оранжевый пояс, но мне ужасно нравится.

– Чем кунг-фу лучше бокса?

– Про бокс я уже все знаю, я им десять лет занимаюсь, мне нос сломали, надоело. Кунг-фу – нечто новое.

– Насовсем переехали в Америку?

– Насовсем.

– Вы итальянка, новый фильм – французский, сделан на английском языке. Вам уже все равно, на каком языке играть?

– Абсолютно. Это имеет значение, только когда играешь на языке, которого не знаешь.

– А на каком языке вы пишете?

– Пишу по-итальянски, но вот только что закончила сценарий для своего следующего фильма как режиссер – начала писать по-итальянски, а закончила по-английски.

– О чем сценарий?

– Это экранизация романа молодого американского писателя Джей Ти Лероя «Сердце обманчиво превыше всего». О мальчике и его отношениях с матерью. Прекрасная книга. Мы собираемся начать снимать в мае, здесь, в Америке.

– О каких людях вам интереснее всего писать?

– Наверное, о людях, которых я знаю. Так мне легче манипулировать ими. Особенно это касается злых людей. Поскольку вы русский… Русская литература – самая важная вещь в моей жизни. Она меня сформировала. Я до сих пор перечитываю Достоевского и Толстого. Они говорят, что нет злых людей. У каждого есть своя причина быть злым. Всем дано искупление. Это я узнала из русских романов.

– В «Красной сирене» вы хладнокровно обследуете мертвое тело, в то время как вашего португальского коллегу, мужчину, тошнит. А как вы в жизни относитесь к виду крови?

– Меня не тошнит. Я не боюсь крови. Я была с людьми, которые умирали, и вокруг было много крови, и я была единственная, кто нашел в себе силы там находиться. И боль. Я не люблю боль, но у меня очень высокий порог терпимости.

– Вас научил этому бокс?

– Бокс и боль, которую я выстрадала в жизни. Я поняла, что физическая боль – ничто в сравнении с этим.

– В фильме расследование начинается со снафф-фильма, в котором убивают по-настоящему. Вы когда-нибудь видели такое?

– Нет. Меня это не интересует.

– А как вы относитесь к порнографии?

– Это один из моих любимых жанров. Раньше я ее больше смотрела, теперь мой секс-драйв поубавился.

– Насколько автобиографичен был ваш режиссерский дебют «Пурпурная дива», в котором вы сыграли звезду, злоупотребляющую сексом, алкоголем и наркотиками?

– Очень автобиографичен. Хотите знать точный процент?

– Нет, цифру не хочу, ощущение хочу.

– Знаете, странно говорить о прошлой жизни. Так я это ощущаю – как прошлую жизнь. Того человека больше нет. Она умерла. Да благословит ее Господь.

– Судя по вашему фильму, в жизни звезды большую роль играет скука.

– Скука? Да мне ни разу в жизни не было скучно! Ни разу! Я могу часами сидеть и смотреть на белую стену или на собственные пальцы – и мне не будет скучно. Странно, что вы это говорите. Это одна из главных тем моей жизни: полное отсутствие скуки. Боль – другое дело. Но боль не может вызывать скуку.

– Чему вас научил ваш отец?

– Эстетике.

– Не могли бы вы ее определить?

– Нет. Это подсознательное.

– Но что это, стиль?

– Нет, думаю, страсть к кино.

– А техника режиссуры?

– Ему ближе плавные, чистые движения камеры. У меня более инстинктивный глаз. Я грубее.

– Когда он вас снимал как актрису, всегда давал вам роль жертвы. Как вы думаете, почему?

– Не хочу разговаривать о моем отце.

– О’кей. Тогда у меня последний вопрос: если бы вы узнали, что вам отпущено мало времени, что бы вы сделали?

– Я бы, наверное, не работала, а каждую минуту проводила со своей дочерью. Какой мрачный вопрос! Почему вы не спросите, что бы я сделала, если бы мне было отпущено еще сто лет?

– Что?

– Я бы сделала первую настоящую, пятичасовую экранизацию «Преступления и наказания».

– Думаете, вам это удастся?

– Может быть, когда мне будет пятьдесят…